Энрико Гальбиати - Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

• Название: Трудные страницы Библии. Ветхий Завет
• Автор: Энрико Гальбиати
• Издательство: Христианская Россия
• Жанр: Религия
• Год: 1992

Как соотносятся между собой библейское повествование и научные данные о сотворении мира и человека? Какие события из жизни человечества стоят за рассказом о первородном грехе? Что необыкновенного в ветхозаветных чудесах? Так ли жесток ветхозаветный закон?

Ответы на эти и многие другие вопросы можно, найти в книге известных итальянских библеистов Энрико Гальбиати и Алессандро Пьяцца, выдержавшей не одно издание в Италии и переведенной на многие языки.

Адресована книга как специалистам — библеистам, богословам, религиоведам и священнослужителям, так и широкому кругу читателей, интересующихся религией и Книгой книг — Библией.

---

«Господь Ягве дал Мне язык мудрых, чтобы Я мог словом подкреплять изнемогающего; каждое утро Он пробуждает, пробуждает ухо Мое, чтобы Я слышал, подобно учащимся. Господь Ягве открыл Мне ухо, и Я не воспротивился, не отступил назад. Я предал хребет Мой биющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания» (Ис 50, 4–6).

Но больше всего в этих песнях поражает то, что страдания и смерть «Раба Ягве» являются искуплением грехов народа. Это совершенно новое понятие, которое нельзя применить ни к одному пророку, кроме Того, которого Иоанн Креститель назвал: «Агнец Божий, Который берет на Себя грехи мира» (Иоан 1,29):

«Нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни… Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он поражаем, наказуем и унижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открыл уст Своих; как овца веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих… Ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь» (Ис 53, 2–8).

Но не приходит всему конец со смертью «Раба Ягве»; напротив, именно тогда начинается торжество, которое совпадает с его воскресением и с мирным завоеванием вселенной. Здесь пророк полностью погружается в созерцание будущего, преодолевая общепринятые в его времена представления, в которые не входило учение о воскресении (см. пар. 85–87 и 95):

«Когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; через познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих, и грехи их на Себе понесет. Посему Я дам Ему часть между великими и с сильными будет делить добычу, за то, что предал душу Свою на смерть, и к злодеям причтен был, тогда как Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался ходатаем» (Ис 53, 10–12).

С образом «Раба Ягве» схож другой образ — таинственного великого страдальца Пс 21(22). Таинственного, потому что никак не названного, великого, потому что его участь затрагивает «все концы земли» (ст. 28). Это не есть олицетворение народа Израильского, потому что он отличается от своих «братьев» и от «семени Иакова» {22} (ст. 23–24), прославляющего его, и кроме того, вся композиция представляет хорошо известную схему «личных прошений-плачей» (напр., Пс 5; 7; 27[28]; 30[31] и т. д.). Итак, перед нами некое лицо, которое описывает свои страдания, имеющие поразительное сходство со страданиями распятого Христа, засвидетельствованными евангельским повествованием:

«Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего… Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе. Все, видящие меня, ругаются надо мною, говорят устами, кивая головой: «Он уповал на Господа; пусть избавит его, пусть спасет, если он угоден Ему». Я пролился, как вода; все кости мои рассыпались, сердце мое сделалось как воск, растаяло посреди внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок; язык мой прильпнул к гортани моей, и Ты свел меня к персти смертной… Пронзили руки мои и ноги мои. Можно было бы перечесть все кости мои. А они смотрят и делают из меня зрелище. Делят ризы мои между собою» (Пс 21 [22], 2, 7–9, 15–16, 18–19).

Но еще больше, чем это несомненное сходство, которое нельзя найти ни в ком из других значительных персонажей Ветхого Завета, уверенность в том, что здесь имеется в виду Мессия, нам придает то, как в этом же псалме говорится о его прославлении:

«Буду возвещать имя Твое братьям моим, посреди собрания восхвалять Тебя… Вспомнят и обратятся к Господу все концы земли, и поклонятся пред Тобою все племена язычников. Ибо Господне есть царство, и Он — Владыка над народами» [Пс 21[22], 23, 28–29).

Кем же может быть это лицо, страдания и освобождение которого столь действенны, что побуждают все народы принять истинную религию?

