Олег Мизгулин - Морок

• Название: Морок
• Автор: Олег Мизгулин
• Жанр: Мистика

Нет ничего лучше, чем собраться в поход по таёжному морю тайги под руководством бывалого охотника… Однако и опытный наставник может растеряться и потерять контроль над ситуацией. Особенно, если дело касается аномальных мест, прозванных в народе местами проклятыми.

---

— Наверное, и мне так надо сейчас сказать?

— Достаточно, Олег! Я за всех сказал! — Вадим оправил лямку ремня на плечевом поясе, прокашлял горло, оглядывая всё вокруг, как бы по-новому. — Будем надеяться, что нас услышали!

В голове шумело и вдруг как воробей выпорхнуло воспоминание: «Ты выдержишь, они — нет!» Это был кусочек той ночи, на стыке реального и нереального. Где он, то ли спал, то ли грезил… Он фактически всё забыл из слов знакомого «незнакомца», но иногда… Память взбрыкивала, возвращая отдельные предложения. ТЫ ВЫДЕРЖИШЬ, ОНИ-НЕТ. Само сознание сего неприятно коробило, отравляя и разрушая вроде как сложившийся позитив. Вадим с усилием потёр висок, пытаясь унять не к месту разбередившиеся эмоции. «К чёрту всю эту мистику! Надо выбираться!» — Подумалось с каким-то неприятным осадком, словно что-то нехорошее уже случилось там… Как бы в будущем.

Он включил внимание. Олег что-то говорил, причём давно, а он… Был рассеян в своих предчувствиях. Вздор…

— …Почитывал такие вещи. Ну, там про НЛО, про очевидцев, что давали интервью… И думал: как охота людям врать! Ну, видятся тебе тарелочки в небе, пиши фантастику! Зачем же за правду выдавать? И вот теперь… Сам попал под чудика. А начнёшь трепать языком, так всегда найдётся такой, как я когда-то. Поскалится и в дураки определит.

Зорин ответно улыбнулся компаньону.

— Человек так устроен! Пока не пощупает, не поверит. Вот, мы пощупали, да?! Поглядели, убедились! Сомневаться по-прежнему — верх идиотизма! Лучше принять эти правила и выкинуть хотя бы на время свой Устав.

— Да-да, помню! — кивнул Олег. В чужой монастырь со своим уставом не…

Последнее слово Головного перекрылось ватным хлопком с внешней стороны здания, а в след тут же последовал разрезаемый звук неба.

…У-вз-жью-ю-у-ть.

Это было так неожиданно, как удар в живот, что Головной аж присел в коленях, а у Зорина всё оборвалось внутри, отдаваясь ударом в пятки.

— Ракета. — Глухо и можно сказать шёпотом выдавил Зорин в белое лицо Олега. И уже громче, срывая ружьё: — Тревога, Олег! Там что-то… В лагере…

От волнения он стал говорить рублено, но тело, не забывшее азбуку, само взвелось в боевую пружину. Ноги уже неслись к дверям, оружие в руке рычало в предвкушении, а губы отплёвывали ёмкие команды.

— Олег! Строго за мной! Вперёд не вылезать! Следи за жестикуляцией! Пальцы вниз — присесть, сгорбиться. Если в сторону — отбежать по направлению… Огонь — строго по команде!

В такт топоту каруселили мысли с быстротой меняющихся образов. Что там? Кто? Человек или хуже? Сигнал из ракетницы — крайняя мера. Это вызов помощи. Была крохотная надежда на недоразумение. Что Ваня, не дождавшись очередного выхода на связь, запаниковал. А тут возможно девчонки подлили масла: «давай, давай». Вот он и дал… Нет, не выруливается… Задержка от графика не значительна. В семь минут. Климов без часов. Для него плюс-минус не ощутим. Да и зачем палить? Когда логично побарабанить в дверь? Уговор палить если уж ЧП у них, а не у нас. Так что…

Мысли-иголки ещё потрясали воображение, когда Зорин рванул дверь на себя. Но за секунду как её рвануть, жахнул ещё один выстрел, вызвав дополнительный скачок адреналина.

