Борис Вальбе - Помяловский

• Название: Помяловский
• Автор: Борис Вальбе
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1936

В издание идет речь о жизни и творчестве русского писателя - прозаика XIX века - Помяловского Николая Герасимовича (1835-1863), автора реалистичных повестей и очерков таких как: «Молотов», «Мещанское счастье», «Очерки бурсы» и др.

---

Б. Вальбе ПОМЯЛОВСКИЙ

«Я любил радоваться на сильнейшего из нынешних поэтов-прозаиков — на Н. Г. Помяловского. Это был человек гоголевской и лермонтовской силы. Его потеря — великая потеря для русской поэзии, страшная, громадная потеря».

Н. Чернышевский

«Возможно, что Помяловский «влиял» на меня сильней Лескова и Успенского. Он первый решительно восстал против старой дворянской церкви, первый решительно указал литераторам на необходимость изучить всех участников жизни, нищих, пожарных, лавочников, бродяг и пр.».

М. Горький

ДЕТСТВО

«Где нам в барство лезть, не тем пахнет, да и жизнь-то была у нас не барская, друг друга

Н. Помяловский.

1

Для того, чтобы знать поэта, — говорил Гете, — надо знать его страну.

Страна, в которой родился Помяловский, это — Россия 30-х годов, это Петербург Николая I и Бенкендорфа. Петербург, в котором задыхался и трагически погиб Александр Сергеевич Пушкин.

На Малой Охте — окраине этого казенного, каменного Петербурга — родился Николай Герасимович Помяловский.

До 100-летнего юбилея Н. Г. Помяловского неизвестна была дата его рождения. Только в 1935 году удалось найти метрическую книгу церкви Марии Магдалины на Малой Охте. В этой книге под № 25 указано:

«У диакона Герасима Помяловского и жены его Екатерины Алексеевой родился сын Николай — 11 апреля 1835 года. Восприемники: Литвин, Александр Евтихиев, диакон Успенской церкви, что на Сенной, и Комарова, Варвара Николаевна, жена столоначальника СПБ. Духовной Консистории».

Детство и отрочество Николай Герасимович провел на Малой Охте. Помяловский-писатель вспоследствии создал удивительные типы охтенских поселян, показал их оригинальный быт и нравы, яркий колорит этой своеобразной вольницы, вскормленной Малой Охтой. Любовь к Малой Охте осталась у Помяловского на всю жизнь. Он ее опоэтизировал в своей неоконченной повести «Поречане». О ней он трогательно всегда отзывается в своих письмах.

Охта — по утверждению историков — происходит от эстонского одноименного слова, означающего «запад, закат, конец». В применении к Охте происхождение этого названия объясняется тем, что Охта — самый крайний, западный, из правых притоков Невы.

В 1721 году по указу Петра, осуществлявшего свой план кораблестроения, в устье Невы и Охты было построено 216 домов для набора плотников. Был послам офицер на Белоозеро, на Вологду, в Шуйский городок, в Каргополь, на Устюг и на Холмогоры, для набора 432 вольных плотников, которые «были обыкновенны к судовой работе».

В мае 1723 года Петр получил донесение о выполненном наборе вольных плотников, которые и зачислены были в ведение партикулярной верфи. Вольные плотники были освобождены от всяких податей и налогов с обязательством выполнять в необходимых случаях адмиралтейские работы при оплате «противу других вольных плотников по 3 руб. 50 коп. в месяц». В их владении оставлены были дома и огороды. Были им обещаны выгоны и земли, «сколько следует по указу и писцовому наказу», но это обещание долго не было выполнено.

Охтяне не могли заниматься хлебопашеством. Зато у них были отличные пажити. И охтенки завели у себя голландских и холмогорских коров, снабжая столицу молоком и молочными продуктами.

Судостроение, столярное мастерство и скотоводство стали основными промыслами охтян. Женское население на Охте всегда превышало мужское и отличалось свободолюбивым, независимым характером.

Помяловский с большим юмором подчеркивал «вольный дух» своих земляков, их образованность и эмансипацию женщин, что выделяло, по его словам, Малую Охту как «дивное местечко, славный уголок земли». Н. Г. Помяловский любил приглашать своих друзей на Малую Охту. В одном из его писем к Я. П. Полонскому мы читаем:

«Хорошо на Охте, погода благодатнейшая, ночи чудные, на кладбище соловьи прилетели, под носом Нева, с затылка речка, только на дворе некрасиво — бревна, дрова, щебье, старые бочки — ну, да зачем на двор смотреть. Квартира довольно большая и хорошенькая, как фонарь, — в одной комнате шесть окон». Старожилы Малой Охты и поныне гордятся теми местами поселка, которые связаны с именем Помяловского. Они знают уголки, где писатель любил удить рыбу; они охотно вспоминают о различных шалостях, которые проделывал живой и задорный мальчик вместе с бойкой и веселой малоохтенской детворой.

