Вера Крыжановская - Светочи Чехии

• Название: Светочи Чехии
• Автор: Вера Крыжановская
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-906-13770-8

Власть, нарушающая заповеди Бога, не может быть Им признана.

Европа, средневековье, начало XV века. Рыцари и знать Богемии и Моравии, восстали против папства и германского засилья в Чехии. Терпение лопнуло после сожжения заживо в 1415 году священника Яна Гуса и Иеронима Пражского, народных любимцев Праги и истинных рыцарей христианской веры.

Захватывающая книга Веры Крыжановской насыщена многими интересными подробностями эпохи, не зря ведь говорят, что все романы Крыжановская писала в состоянии транса, под диктовку душ, живших во времена героев ее исторических хроник. Не поэтому ли историки отмечали удивительную правдивость в книгах автора, никогда не изучавшего историю? Еще Российская Императорская академия наук высоко оценила роман «Светочи Чехии», отметив его почетным отзывом. В наши дни проза Веры Крыжановской актуальна как никогда ранее, ведь многое в истории Европы и России нам предстоит пересмотреть заново…

---

— Да.

— Эта самая женщина умерла за несколько недель до моего отъезда сюда; но перед смертью передала мне на исповеди подробности злодеяния, предоставив мне поступить с ее показанием, как я найду нужным. И вот, что я узнал. В тот год, когда умер ваш отец, графу Воку исполнилось шестнадцать лет, и Эвзапия была его возлюбленной. Вальдштейны в ту пору почти разорились вследствие мотовства старого графа, и единственным способом выпутаться из тяжелых обстоятельств было — захватить громадное состояние барона Светомира, выдав вас замуж за Вока. По этому поводу начались переговоры, и ваш отец благосклонно отнесся к этому проекту, так как любил своего двоюродного брата, с которым его разделяло лишь несходство политических взглядов. Я лично толковал с ним об этом в то время, когда был у вас в Рабштейне, и мы даже вместе поехали в Прагу, где барон должен был обсудить, совместно с графом, этот вопрос. Ваш муж, хотя и был тогда еще очень молод, но уж знал цену деньгам и вовсе не желал ожидать годы, чтобы вступить в пользование вашим огромным состоянием, а может быть, его настроил отец, — но вот, что они придумали. Влюбленная, как кошка, Эвзапия выболтала как-то своему возлюбленному, что у нее есть от матери секрет одного яда, убивающего без всяких признаков и не сразу, а в продолжение известного времени, смотря по дозе. Взяв с нее страшную клятву, что она будет молчать, Вок приказал приготовить яд и отмерить его столько, чтобы снадобье начало действовать лишь по прошествии нескольких часов и не убило ранее двух дней. В Пльзене, в гостинице, где проживал тогда ваш отец, ему и влит был этот яд подкупленной, не знаю при посредстве кого, служанкой; преступление совершилось, и барон привезен был умирающим в дом своего двоюродного брата. Ничего не подозревая и тронутый окружавшим его заботливым уходом, он продиктовал известное вам духовное завещание.

Ружена онемела; ей становилось тяжело дышать, голова кружилась, сердце ныло в груди. Ее обожаемый отец предательски убит, а преступник, совершивший это злодеяние, стал ее мужем.

— Придите в себя, дочь моя, — встревоженный ее видом, сказал Бранкассис. — Я понимаю ваш ужас быть связанной с таким человеком, но я снова повторяю вам обещание освободить вас от него.

— Благодарю вас, отец мой, за то, что вы раскрыли мне глаза, — глухо прошептала Ружена.

— Я боюсь, что у вас не хватит сил таить истину, а между тем это необходимо, пока я не вышлю вам из Италии документов, подтверждающих показание Эвзапии, которое у меня засвидетельствовано.

Ружена откинула руками назад волосы и выпрямилась: она была страшно бледна, но глаза мрачно блестели.

— Да, я буду молчать и скрою все, так как хочу, чтобы виновный был уличен в убийстве и наказан по всей строгости законов, — тихо сказала она.

— И это будет только справедливо. Кровь вашего отца вопиет к отмщению из преждевременной могилы.

Нужны были именно отчаяние и горе, которые бушевали в душе Ружены, чтобы не отвернуться с омерзением от такого служителя церкви Христовой, проповедовавшего, вместо милосердия, ненависть и месть. Но в эту минуту она потеряла всякую способность рассуждать и разбираться в чем бы то ни было.

— Мой отец будет отомщен; оправиться же я успею, так как он не вернется раньше завтрашнего дня.

Наружно спокойная, прошла она в комнату, где обыкновенно собиралась семья. На дворе дождь лил, как из ведра, и она оставила кардинала ужинать.

Бранкассис, по-видимому, был в отличном расположении духа; но от внимательного взгляда Анны не укрылось, что глаза подруги как-то лихорадочно блестят и мысли где-то витают. На ее вопрос Ружена ответила, что у нее болит голова, и Анна вышла из комнаты, чтобы принести ей лекарство, а во время ее отсутствие Бранкассис незаметно влил в кубок молодой графини что-то из крошечного флакона, скрытого в ладони руки.

После ужина кардинал тотчас же простился и ушел, а Ружена, ссылаясь на головную боль, сказала, что идет спать; на самом деле, она чувствовала непреодолимую потребность остаться одной.

