В. Васильев - Два года в тундре

• Название: Два года в тундре
• Автор: В. Васильев
• Издательство: Главного управления Северного Морского пути
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1935

В книге описано путешествие геологической экспедиции Всесоюзного Арктического института в глубь Анадырской тундры. Рассказывается также о взаимодействии исследователей с местным населением.

Крайний северо-восток Азиатского материка является одним из самых интересных полярных районов Советского Союза. Здесь, на сравнительно небольшой площади, встречаются безбрежная равнинная тундра, неприступные высокие горные хребты, материковый лед и покрытые прекрасным строевым лесом берега многоводных рек. Не приходится сомневаться, что в недрах этого края скрываются многочисленные и разнообразные минеральные богатства. Тундра, горы, реки и моря, омывающие эту страну, изобилуют ценным пушным зверем, громадными стадами северного оленя, разнообразной рыбой и крупными морскими животными.

---

Два года в тундре

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Крайний северо-восток Азиатского материка является одним из самых интересных полярных районов Советского Союза. Здесь, на сравнительно небольшой площади, встречаются безбрежная равнинная тундра, неприступные высокие горные хребты, материковый лед и покрытые прекрасным строевым лесом берега многоводных рек. Не приходится сомневаться, что в недрах этого края скрываются многочисленные и разнообразные минеральные богатства. Тундра, горы, реки и моря, омывающие эту страну, изобилуют ценным пушным зверем, громадными стадами северного оленя, разнообразной рыбой и крупными морскими животными.

История этого края несложна. До XVII столетия здесь развивалась своеобразная культура многих северных народностей — чукчей, ламутов, юкагиров и изредка проникавших сюда камчадалов, якутов и эвенков. Основной контингент населения составляли чукчи. Центрального аппарата управления у чукчей не существовало. В 1648 году в устье реки Анадырь появился «якутский казак» Семен Дежнев. В следующем году Дежнев поднимается вверх по течению реки и собирает первый ясак с местных жителей. Начавшееся общение населения с русскими и несколько позднее с американцами привело к быстрой классовой дифференциации кочевого населения. Главы отдельных семей превращаются в собственников огромных стад оленей, для пастьбы которых требовалось большое количество рабочей силы. Институт кулачества и батрачества вошел в быт населения, вуалируясь в формах родовых отношений.

Дежнев являлся предшественником целого ряда русских казаков и купцов, систематически проникавших в бассейн реки Анадыря. Довольно быстро на северо-востоке Азин утвердилось владычество русского царизма. Последующая жизнь страны шла по общему порядку, установленному для окраинных областей бывшей империи. Огромные территории бассейнов рек Анадыря, Верконя, Чауна, Ашоя и др. передаются в вассальное подданство кучке царских сатрапов, которые буквально высасывали все жизненные соки из местного населения.

Чванливая чиновничья знать, осев в немногочисленных прибрежных населенных пунктах, не замечала, как между их пальцами в захваченную ими область проникали не менее жадные, но более ловкие руки американских торговцев.

В результате, более чем 200-летнее владычество царизма в крае привело к тому, что его коренное население, обнищав в большей своей массе до самых крайних пределов, скатилось на уровень почти первобытных людей. Спирт и сифилис быстро повлекли за собой вырождение целых народностей. Самые дикие суеверия и шаманство настолько прочно вошли в быт населения, что для возвращения его к сколько-нибудь человеческому образу жизни и вовлечению в общехозяйственную и культурную стройку Союза требуется колоссальное напряжение сил и энергии.

В статье «Политика советской власти по национальному вопросу в России» еще в 1020 году И. В. Сталин говорит: «Чтобы упрочить этот союз» (между окраинами и центром), «нужно прежде всего ликвидировать ту отчужденность и замкнутость окраин, ту патриархальность и некультурность, то недоверие к Центру, которое осталось на окраинах, как наследие зверской политики царизма. Царизм намеренно культивировал на окраинах патриархально-феодальный гнет для того, чтобы держать массы в рабстве и невежестве».[1]

Эти слова как нельзя более подходят к нашей северо-восточной окраине. Предлагаемая читателю книга «Два года в тундре», дает ряд примеров, как местное население, вопреки явной очевидности преимущества, работы в полном контакте с советскими организациями, легко поддавалось агитации местного кулачества и убегало в тундру.

Однако, следя шаг за шагом за продвижением геологической экспедиции Всесоюзного Арктического института в глубь Анадырской тундры убеждаешься, что лед недоверия местного населения к пришельцам с «материка» дал уже громадные трещины.

Для работников, отправляющихся в эти районы, книга «Два года в тундре» может служить тем путеводителем, по которому нм придется продвигаться вперед, выполняя свое трудное и славное дело освоения этой необычайно богатой и в то же время суровой страны.

