Влада Медвденикова - Дети войны

• Название: Дети войны
• Автор: Влада Медвденикова
• Жанр: Ужасы и Мистика

«Он говорит: «Мы последние дети войны. Рожденные для сражений, не нашли новый путь. И потому скитаемся вдали ото всех и никто не ищет нас». Но я отвечаю: «Ты знаешь, что наш путь остался прежним». И он больше не спрашивает, хочу ли я вернуться в город. Он знает — я не вернусь туда без него.» Вторая книга цикла, продолжение «Предвестников Мельтиара».

---

Эрай отворачивается, принимает из рук юного воина шлем, увитый синими и красными лентами, идет прочь. Лагерь вокруг нас приходит в движение, часть воинов расходится, другие следуют за своим вождем.

Старик молча стоит рядом со мной.

— Расскажи, — говорю я ему, — с кем вы воюете.

38

Я не знала, сколько прошло времени. Солнце уже не палило так ярко, тени удлинялись, но вечер все не наступал. Воздух становился холоднее, полнился предвкушением зимы, и казалось — вот-вот небо окрасится алым, по земле потекут сумерки. Но дневной свет все не угасал.

В этом мире ночь не спешит, подкрадывается постепенно.

Хорошо, что это так. Гораздо тяжелее было бы ждать в темноте.

Первые мгновения были самыми долгими. Я замерла, глядя вслед Мельтиару, — знала, что могу себе это позволить, здешние люди не удивятся, сочтут обычной слабостью влюбленной девушки. Мельтиар не обернулся, и это тоже было правильно.

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду. Даже издалека он выделялся: высокий, безоружный, одетый в черное, — яркий росчерк среди пыльной толпы. Потом шатры и люди заслонили его, и я вздохнула, обняла оружие и позволила переводчику увести меня прочь.

Я боялась за Мельтиара. Его не учили искусству скрытых, он не умеет плести беседу, говорит прямо и не сможет обмануть, если потребуется. Но здесь военный лагерь, может быть, тут все прямолинейны, не придется искажать правду? Но я уже обманула этих людей, пришла к ним с оружием, скрыла, что я воин.

И поэтому могла выглядеть любопытной, — вертела головой, смущенно опускала глаза, встретившись взглядом со встречными, и считала. Считала улицы, палатки, повороты. Запоминала путь, которым меня вели.

Шатер, у которого остановился переводчик, отличался от прочих. Дверная занавесь была отдернута, обвязана белым шнуром, а над входом качались бубенцы, позвякивали в такт ветру. Изнутри тянулся странный запах, горьковатый и чистый, — словно тут жгли высушенные полевые травы, окуривали ими палатку.

— Здесь тебя никто не потревожит, — сказал переводчик.

Я шагнула внутрь, а он остался за порогом, — словно эта черта была запретной, преступать ее было нельзя. Я осторожно опустила оружие на пол, вопросительно взглянула, и переводчик заговорил снова.

Глаза еще не привыкли к полумраку, я оглядывалась, но видела лишь неясные тени. Звуки чужой речи казались тяжелыми и резкими, смысл слов с трудом оседал в мыслях. Я кивала, стараясь быть растерянной и встревоженной, а переводчик говорил. Объяснял, где что лежит, куда я могу выйти и как найти обратный путь, и много раз просил простить за скромный прием.

— Мы не ждали женщин, — повторял он. — Здесь нет того, к чему ты привыкла. Но клянусь, каждый будет почтителен с тобой, как со старшей сестрой. Никто не потревожит тебя ни здесь, ни в умывальном шатре, ни снаружи.

Я хотела спросить, почему здесь нет женщин, но вместо этого улыбнулась, неуверенно и слабо, и сказала:

— Наше путешествие было таким тяжелым, что военный лагерь кажется мне дворцом.

Должно быть, это были нужные слова. Переводчик пожелал мне спокойного дня, задернул дверную штору и ушел.

Я зажмурилась, посчитала до десяти и открыла глаза. Шатер перестал быть нагромождением сумрачных теней.

Сквозь крохотное окошко в крыше падал свет, наискось рассекал палатку. Пылинки взлетали и клубились в солнечных лучах. Ветер хлопал оконной шторкой, луч света то гас, то вспыхивал снова.

Мне стало тоскливо.

Черные палатки, где я ночевала во время войны и разноцветные шатры Аянара — все это так далеко. Наш город, наш мир — в бесконечной дали. Чужой лагерь, чужие люди. «Здесь не видно звезд», — так сказал Мельтиар.

Шатер был таким же безрадостным и тусклым, как мои мысли. Внутри полотнища еще сохранили цвет — желтовато-серый, сухой оттенок. Солнечный луч падал на кровать — низкую, укрытую шкурами и белым одеялом. Поодаль — деревянный стол и два стула, раскладных, с сиденьями из грубой кожи.

Я подняла оружие, положила его на кровать, села рядом. Мне было спокойнее рядом с черными стволами, тоска отступала, уже не мешала думать. Я смотрела, как медленно сдвигается луч света, как пляшут пылинки, — и ждала. Мгновения текли медленно, я не могла понять, минуты прошли или часы, и уже готова была позвать Мельтиара, — но он заговорил первым.