Она торопливо разделась и отослала всех, даже и Анну, а сама принялась лихорадочно ходить из угла в угол.

Она задумалась об отце и рисовала его себе красивым, здоровым, таким, каким он был, когда уехал из замка, и безумный гнев вдруг овладел ею. Как, для такого-то злодея, который смел протянуть к ней свою запятнанную убийством руку, она отказалась от Иеронима и выдержала жестокую нравственную борьбу, чтобы только забыть любимого человека и честно выполнить то, что считала своим долгом? Но в эту минуту у нее закружилась голова и она почувствовала дурноту.

„Я слишком разволновалась! Мне надо скорей лечь в постель”, — подумала Ружена.

С большим трудом, так как ноги едва ее слушались, дотащилась она до кровати и едва легла, как заснула тяжелым, глубоким сном.

Оба графа совершенно неожиданно вернулись в ту же ночь домой. Узнав, что жена не здорова, Вок не хотел ее беспокоить и прошел прямо к себе, в спальню, куда ему подали ужин, после чего он поспешил лечь спать, тоже чувствуя недомогание.

Было около полуночи и в доме Вальдштейнов все покоилось глубоким сном.

Не спал пока один Брода и, по обыкновению, погружен был в чтение священного писания. Вдруг камешек стукнул в его окно, за ним другой, а затем третий.

Брода вскочил: это был ночной сигнал, условленный между ним и Туллией, на тот случай, когда она хотела сообщить ему безотлагательно что-либо важное. Он побежал к выходившей на улицу двери, ключ от которой хранился у него, и впустил бледного, запыхавшегося пажа.

— Какая-то опасность угрожает вашей молодой синьоре, — торопливо проговорила Туллие, — Вернувшись сегодня вечером, Томассо приказал Бонавентуре немедленно идти к Иларию и провести ночь у него, а в полночь отворить ему дверь в переулок. Вы понимаете, что не с добрыми же намерениями собирается эта каналья пробраться к вам, да еще в отсутствие молодого графа. Я не могла расслышать всего, но они что-то толковали о снотворном лекарстве, чтобы никто не мог им помешать…

— Граф Вок неожиданно вернулся домой.

— Тем лучше! Может быть, Бонавентура его и предупредит, так как он должен быть уже тут, я опередила его всего на несколько минут.

— Обождите здесь, а я пойду посмотреть, что там делается.

Глава 6

Схватив кинжал, Брода выбежал из комнаты и прежде всего бросился к Воку. Молодой граф крепко спал; следовательно, Ружена была одна, и Брода принялся трясти спавшего, чтобы предупредить его, какой неожиданный гость пожаловал к ним в дом. Но все усилие разбудить Вока были тщетны; граф лежал, не двигаясь, и не будь слышно дыхание, его можно было счесть мертвым. Встревоженный Брода раздумывал, что ему делать дальше, как вдруг ему послышался шум в соседней комнате, точно кто споткнулся о мебель. Он мигом бросился в сторону и закутался в складки занавеси кровати. Почти в ту же минуту маленькая, юркая фигура показалась в дверях и, как тень, прошмыгнула к постели.

К своему великому удивлению, Брода узнал Бонавентуру. Крошечные, проницательные, умные, но лукавые глазки оглядели всю комнату; тощее, лисье лицо монаха дышало чисто дьявольской злобой.

Нагнувшись к спящему, он внимательно прислушался к его дыханию, потом приподнял одну из рук графа, и та бессильно упала на одеяло. Тогда он схватил со стоявшего в ногах постели кресла шелковую подушку и наложил ее на лицо Вока, который слабо застонал.

Но в этот момент Брода схватил монаха за шиворот, отогнул назад и вонзил ему кинжал в горло. Бонавентура свалился на ступеньки балдахина, не испустив крика и зажав в руках подушку. Не кинув на него взгляда, Брода вытащил из раны оружие и, не мешкая, бросился в покои Ружены.

Мы сказали выше, что Анна заметила необычайно возбужденное состояние Ружены и тревожно наблюдала за ней. Непривычная грубость тона, которым графиня отослала ее спать, сначала обидела Анну; она вернулась к себе и стала раздеваться. Но любовь к подруге и беспокойство одержали, однако, верх, и она, закутавшись в широкий ночной наряд, бесшумно прокралась к комнате Ружены. Сквозь просвет занавеси Анна увидела, что та в волнении ходила по комнате, затем медленно добрела до кровати и бессильно на нее повалилась. Прождав еще с четверть часа, Анна тихонько вошла и приблизилась к ней; графиня спала, но дышала с трудом, лицо ее горело, хотя и было смертельно бледно.

— Боже мой! Лишь бы она опять не заболела, — прошептала Анна, с испугом ощупывая влажную, но холодную руку приятельницы, безжизненно лежавшую поверх одеяла.

„Надо бы позвать врача, а где его найти в эту пору?” — подумала она и решила провести ночь у изголовья подруги, а если появятся новые тревожные признаки, разбудить Матиаса и непременно послать его за лекарем.

Она расположилась в кресле, у постели, и, подперев голову рукою, стала думать о прошлом, о будущем и о Светомире, который вот уже два года не давал о себе никаких известий.