Из рассмотрения отрывков, приведенных выше, из четвертой песни о «Рабе Ягве» ясно, что это всегда и только Мессия, Тот, Кто осуществляет этот замысел всеобщего обращения, которое, даже тогда, когда Мессия не упоминается, неизменно бывает относимо ко временам мессианским. Значит, сомнений нет: по крайней мере два пророка имели ясное представление о Мессии страждущем, торжествующем и спасающем [316].

Человек инстинктивно сторонится страдания, из-за того непреодолимого к нему отвращения, которое часто перерастает в искусительный протест против милосердия Божьего; и вот это страдание Бог пожелал Сам изведать вплоть до крестной смерти, став «человеком скорбей». Так, самым неожиданным, «безумным и соблазнительным» (1 Кор 1, 23) образом был осуществлен великий план спасения, задуманный от начала времен, предвозвещенный и подготовленный пророками, и, при исполнении его, встреченный непониманием, ненавистью, убийством Мессии, ибо «Немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1 Кор 1, 25).

В этом совершенном и плодотворном слиянии воедино элементов, по человеческому разумению заведомо несовместимых (страдающий Мессия-Человек-Бог! Преступное убийство и всемирная искупительная жертва!) состоит «тайна» Искупления, неисследимая до тех пор, пока Сам Христос «не откроет ум для понимания Писания» людям, которые — как ученики на пути в Эммаус — «несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки» — никак не могут привыкнуть к мысли, «что так надлежало пострадать Мессии [317] и войти в славу Свою» (Лук 24, 25–27).

Заключение

Наш путь по трудным страницам Ветхого Завета, словно повинуясь внутренней логике изучаемого материала, привел нас в главе о мессианстве к порогу Нового Завета, в котором явление воплощенного Слова знаменует собой эпилог Откровения. Только ясное представление о Новом Завете как эпилоге может вполне объяснить особенности того пути, который ведет к этому пределу. Т. е., в заключение мы хотели бы предупредить читателя, что, как говорит ап. Павел (2 Кор 14–15), Ветхий Завет без Иисуса Христа непонятен, а с положительной точки зрения надо признать, что наиболее трудные места того же Ветхого Завета проясняются, или темнота их находит оправдание только в Иисусе Христе и Новом Завете.

1) Прежде всего, на предшествующих страницах отмечалось, что трудности в понимании Ветхого Завета относятся обыкновенно к второстепенным вопросам, разбираться в которых должны специалисты, в то время как религиозное содержание, составляющее суть священного текста, достаточно ясно и доступно.

Но что же позволяет читателю производить это точное разделение на существенные и менее значимые компоненты, на главное и второстепенное и, как следствие, проникать в самую душу Ветхого Завета? Не что иное, как свет новозаветного Откровения. Без него, как установить с уверенностью иерархическое соотношение между Законом, культом, Библией, Преданием, национализмом, универсализмом, теократическим режимом, мессианством? Не является ли все это элементами божественного установления?

Уже Ветхий Завет, особенно если читать его, выделяя в нем прежде всего вероучительный аспект, дает важные указания; но о том, что задача нелегка без водительства Христова, свидетельствует тот факт, что в начале нашей эры в оценке священного наследия Израиля господствовали направления самые противоречивые и, что еще хуже, часто имеющие самое отдаленное отношение к подлинному религиозному духу. Достаточно вспомнить «номизм» (законничество), обостренный тиранией «буквы» с коим фарисейство (правда, фарисеем был и Савл, человек такого искреннего духа) отождествляло сущность богооткровенной религии.

Также надо вспомнить искажения мессианского упования, происходившие под воздействием националистических мечтаний, которым долгое время предавались сами апостолы. И разве Петру, уже после Пятидесятницы, не понадобилось видение в Иоапии (Деян 10,11) для того, чтобы уяснить, как соотносятся между собой мессианский универсализм и иудейский партикуляризм? Впрочем, всем известны размеры кризиса иудейских обычаев, затянувшегося на десятки лет вследствие ошибочной оценки религиозного содержания Ветхого Завета.

Действительно, если мы без труда улавливаем в этическом монотеизме и в духовном мессианстве основные идеи Ветхого Завета, то это только потому, что Христос указал нам в Своем внутреннем слиянии с волей Отца, в чем же состоит суть истинного правосудия, в Богосыновстве дал образец отношений для нового всеобщего братства, а в Своем Кресте — средство искупления рода человеческого.