Надежда Тэффи - Том 3. Городок

• Название: Том 3. Городок
• Автор: Надежда Тэффи
• Издательство: Лаком
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-85647-026-0

Настоящий том собрания сочинений известной русской писательницы Надежды Александровны Тэффи знакомит читателя с произведениями, созданными ею в эмиграции в 1920-е годы. В него целиком вошли две наиболее значительные книги из выпущенных за границей в это время – «Рысь» (Берлин, 1923) и «Городок» (Париж, 1927), а также некоторые рассказы и фельетоны, опубликованные в парижских газетах, но не включавшиеся автором в сборники. Большинство произведений отличают тонкая ирония и мягкий юмор, по-прежнему определяющие подход писательницы к жизни.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Я обожаю апельсины. Они круглые и желтые, как солнце, а под шкуркой у них тысячи крошечных мешочков, налитых душистым сладким соком. Апельсин радость, апельсин красавец.

И вдруг мне вспомнилась Ганка. Она ведь не знает апельсина. Теплая нежность и жалость согрела сердце.

Бедненькая! Не знает. Дать бы ей хоть один. Да как быть? Взять без спросу немыслимо. Спросить, скажут – за обедом получишь. А унести от обеда нельзя. Не позволят либо спросят, а не то так еще и сами догадаются. Может быть, смеяться станут… Нет, надо просто взять, да и все тут. Ну накажут, не дадут больше, и все тут. Чего бояться.

Круглый, прохладный, приятный, он у меня в руке.

Как могла я это сделать? Воровка! Воровка! Ничего. Потом, потом все это разберется, а сейчас – скорее к Ганке.

Девки пололи у самого дома, у черного крыльца.

– Ганка! Это вам, вам. Попробуйте… это вам.

Смеется румяный рот.

– Цещо?

– Апельсин. Это для вас.

Вертит в руке. Не надо ее стеснять.

Я побежала домой и, высунувшись через окно коридора, смотрела, что будет. Хотела пережить с ней ее удовольствие.

Она откусила кусок прямо со шкуркой (чего же я не вычистила!) и вдруг распялила рот и вся, уродливо сморщившись, выплюнула и отшвырнула апельсин далеко в кусты. Девки окружили ее, смеясь. А она все морщилась, мотала головой, плевала и вытирала рот рукавом шитой рубахи.

Я сползла с подоконника, быстро прошла в темный угол коридора и там, забившись за большой, крытый пыльным ковром сундук, села на пол и заплакала.

Все было кончено. Я стала воровкой, чтобы дать ей самое лучшее, что я только знала в мире. А она не поняла и плюнула.

Как изжить это горе и эту обиду? Я плакала сколько слез хватило. Потом, кроме мысли о моем горе, мелькнула новая:

– Нет ли за сундуком мыши?

Этот страх вошел в душу, окреп, спугнул прежнее настроение и вернул к жизни.

В коридоре встретилась няня. Она всплеснула руками.

– Платье-то, платье-то все как есть заваляла! Да ты никак опять плачешь?

Я молчала. Сегодня утром человечество не поняло моих серебряных камышей, которые мне так хотелось объяснить. А «это» – это даже и рассказать нельзя. В «этом» я должна быть одинока.

Но человечество ждало ответа и трясло меня за плечо. И я отгородилась от него, как сумела.

– Я не плачу. Я… у меня… у меня просто зуб болит.

Зелёный чёрт

Я волновалась целый месяц – пустят меня на эту елку или не пустят?

Хитрила, подготовляла почву: рассказывала маме о доблестях Жени Рязановой – у этой Жени елка-то и предполагалась. Говорила, что Женя очень хорошо учится, почти первая в нашем классе, что ее всегда всем ставят в пример, что она уже не девчонка, а очень серьезная женщина, ей уже шестнадцать лет.

Словом, времени не теряла, и когда в одно прекрасное утро позвали меня в гостиную примерить перед большим зеркалом белое платье с голубым кушаком, я поняла, что дело мое выиграно и на елку я пойду.

Тогда начались приготовления: вечером добывалось из нянькиной комнаты лампадное масло и мазались им брови – чтобы гуще наросли к балу. У старшей сестры был подобран выброшенный ею корсет, ушит и припрятан под тюфяк. Изучались перед зеркалом светские позы и загадочные улыбки. Родственники удивлялись – «отчего у Нади такой идиотский вид? Верно, переходный возраст – потом выровняется».

Елка была назначена на 24-е – день именин Жени.

С точки зрения эстетики – я сделала все, что могла. Хотя в распоряжении моем был только рваный корсет, но и этими небольшими ресурсами я достигла небывалого эффекта. Я так стянула себе талию, что могла стоять только на цыпочках. Я еле дышала, и выражение лица у меня сделалось умоляющее. Но радостно приносятся первые жертвы на алтарь красоты.

Нянюшке поручено было отвезти меня. Я попрощалась с домашними, уже надев шубу, чтобы не убить их своей стройностью.

Народу у Рязановых собралось много и все больше взрослые: офицеры, товарищи Жениного брата, барышни, дамы. Нас, подростков, было только трое-четверо, и на всех один кадет, так что и мы танцевали с офицерами. Это было, конечно, очень почетно, но страшновато.

