Ричард Майлз - Карфаген должен быть разрушен

• Название: Карфаген должен быть разрушен
• Автор: Ричард Майлз
• Издательство: АСТ
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978–5–17–084413–5

Карфаген…

Наследник цивилизации финикийских мореплавателей, основавших множество колоний.

Богатейший город на западном средиземноморском побережье Африки, обладающий могучим флотом и боеспособной армией.

Торговая держава, господствовавшая в регионе задолго до прихода римлян.

И все же «Карфаген должен быть разрушен!»

Почему не покорен, не завоеван, а именно стерт с лица земли?

По каким причинам существование Карфагена сделалось столь невыносимым для его главного конкурента — молодой Римской республики?

---

Взять, к примеру, синкретический образ Геракла — Мелькарта, становившийся все более популярным в III веке. Примечательны в данном случае бронзовые удлиненные бритвы с гравировкой (традиционно входившие в пунический комплект погребальных предметов), датирующиеся этим временем и обнаруживаемые археологами при раскопках кладбищ, окружающих Карфаген. Хотя на лезвиях многих бритв в соответствии с левантийской традицией выгравирован Мелькарт в длинной тунике и с боевым двухсторонним топором на плечах, встречаются и иные изображения божества[203]. На одном из них мы видим Геракла со шкурой льва, палицей и охотничьей собакой у ног — классическая иконография героя, присущая греческим городам Южной Италии[204]. Однако, как верно заметил французский историк Серж Лансель, это всего лишь «итализированныи» пунический Мелькарт, поскольку на обратной стороне лезвия изображен Иолай, племянник и спутник Геракла, с веткой колоказии в одной руке и перепелом — в другой{510}. В этом образе воплотилась греческая интерпретация финикийско-пунического ритуала эгерсис. В предании, сохраненном для нас греческим ритором Афинеем, изложившим легенду греческого автора начала IV века Евдокса Книдского, повествуется о том, как «тирскому» умирающему Гераклу его верный друг помогает перенести боль листьями колоказии и возвращает к жизни, дав понюхать жареного перепела{511}. Другая бритва, найденная в Карфагене и датирующаяся III веком, видимо, имеет прямое отношение к Сардинии: на одной стороне лезвия обнаженный Геракл, накинув львиную шкуру, опирается на палицу, а на другой стороне — Цид в плюмаже пронзает копьем преклоненную фигуру с нагрудником и в короткой тунике{512}.

Таким образом, Тимей и другие греко-сицилийские историки, на чьи свидетельства опирается Диодор, не столько доказывают существование непреодолимого антагонизма между греками и пунийцами на Западе, сколько демонстрируют неприязнь к нараставшему политическому, культурному и религиозному согласию и на их родном острове, и по всему Центральному Средиземноморью. У Тимея же одержимость этническим конфликтом между греками и варварами стала результатом его длительного отсутствия на родине и непрерывной смены компромиссов и ориентиров в общественно-политическом климате Сицилии.

Агафокл: «Александр Великий» Сицилии

Подобные ксенофобские представления о межэтнических отношениях не соответствовали реальности, но они были присущи менталитету местных сицилийских владык, соперников Карфагена. Гораздо удобнее выступать в роли спасителей западных эллинов от восточного варварства, а не обыкновенных поджигателей войны. После преждевременной смерти Александра его полководцы поделили между собой огромную империю в Азии, Европе и Египте, а некоторые из них даже самонадеянно присвоили себе героический образ великого царя. Питер Грин написал: «Они долго пребывали в тени его славы. Он сделал их теми, кем они стали. И если бы даже они захотели отречься от его идеалов… то непомерные амбиции заставляли их преследовать те же цели»{513}.

Помимо диадохов — македонских полководцев, поделивших империю Александра, — желали заявить о себе и менее значительные личности — магнаты и младшие военачальники, многие из которых имели весьма косвенное отношение к Александру. Недовольные своим периферийным и неприметным положением, они стремились попасть в элитный клуб эллинских монархов. Среди них был и Агафокл, отважный командир-кавалерист с темным прошлым, служивший и наемником, подвергавшийся изгнанию и пришедший к власти в Сиракузах в двадцатых годах IV века, используя интриги, публичную демагогию и военные авантюры{514}. Подобно Гелону и Дионисию, Агафокл почти непрерывно воевал с карфагенянами, укрепляя свой режим.

Александр сознательно связывал свои победы на Востоке с вторжениями персов в Грецию (для него кампании в Азии были миссиями возмездия). Аналогичная идея лежала и в основе возобновления застарелого конфликта между Карфагеном и Сиракузами. Теория, будто сицилийские войны являются западным продолжением вековой борьбы греческой цивилизации против темных сил восточного варварства, — в корне неверная, но заманчивая мотивация. На протяжении всей своей долгой и насыщенной событиями карьеры Агафокл видел себя в роли наследника Александра Великого в западном регионе Средиземноморья{515}. На монетах Агафокла, как и других греческих вождей, властвовавших после Александра, умышленно воспроизводились мотивы, приглянувшиеся македонскому царю и самопровозглашенному повелителю Азии{516}. Столетием позже римский драматург Плавт высмеет страсть Агафокла к копированию внешнего облика и манер поведения Александра Великого{517}.