ГЛАВА 5

Зорин нисколько не ошибся, когда недвусмысленно истолковал взгляд и румянец Олеговой супруги как признак крайней заинтересованности. Так глаза могут светиться только у игроков или авантюристов по жизни. Люся, конечно ж, не тусила колоды карт, не штурмовала «одноруких бандитов», но всё ж, тем не менее, являлась натурой увлекающейся. Синдром игрока у неё проявлялся в другом. Она патологически тянулась ко всему жуткому и непонятному. Сказать, что в детстве Люся была непоседой, означало не сказать о ней ровно ничего. Маленькая Людочка была совершенное стихийное бедствие. Родители Дементьевы являлись на тот момент обыкновенной советской семьёй предперестроечной уходящей эпохи, и Аркадий Юрьевич был всего лишь конструктром-проектировщиком небольшого предприятия со скромной среднестатистической зарплатой. Жили они в стандартной убогой «двушке» и их относительно счастливая жизнь худо-бедно покачивалась на бюджете рядового инженера и учительницы начальных классов. Мама Людочки временно не работала и прилагала максимум усилий, чтобы не потерять контроль над неуправляемым «чертёнком». В пять месяцев девочка преуспела в науке ползанья и как заводная машинка тыкалась обо все углы тесной квартиры. Всё бы ничего и первые набивания шишек, сопровождающиеся плачем познания, были бы ровной иллюстрацией взросления человечка, если бы… Если бы Людочка не тянулась ко всему опасному и тревожному. Горячему, тяжёлому… Токоведущему и… Дважды «чертёнок» сваливал утюг с гладильной доски и в один из этих случаев утюг был не остывший. Взлохмаченная мать, беспрестанно ойкавшая, уже не пыталась сдерживать «пар» в приличествующих рамках. Воздух в зале и, преимущественно на кухне, был насыщен крепкими витиеватыми выражениями, на кои способна сбившаяся с ног женщина. Чудом, однажды, она перехватила ребёнка, когда тот тянул на себя кастрюлю с варившимся супом. Заурядные игрушки, увы, Людочку не интересовали. Она упрямо их разбрасывала и с настойчивостью исследователя ползла в мир вещей взрослых. Давно уже были убраны на «седьмую высоту» острые и колющиеся предметы, давно уже были перетянуты лейкопластырем розетки. Однако, настырность и включённый режим поиска сподвигал маленькую Люсеньку на новые походы. Несмотря на хватания, опрокидывания и ушибы, ангел определённо хранил девочку от ожогов и прочих фатальных исходов. Девочка-чертёнок не внимала урокам, да и кто бы в ёё возрасте внимал, и всё бы выходило похоже, как в остальных семьях. Если бы… У Людочки была отличительная особенность. Она любила темноту. В отличие от других детей, что просят мам не выключать на ночь свет, малышка раньше, чем научиться говорить, научилась приводить все включатели в состояние «выкл.» Для этого она забавно волокла детский стульчик, ставила напротив каждого такого и, подтянувшись, хлопала ладошкой по «волшебному квадратику», что мгновенно красил комнату в тёмный тон. Понятно, что такого рода забава не могла умилить строгую маму, которой свет в зале был в принципе не нужен, но вот на кухне, где всё булькало и пыхало, погружение во тьму было сродни началу апокалипсиса. Людочке доставалось, но в протестном плаче девочка закаляла своё упрямство. Папа же, отнюдь не видел в этом криминала (лишь бы в розетки не совалась) и если не потакал этой шалости, то, во всяком случае, и не пресекал. Выходку единодушно списали на потребность юного существа к самовыражению. Надеялись, разумеется, что с ростом приоритеты ребёнка изменятся и, в общем-то, не ошиблись. Однако, тяга к тёмным комнатам закрепилась в подрастающей Люсе навсегда. В садике, играя с ровесниками в прятки, она ухитрялась спрятаться так, что вскоре её начинал искать весь растревоженный персонал, включая сторожа и саму заведующую. Впрочем, характер её поисков определил места любимых схоронений. Чулан ли, где хранился инвентарь уборщиц, душевая или не дозапертый подвальчик — все эти объекты объединяло одно: отсутствие электрического света и абсолютная темень. Там, где другой бы ребёнок стал бы заикой и тиккером, Люсенька чувствовала себя как рыбка в аквариуме. Однажды, отец всё же спросил её (кажется, шёл седьмой годик):

— Люсик! Заинька! Ну что ты там находишь, в этих подвалах и кладовках? Тебе разве не страшно?

На что девочка с прямолинейной откровенностью ответила:

— Страшно, папка! Ещё как! Только эта страшность такая сладкая…

Аркадий Юрьевич долго и протяжно глядел на дочь, вероятно прикидывая, стоит ли обращаться к детскому психологу или погодить. А может, попросту себя пытался вспомнить в этом самом возрасте. Только не нашёлся, что сказать и промолчал, оставляя всё, как есть. Дел было внакрут, на дворе стоял восемьдесят седьмой… Разгар частных кооперативов…