За ужином, несмотря на всякие мои подвохи, чтобы присоседиться к кадету, усадили меня рядом с большим чернобородым офицером. Было ему, вероятно, лет тридцать, но тогда он казался мне отжившим и дряхлым существом.

«Вот, сиди с этим старьем, – думала я, – нечего сказать, веселый ужин!»

Офицер очень серьезно рассматривал меня, затем сказал:

– Вы – типичная Клеопатра. Прямо поразительно.

Я испуганно молчала.

– Я говорю, – продолжал он, – что вы похожи на Клеопатру. У вас в классе уже проходили про Клеопатру.?

– Проходили.

– Вы такая же царственная и такая же тонкая и опытная кокетка. Только ноги у вас не хватают до полу – но это уже деталь.

Сердце у меня забилось. Что я – опытная кокетка, я в этом не сомневалась, но как мог этот старик так сразу все заметить?

– Посмотрите, что у вас в салфетке.

Я взглянула. Из салфетки торчала розовая синелевая балерина.

– А у меня вон что.

У него был зеленый черт, с серебряным канителевым хвостом. Хвост дрожал, черт юлил на проволочке, до того веселый, до того красивый, что я даже ахнула и протянула к нему руку.

– Стоп! Его трогать нельзя. Это мой черт. У вас балерина, вы с ней и любезничайте.

Он воткнул черта в стол перед своей тарелкой.

– Взгляните, какой чудесный! Это лучшее произведение искусства, какое мне только приходилось встречать. Ну, да вы, наверное, искусством не интересуетесь. Вы – кокетка, Клеопатра; вам бы только людей губить.

– Да, ваш чертик самый красивый, – пролепетала я, – ни у кого такого нет.

Офицер деловито оглядел ужинавших. У каждого прибора сидело по синелевой фигурке – собачка в юбочке, трубочист, обезьянка. Такого черта не было ни у кого. Даже похожего не было.

– Ну еще бы! Такой черт появляется раз в эпоху. Посмотрите, что за хвостик – никто его и не трогает, а он сам дрожит. И какой веселенький!

Не надо было мне всего этого и рассказывать. Мне и без того черт нравился так, что даже есть не хотелось.

– Что же вы не кушаете? – спрашивал «старик». – Мама не велела?

Ах, как все это грубо. При чем тут мама, когда я светская женщина и ужинаю на балу с офицером.

– Нет, мерси, мне просто не хочется… я на балах всегда мало ем.

– Да? Вы себе, конечно, успели уже выработать привычку. Но что же вы не смотрите на моего чертика? Ведь недолго уже осталось вам любоваться. Вот кончится ужин, я его сейчас в карман – и домой.

– А на что он вам? – с робкой надеждой спросила я.

– Как– на что? Будет скрашивать мою одинокую жизнь. А потом женюсь и буду показывать его жене, если она будет себя хорошо вести. Ведь, не правда ли, дивный черт?

«Старый злой человек! – думала я. – Неужели ты не понимаешь, что я люблю этого веселого черта! Лю-блю!»

Если бы он не так восхищался им, я, может быть, решилась бы предложить ему поменяться – отдала бы ему свою розовую балерину. Но он, видимо, сам так был захвачен этим чертом, что и соваться нечего.

– Что это вы как будто загрустили? Жалко, что скоро конец? Что никогда в жизни вы ничего даже похожего на него не увидите? Н-да, такие встречи не часто бывают.

Я ненавидела этого жестокого человека. Я отказалась от второй порции мороженого, хотя, в сущности, хотела еще. Отказалась, потому что уж очень была несчастна. Пусть все летит прахом, не хочу никакой радости и ни во что не верю.

Все поднялись. Мой кавалер быстро отошел от стола. Чертик остался. Я подождала. Право, у меня даже мысли никакой не было. Голова не думала, думало, должно быть, одно сердце, потому что оно вдруг стало сильно и быстро стучать в верхушку тесного корсета.

Офицер не возвращался.

Я схватила черта. Серебряный хвостик упруго ударил по руке. Скорее в карман…

В зале опять начались танцы. Пригласил милый кадет. Я не решилась. Все казалось, что черт выскочит из кармана.

Я его уже не любила. Не было мне от него радости. Тревога и забота. Если бы взглянула на него, может быть, и пошла бы на все муки. А так… и к чему я это сделала. Пойти разве подкинуть на стол? Но дверь в столовую была заперта. Там, верно, уже убирали.

– Что вы такая печальная, моя прелестная дама?

«Старик» стоял передо мной и лукаво улыбался.

– А у меня страшное несчастье. Пропал мой черт. Я в отчаянии. Хочу телефонировать в полицию: пусть сделают обыск. Может быть, среди нас находится опасный преступник.

Он улыбнулся. Ну, конечно, он шутит насчет полиции.

– Сколько вам лет? – спросил он вдруг.

– Мне скоро будет пятнадцать, через десять месяцев.

– Ого, как скоро. Значит, года через три я бы мог на вас жениться. Н-да. Если бы не пропал так необъяснимо мой милый черт. Теперь мне порадовать жену нечем. Что же вы молчите? Я, может быть, кажусь вам слишком старым?