Нам придется остаться здесь до завтра. Его мысль вспыхнула, затмив сумрачный шатер и тягость ожидания. Сейчас обхожу с ними лагерь. Потом приду к тебе.

Я надеялась, что это значит «скоро», но солнечный луч исчез, и сумрак и холод окутали палатку, прежде чем Мельтиар вернулся.

— Дальше от берега горы становятся выше. — Огонь бился в каменной плошке, алыми отсветами падал на лицо Мельтиара. — Битвы идут за плодородные долины и за святые места. Это один народ, просто передрались.

Мы сидели на кровати, прижавшись друг к другу и завернувшись в шкуру, — она пахла пылью и все тем же запахом высушенных трав. На столе перед нами громоздились тарелки с сушеным мясом, кислыми яблоками и россыпью вареных зерен, незнакомых на вкус. Еду принесли вскоре после возвращения Мельтиара, — оставили у входа. Я не заметила, кто приходил, лишь увидела тень за дверной занавесью и услышала перезвон бубенцов.

Холод проникал сквозь полотнища шатра, тек по полу. Я сжимала горячую руку Мельтиара и слушала.

— Человек, с которым я буду говорить завтра — военный лидер, — рассказывал Мельтиар. — Но над ним есть старший. В родстве с ним по крови. Кажется — брат.

Запнулся об это слово, и я засмеялась. Слова, означающие родство, так редки в нашей речи, что нетрудно забыть, как они звучат. Может быть, я даже не вспомню их все. Не то, что в языке врагов.

Может быть, эти люди такие же? Семья и кровные узы для них важнее всего, может быть магия у них вовсе не магия, а чуждая сила, как у всадников? Нет, это невозможно, ведь искусство всадников нам недоступно, а Мельтиар прикоснулся к барьеру этих людей и научился их волшебству.

Он рассказал мне все — яркими всполохами мыслей. О том, что мы отрезаны от своего мира и от отряда, ждущего на берегу. Мельтиар не видит их, не может окликнуть.

Отрезаны. Смогу ли я найти свою команду во сне?

Эта мысль, внезапная, незванная, полоснула меня. Я замерла, крепче сжав ладонь Мельтиара. Долгое плаванье, берег другого мира, чужая земля, незнакомые воины, — слишком много нового я видела за эти дни, и забыла, забыла!

Забыла, что сегодня я снова должна погрузиться в белый сон, найти Коула и Кори.

Сегодня?

— Сколько дней, — спросила я, — прошло после бури?

— Пять дней, — ответил Мельтиар.

Я улыбнулась, кивнула. Сегодня. Я найду их, увижу, смогу поговорить.

Зажмурившись, я собрала все силы, сжала тревогу в безмолвные слова, направила Мельтиару.

Барьер… не остановит сны?

Не остановит. Ответ Мельтиара пылал, заливал душу огнем и темнотой. Даже время их не остановит.

Водоворот образов, разноцветных и серых, погас у меня за спиной. Да и был ли он? Я закрыла глаза, готовясь к погружению, к странствию по лабиринту белого сна, — но он накрыл меня как пелена.

Кори и Коул рядом со мной, мои пальцы меж их ладоней, — словно мы не расставались. Может быть, мы все время были здесь, а море и берег — лишь сон?

Не комната на этот раз — колышущиеся пологи, меняющие цвет. Явь ли пробралась в сновидение или память о лагере Аянара? Свет текучий, неясный, ярче его — сияние, бьющееся под пальцами Кори, растекающееся по нашим сцепленным рукам. Перевожу взгляд с Кори на Коула, окунаюсь в тревогу и радость, — словно кто-то из нас снова вышел из бури.

— Как ты? — спрашивает Кори. — Что у вас случилось?

— У нас все хорошо, — отвечаю я.

Все хорошо, нет повода для беспокойства, чужаки приняли нас как гостей, может быть, мы скоро вернемся с флейтой! Радость наполняет меня, и я не могу различить, что ее породило: свет Кори или сила Мельтиара, или то, что мы живы. Мы живы, мы вместе, сидим втроем, соединив ладони.

Я спрашиваю:

— Нас не было видно?

— Да, вы пропали! — говорит Кори. Коул бросает на него удивленный взгляд, беспокойство вспыхивает с новой силой. Коул не знал, что мы погасли, стали невидимыми звездами. Неужели даже с тайного этажа нас не могли разглядеть? — Как хорошо, что ты здесь! Когда вы исчезли, у нас все жутко переволновались, и я тоже!

— Там барьер, — отвечаю я. — Он скрывает от любой магии, мы внутри него.

— Ты в безопасности? — Коул смотрит на меня с тревогой, и я киваю.

— На что похож другой мир? — спрашивает Кори.

Рассказываю, почти веря, что сейчас слова вспыхнут образами, заклубятся перед нами, примут облик чужого лагеря, выстроятся рядами палаток. Кори и Коул увидят воинов, колесницы, услышат и поймут чужую речь, смогут ощутить ветер и холод далекой земли.