Борис Викторов - Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора

• Название: Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора
• Автор: Борис Викторов
• Издательство: Юридическая литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-7260-0215-6

Автор рассказывает о том периоде деятельности Прокуратуры Союза ССР, когда после смерти Сталина были подвергнуты пересмотру в судебных органах многие дела прошлых лет на лиц, обвинявшихся в контрреволюционных преступлениях.

В итоге этой работы были реабилитированы видные деятели партии и государства, другие лица, ставшие жертвами культа личности и преступной деятельности Ежова, Берии, Абакумова и других.

Для практических работников правоохранительных органов и широкого круга читателей.

---

Это развязало руки авантюрным типам, в изобилии оказавшимся на следственной работе в аппарате Управления НКВД Ленинграда. Их начальник Заковский, сломивший сопротивление прокуроров, торжествовал победу.

В это время он и подписал лично очередной ордер на арест Жженова Георгия Степановича, на еще одного шпиона. Повод для ареста нашелся. В Управление НКВД Ленинграда поступили сведения, как это отражено в справке на арест, о состоявшемся знакомстве их поднадзорного Жженова Г. С. с американским подданным Файвонмилем, одним из служащих посольства США в Москве.

Арестованный Жженов Георгий Степанович надеялся, что его внимательно выслушают следователи. Он расскажет, как случайно в поезде состоялось знакомство с Файвонмилем, не только лично его, но и всей актерской группы, следовавшей в Комсомольск-на-Амуре сниматься в картине «Комсомольцы». В беседах с Файвонмилем не было ничего преступного. Тем более что они происходили в присутствии других лиц. Их можно спросить, они подтвердят все это. Но надежды Георгия Степановича не оправдались. В ответ он услышал от следователей Кириленко и Моргуля грубую брань, оскорбления, угрозы. Им нужны были признательные показания, а не те, которые давал Жженов.

Тогда эти следователи предприняли «конвейерный способ допросов»…

Так вынужденно и были подписаны Жженовым сочиненные следователями показания. Для большей убедительности предусмотрительные следователи перед подписью арестованного подписали: «Протокол составлен с моих слов. Мною прочитан, показания записаны правильно. Жженов».

Из учиненных в протоколе допроса записей следует, что Жженов дал согласие Файвонмилу стать агентом американской разведки и получил задание.

Первое — собирать сведения о воинских частях Красной Армии, об их расположении в Ленинградском военном округе и вооружении; второе — установить место нахождения в Ленинграде военных заводов и количество вырабатываемой продукции.

«Сочинителей» этих показаний нисколько не смущало, насколько реальными были такие задания для киноактера.

То, что сумел передать Жженов американской разведке, по мнению следователей, звучало убедительно.

Он сообщил о перспективах города Комсомольска-на-Амуре и его промышленном и военном значении, а также о политических настроениях киноработников «Ленфильма» (оказывается, в этом американская разведка остро нуждалась…).

Георгий Степанович пишет одну за другой жалобы, пишет всем, от кого может зависеть вмешательство в объективное решение его судьбы. Но все его жалобы «канули в Лету».

Такова была судьба жалоб не только Жженова, но и почти всех заключенных. Многие из этих жалоб не выходили из тюремных стен или лагерей. Действовала жесткая цензура, тем более в отношении таких жалоб, где сообщалось о пытках и избиениях.

А те жалобы, которые все же прорывались через запретные ограничения и кордоны и поступали адресатам, как правило, надлежащим образом не рассматривались.

Так обстояло дело, к глубокому сожалению, и в аппарате Прокуратуры Союза ССР, в Главной военной прокуратуре, на обязанности сотрудников которых лежала особо повышенная ответственность надзирать за соблюдением законности в отношении лиц, находящихся под следствием или отбывающими наказания в местах лишения свободы.

Несколько жалоб Жженова дошли до аппарата Главной военной прокуратуры. Их разыскали мы в архивохранилище, где они пролежали без какого-либо реагирования почти 20 лет.

Приведем некоторые выдержки из них:

«Во имя каких «высших соображений» — известных только моим следователям, и никому больше, нужно было посадить меня в тюрьму, оклеветать и сделать преступником?»

Жженов просил Верховного прокурора обратить внимание на следующее:

«В результате грубого, тенденциозного, антисоветского метода следствия, в результате ряда издевательств морального, психического и физического порядка я был вынужден поставить подпись под выдуманной лживой детективной историей».

В одной из своих жалоб он даже с некоторой иронией рассуждал: «Меня обвиняют в шпионаже в войсках ЛВО и в оборонной промышленности Ленинграда. Чудовищно и смешно! С таким успехом досужая фантазия моих следователей могла приписать мне поражение, понесенное англичанами от немцев при Ютландском бое, в империалистическую войну (забыв дату моего рождения) и т. д.».