Больше всего, Люсенька (родители любили менять обращение с Людочки на Люсеньку) любила с мальчишками бороздить лабиринты подвалов. Там, приютившись где-нибудь под трубопроводами и отсекающими задвижками, расхристанная компания под свет тусклых фонариков начинала травить суровые рассказы. Преимущественно, это были пересказы фильмов ужасов, начинающим своё восхождение в стране Советов, ещё не пуганной тогда голливудским трэшом. Предприимчивые пареньки, бывшие комсомольцы пробивали аренду помещений под видеосалоны и с лихвой окупали свои затраты. Совковый зритель, подуставший от заумных «солярисов» и нудных госзаказов, с легкостью нёс свои денежки, чтобы насладиться лёгкими зубодробительными боевичками. Отсутствие смысловой нагрузки, красивые трюки и драки — было долгим запретным мёдом, и теперь, когда перестройка открыла шлюзы, американская попкорновая культура грязевой лавой хлынула на российский рынок, махом перекраивая зрительские приоритеты. На коммерческий продукт шла подивиться не только восторженная школота, но и более респектабельные граждане. Помимо «терминаторов» и «ван дамов» в салонах вечерами крутили ух-какие фривольные темы, на которые, кстати, комсомольцы ёще пока ставили возрастные ограничения. Зато без всяких запретов закармливали молодёжь «ужастиками», чего было не жаль и что…Ого! Переплёвывало по рейтингам мордобой и клубничку. Так уже в восемь лет, Люсенька со слов старших мальчишек знала кто такой Фредди Крюгер, почему вампиры бояться чеснок и что оборотней убивает только серебряная пуля. Став постарше она сама по достоинству оценила спецэффекты Голливуда и если к тому времени россиянам ужо приелась киночертовщина, то для Люды жанр-хоррор стал преобладающим из всех направлений. Не сказать, чтобы Люся была пустышкой. Она много читала и развивалась. Её любимые настольные авторы были: Оноре де Бальзак, Уильям Шекспир и Михаил Булгаков. В них она открывала мир страстей, фатальных роковых ошибок и любовных драм. В драматургии ей нравилась напряжённость и ожидание несчастья, в любовных приключениях героев Дюма, Скотта и Стивенсона она боготворила неповторимый авантюрный поворот событий. Те самые классические «Остров Сокровищ» и «Робинзон Крузо» стояли вне критики и перечитывались много раз. Но ещё больше Людмила млела от произведений, где присутствовала мистика или хоть толика того. Культовые книги подросткового периода стали: «Мастер и Маргарита»; «Шагреневая кожа»; «Портрет Дориана Грея» и даже «Человек-невидимка» попал в этот разряд, хоть и принадлежал категории другого жанра. Тайна, загадка, стёртые грани настоящего и потустороннего завораживало девичье воображение. Вполне допустимо, что такая наклонность не была случайной. Возможно, это влилось в неё там… В тех самых тёмных комнатах потайного детства, где она вдыхала эту «страшность» с наслаждением холодея… Подруги её, ровесницы тоже читали те произведения и, им тоже нравилось, но… Ни одна из них не зацикливалась на впечатлениях, считая, что почитали мол, прикольно так… Ну и будя! У Люси было всё иначе. Каждый раз она буквально влезала в шкуру героя, в его эмоции, в его страхи, когда тот соприкасался с неведомым ему, дышащим, сверхъестественным… И даже заурядный «ужастик» девушка смотрела инако. Индивидуально. Не как остальные… Многих из её подруг поражала откровенная тупость в однообразии этих фильмов. Суть их повторялась в одном. В каком-то унылом штате, к примеру, происходит невероятное и жестокое. Ночью возле дома гражданина Америки в кустах копошится нечто булькающее, всхлипывающее и, ясен перец, тревожное по своей сути. Американский обыватель вместо того, чтобы звонить в полицию, службу спасения, а и попросту бежать, что было бы естественным в его положении, совершает абсолютно нелогичные действия. Вытянув жалкий фонарик, с перекошенным от страха лицом, он, тем не менее, приближается к очагу опасности, чтобы это «нечто» в итоге вцепилось в его любопытную ряшку. Абсурд наитупейший… Так примерно комментировали Люсины подружки похожие в целом киносюжеты. Смеялись, а потом, проча себя на место героев, уверенно заявляли, что они бы «там» были на пятом километре от жутких кустов. Люся слушала их браваду, хотя конечно знала, что это и не бравада, а… Скорей всего, так бы и было. Убежали бы, точно. Вот только она… Она бы… По ощущениям, Люся не была уверена, что убежала бы. Наверное, вышло б как там, в фильме. Ну, разумеется, ей не хотелось, чтобы ей в лицо вцепилась омерзительная склизкая тварь. Может быть, она подстраховалась как-нибудь… Хотя, сие не важно. Важно было для Люси осознать следующее: страх, ужас, смертельный холод у неё вполне приятельски существовал с любопытством, тайноисследованием, «археологической болезнью». Всё это обитало в ней в одинаковых пропорциях, хотя сама Люся чувствовала, что второе всё ж перехлёстывает первое. Вадимова теория о домашней кошечке, впервые выскочившей на лестничный пролёт, оправдывалась в Люсином лице на все двести процентов.