За короткое сравнительно время работы советских исследователей и хозяйственников в описываемом районе сделано уже не мало. В 1933 году в Чукотском национальном округе имелось 17 крупных колхозов и 18 кооперативов. Чукчи имеют теперь свою собственную письменность с латинизированным алфавитом. Школы, больницы, культбазы и прочие культурные учреждения все больше и больше находят себе место в различных пунктах побережья Чукотки, но не надо забывать, что перед советскими исследователями, культработниками и хозяйственниками лежит свыше 500 000 квадратных километров бассейна одной только реки Анадыря, где большой процент населения до сих пор еще находится почти в первобытной стадии развития.

Скорейшее освоение и вовлечение этой огромной территории и ее населения в общехозяйственную жизнь Советского Союза является важнейшей задачей работников Арктики.

ГЛАВА I

Пароход медленно двигался по зеркальной воде бухты Золотой Рог, бросая в темноту короткие гудки. Моторные лодки и катера торопливо отходили в сторону, освобождая ему путь. Перевозчики-китайцы, раскачиваясь с веслом в руках, ловко управляли переполненными до отказа людьми шампуньками.

На рейде пароход стал на якорь. Гулко прокатился над водой грохот цепи. Предстояло принять последний груз: бензин, керосин, нефть, катера и японские остроносые кунгасы. К борту подошли огромные баржи, нагруженные бочками и банками в ящиках с маркой Нефтесиндиката.

Загремели лебедки. Среди палубного груза начали выстраиваться правильными рядами бочки и ящики с горючим. На пароходе появились аншлаги «курить воспрещается».

Владивосток, разбросанный по склонам гор, играл бесчисленными огнями. На рейде, словно гигантские светлячки, блестели иллюминаторы судов, ожидавших очереди у причала. Гул города покрывали резкие гудки паровозов, густой рев пароходов и протяжны вой сирен.

Пассажиры, состоявшие из рабочих камчатских рыбалок, советских и партийных работников Чукотки и служащих Акционерного камчатского общества (АКО), заполнили трюмы и палубы парохода. Чужой город и непривычная судовая обстановка быстро сближали незнакомых людей. Пассажиры размещались в каютах, наскоро отгороженных переборками из неструганных досок по бокам трюма, посередине которого были настланы нары в три яруса. Верхний был отведен для японских рабочих, нанятых на рыбалки. Японцы разложили на нарах чистые, нарядные соломенные цыновки, что сразу придало поструганным доскам довольно уютный вид. Трюм освещался свечами и редкими электрическими лампочками, тусклый свет которых терялся в клубах табачного дыма.

Вскоре выяснилось, что пароход уйдет в море не раньше утра. Желая в последний раз съехать на берег, пассажиры бросились договариваться с перевозчиками.

Всю ночь шныряли катера от парохода к базе Нефтесиндиката и обратно. Железные баржи с бочками, наполненными горючим, подходили вплотную к пароходу и мерно покачивались, прижавшись к его высокому борту. Бочки, подхваченные крючьями, одна за другой взлетали наверх. Перед глазами мелькали марки рыбалок, факторий, радиостанций и экспедиций. Утром погрузка была закончена. Лебедки, подхватив стальными тросами катера и кунгасы, осторожно поднимали их на борт парохода. Заваленная до отказа палуба сделалась совершенно непроходимой из-за выстроившихся поперек нее катеров и кунгасов.

Вечером мощный гудок возвестил об отходе. Команда спешно крепила опущенные грузовые стрелы и палубный груз. Свободной от клади оказалась лишь небольшая часть спардека. Пробраться по палубе можно было, только лавируя между погруженными лошадьми и пролезая под кунгасами и катерами. Ошалевшие от непривычной сутолоки животные беспокойно озирались и норовили ударить проходивших людей, вследствие чего многие предпочитали пробираться сверх груза, прыгая с бочки на бочку и карабкаясь на кунгасы. Пасмурная погода мало располагала к прогулкам на воздухе, и только теплая пароходная труба неизменно привлекала к себе пассажиров.

На третий день пути над пароходом закружились чайки, оглашая воздух пронзительными криками. В тумане показались скалистые берега. Пароход проходил одно из наиболее опасных для мореплавания мест — Курильские острова. Эта гряда островов, угрюмо возвышающихся над уровнем моря, вытянулась от южной оконечности Камчатки — мыса Лопатки — до самого острова Сахалина. Облака и туман скрывали среднюю часть покаявшегося берега, и только вулканический конус, похожий на сахарную голову, торчал вверху, да над водою виднелись скалы, обрамленные белой пеной прибоя.

Вскоре после первого острова открылся второй. Пустынны и молчаливы были эти острова, и казалось, что даже в море со скользящими над волнами чайками и буревестниками было больше жизни, чем на этих мрачных берегах.