Мальчик Помяловский целые дни проводил или на берегу с удочкой в руках, или на местной тоне, где между тонщиками у него были взрослые приятели, любившие здорового, бойкого и любознательного мальчика. Вольный дух рыболова, охотника или, как сам Николай Герасимович любил выражаться, дух «помяловщины» был привит писателю с детства. По различным воспоминаниям «произведениям самого Помяловского, имеющим автобиографический характер, нетрудно установить это.

2

Помяловский, как и многие другие выдающиеся представители революционной демократии 60-х годов (Чернышевский, Добролюбов), происходил из русской духовной семьи. Отец его был дьяконом кладбищенской церкви Марии Магдалины. До последнего времени ни один биограф Помяловского не имел никаких материалов об его отце. Нам посчастливилось найти в 1936 году в клировых консисторских ведомостях, хранящихся в ленинградском областном архиве, материалы, которые хотя и скупо, но все же дают некоторое представление о жизненном пути Помяловского-отца и его семьи, а также о Малоохтенской церкви, где он состоял дьяконом с 1835 года до своей смерти в 1851 году. В 1835 году ему было 31 год — стало быть рождения он 1804 года. В конце 1850 года он еще фигурирует в клировых ведомостях, обычно писавшихся его рукою, причем почерк у него был такой же, как у сына, но более ясный; его ведомости отличаются от всех прочих ведомостей этой консистории четкостью почерка и грамотностью. Герасим Никитич Помяловский умер от чахотки на 47-м году жизни, оставив большую семью — восемь человек детей.

После смерти Герасима Никитича заступивший его место дьякон Леонтьев платил семье своего предшественника 100 руб. 80 копеек серебром в год, «а именно вдове Помяловской до поступления ее в должность просфирни по 14 рублей 40 копеек серебром; и шестерым детям ее, каждому по 14 рублей 40 копеек серебром: дочерям до выхода их в замужество, а сыновьям до определения их на казенное содержание в училище».

В послужном списке отца Помяловского обращает на себя внимание прежде всего пункт об исключении его из философского отделения семинарии, во-вторых, тот факт, что всю жизнь он оставался дьяконом, хотя был сыном священника, отлично грамотным и основательно знавшим церковную службу. Постоянный священник церкви Марии Магдалины Яков Феодорович Троицкий, происходивший из провинциальной дьяческой семьи, был менее грамотен, чем Герасим Никитич. В специальной графе консисторских ведомостей («кто как знает чтение, пение, катехизис, кто сколько в год говорил проповеди») о Герасиме Никитиче Читаем:

«Чтение, пение, таинства знает хорошо». Поведения «скромного» — явление очень редко отмечаемое среди духовенства того времени. Между тем это «скромное поведение» неразлучно с Герасимом Никитичем во всех ведомостях за все годы его службы. Со слов Николая Герасимовича известно, что отец его не был пьяницей. Есть также графа, из которой видно, что он никогда не был судим и оштрафован. Исключение Герасима Никитича из философского класса семинарии несомненно находится в связи с его «скромным» поведением. Скромное поведение и исключение из семинарии Помяловского отца станет понятнее, когда мы познакомимся с пребыванием его сына в семинарии, с его ненавистью к царившему здесь варварству и деспотизму. В семье Помяловских не чувствовалось обычного в тогдашних духовных семьях деспотизма. Отец был добродушный, миролюбивый, с детьми обращался сравнительно ласково.

Николай Герасимович оставил очень мало воспоминаний о бытовом укладе родительской семьи. Пробел этот, правда, не трудно восполнить по его художественным произведениям, носящим автобиографические черты. В рассказе «Данилушка» он так описывает семейную обстановку: «Вот глубокая осень. Отец обошел свои гумна и нашел, что всего-то у него вдоволь. Он рад и спокоен. Данило принес первую клюкву. Кипит самовар на столе. Анна качает Люльку; мать стучит спицами; Петруха мастерит какую-то штуку долотом; отец добыл Четьи-Минею и начинает читать о Георгии Победоносце и св. великомученице Варваре. Бывают во всяком более или менее добром семействе тихие, мирные вечера, когда в воздухе веет благодать и кротость; всех посетило лёгкое расположение, нет ни хохоту, ни крику детского. Это не счастье, которое волнует кровь, это — чудные часы жизни, после которых не остается ни утомления, ни пустоты в душе, это — поэзия семейной жизни! В такие минуты, ребенок, утомившись игрой, положит голову на руку; взор его углублен, и не угадать, сознает ли он себя или не сознает. Самовар шумит и свистит; раздается мерная октава [отца]. Данило, забравшись в угол, слушает сказания о великих чудотворцах. У него замирает сердце и, в патетических местах, дрожит слеза на реснице, и потом долго мечтается ему о такой святой и блаженной жизни и представляется уже ему, что вот и его ведут к Диоклетиану, и он читает «Верую», и проводят его через все роды казней и мучений, мечтается ему, что все это он перенесет и переможет, и будет святым». В этой обстановке, как можно видеть, преобладают два начала. Начало мирной трудовой жизни, дружно спаянной семьи и обычные в семье духовенства сказания и предания, полные церковных суеверий, расслабляющей мистики и варварской мифологии. Образ отца, однако, всегда окутан в воспоминаниях Помяловского ласковостью и добротой.