Однако полководческие таланты Агафокла не ограничивались способностями изображать наследника Александра на западе Средиземноморья. Одним из следствий длительного присутствия карфагенян на Сицилии стало то, что многие сицилийские греки хорошо узнали карфагенскую военную организацию. Пожалуй, больше всего помогало Агафоклу в войнах на Сицилии понимание специфики Карфагена и непростых отношений между городом и его армией на острове. Использование наемников порождало взаимное недоверие, а правящая элита, кроме того, опасалась своеволия людей, посланных командовать войсками в Сицилию. На протяжении IV века, похоже, карфагенские полководцы, в особенности на Сицилии, обладали столь широкими полномочиями и автономией во время кампаний, что могли заключать договора и вступать в альянсы (правда, такие соглашения подлежали ратификации Советом старейшин, который также утверждал и материальное обеспечение войск){518}. Афинский политик IV века Исократ, имея в виду необычайную свободу действий военачальников, отмечал, что «карфагенянами дома правили олигархи, а на поле боя — цари»{519}.

Полководцами были карфагеняне, но они назначались не Трибуналом ста четырех, а Народным собранием граждан Карфагена[205]. Уже одно это обстоятельство вызывало подозрения элиты. Превращение карфагенской армии на Сицилии в полунезависимый институт власти со своей административной структурой и денежной системой еще больше накаляло политическую обстановку. Порты Сицилии находились за сотни километров от Карфагена, а информация о событиях на острове была спорадическая и не всегда достоверная. В такой ситуации военачальник, конечно, мог позабыть о своей ответственности перед вышестоящими пэрами.

Хотя карфагенские командующие принимали решения во время кампаний, пользуясь значительной автономией, Трибунал ста четырех затем подвергал их вердикты строжайшей ревизии. В политической жизни Карфагена давно практиковалось суровое наказание командиров, не проявивших должного мужества или умения на поле битвы. В Древнем мире карфагеняне не первыми начали прибегать к такому наказанию, как распятие. Однако в отличие от других древних народов, осуждавших на страшную казнь изгоев — рабов-беглецов, преступников и чужеземцев, они иногда пригвождали на кресте и полководцев. Это одновременно служило и мерой устрашения, и одной из самых действенных форм политической расправы.

Недоверие было взаимное. Командующих, когда они возвращались домой, раздражало подозрительное и враждебное отношение сограждан. Диодор/Тимей дал такое объяснение причин последней попытки военного переворота:

«Все дело в суровости наказаний. Ведя войны, карфагеняне назначают из своей среды самых выдающихся людей командовать войсками, принимая как должное то, что они обязаны первыми отважно отражать опасность, нависшую над государством. Когда же командующие добиваются заключения мира, им треплют нервы судами, выдвигают против них из зависти ложные обвинения и подвергают взысканиям. Поэтому некоторые из тех, кого назначили командовать войсками, опасаясь судебных преследований, покидают свои посты, а другие пытаются стать тиранами»{520}.

Согласно Диодору (как всегда, черпавшему свою информацию из более ранних греко-сицилийских источников), Агафокл искусно использовал напряженность в отношениях между карфагенскими полководцами и политиками. Диодор в данном случае ориентируется на Тимея (в особенности невзлюбившего Агафокла за изгнание отца историка). Тимей изобразил сиракузского полководца как политического оппортуниста, вступившего в сговор с ненавистными карфагенскими интервентами{521}, хотя в этом решении можно усмотреть и глубокое понимание амбиций и опасений карфагенских командующих на Сицилии, сыгравшее ключевую роль в его вхождении во власть.

Ранее, в двадцатых годах, Агафокл, видя, что ему не удастся захватить политическую власть в Сиракузах, набрал армию из числа недовольных сикулов, решив овладеть городом силой. Но на его пути к городу стояла внушительная карфагенская армия, и Агафокл вступил в дипломатические переговоры с ее командующим Гамилькаром. Узнав о планах Гамилькара прийти к власти в Карфагене, Агафокл тайно договорился с ним о взаимопомощи: карфагенская армия не помешает ему брать город, а взамен он окажет содействие Гамилькару в захвате власти у себя дома. Гамилькар сделал даже больше, чем от него ожидалось первоначально: он отрядил 5000 воинов для того, чтобы помочь Агафоклу в расправе над политическими оппонентами в Сиракузах{522}. Они согласовали и мирный договор на условиях, более благоприятных для Агафокла, хотя он вряд ли тогда находился в преимущественном положении. Всем городам восточной части Сицилии надлежало признать сюзеренитет Сиракуз, в то время как карфагеняне получали подтверждение прав на территории, которыми уже владели{523}. Мало того, Гамилькар не обратил никакого внимания на травлю Агафоклом сицилийских союзников Карфагена{524}.