С понятной настойчивостью, томящийся в тюрьме невиновный Георгий Жженов спрашивает:

«Во имя чего я должен был заниматься контрреволюционной деятельностью?..

Меня заставляют менять убеждения, меня стараются озлобить против моего же правительства, заключив меня в тюрьму…

Я не дворянин, не купец, не поп. Я не имел до революции миллионов! Советская власть вырастила меня, дала мне воспитание и хорошую профессию. Я был творчески и материально обеспеченный человек. Имел семью».

Не сумел Жженов кого-либо убедить и своим проникновенным заявлением: «Я много видел и перенес, несмотря ни на что был, есть и буду честным советским человеком».

Тринадцать месяцев, нарушая установленный законом обычный срок содержания под стражей подследственного, велось следствие по делу Жженова. Такое грубое нарушение закона не являлось каким-то редким явлением в тогдашней следственной практике НКВД. Томительное, длительное содержание арестованных в тюремных условиях, в ожидании решения по делу, тоже входило в арсенал психического давления на арестованных, в особенности на «строптивых», каким был Жженов.

Георгий Степанович Жженов был дважды осужден особым совещанием и при отсутствии вины пробыл в лагерях свыше 10 лет. Что ему пришлось испытать и пережить, он описал в своей повести «От «Глухаря» до «Жар птицы», изданной в 1989 году.

Начиная с 1935 года массовой фальсификацией дел на так называемых террористов и шпионов органы НКВД стали заниматься не только в Ленинграде, но и повсеместно. Одновременно в большом количестве появлялись дела на «вредителей и диверсантов», действующих якобы по заданию троцкистско-зиновьевского блоков и центров. Извлеченные из архивов материалы свидетельствовали, что в 1934–1935 годы недостатки в строительстве и эксплуатации ряда предприятий химической и угольной промышленности, аварии, взрывы, пожары и крушения на железнодорожном транспорте имели место. В свое время они тщательно расследовались компетентными органами и не рассматривались как результат умышленных действий. Однако органы НКВД при расследовании таких дел стали квалифицировать их как результат диверсионно-вредительской деятельности.

Например, тщательно расследовались в свое время аварии, происходившие в 1934–1935 годах на Горловском азотнотуковом комбинате.

Причины взрыва воздухораспределительного аппарата исследовались в ноябре 1935 года. Государственной комиссией и Комиссией ЦК профсоюза. Обе комиссии пришли к одинаковому выводу о том, что взрыв произошел в результате грубого нарушения инструкций по технике безопасности, халатности и нераспорядительности инженерно-технического персонала. В своих объяснениях, данных в 1956 году, на это же указали возглавлявший комиссию ЦК профсоюза Серов и член Государственной комиссии Мороз.

За проявленную халатность были осуждены заведующий цехом Халезов, сменный инженер Крушельницкий и заведующий цеховой лабораторией Химич.

В связи со взрывом в цехе аммиачной селитры Горловского азотно-тукового комбината к уголовной ответственности по обвинению в халатном исполнении своих служебных обязанностей привлекались инженеры Драч и Сичков, но дело в отношении их в процессе следствия было прекращено.

В 1936 году органы НКВД вновь подняли оба дела об этих взрывах и изобразили последние как результаты диверсионно-вредительских актов, за что упомянутые выше Халезов, Крушельницкий и Драч были приговорены к высшей мере наказания.

Действительными причинами неудовлетворительной работы этого комбината и частых аварий на нем в 1934–1936 годы были плохо спланированная при строительстве завода очистка коксового газа и недостатки в организации технологического процесса, что обусловливалось новизной химического производства в СССР и отсутствием достаточного количества квалифицированных инженерно-технических кадров.

Возглавлявший экспертную комиссию по Горловскому азотно-туковому комбинату профессор Гальперин в 1956 году показал:

«Нам было заявлено сотрудниками НКВД, что вопрос о злоумышленной организации взрывов сомнений не вызывает, ибо арестованные сами сознались в совершенном ими преступлении и злоумышленный характер взрывов доказан. Нам нужно было только подтвердить техническую возможность совершения таких взрывов».

Это сфальсифицированное дело в 1956 году было прекращено.

По делу о взрыве на шахте «Центральная» Кемеровского рудника, в результате которого погибли 10 и получили тяжелые ранения 14 рабочих, в ноябре 1936 года был проведен сфальсифицированный органами НКВД так называемый «Кемеровский процесс», по которому осуждено к расстрелу по обвинению в диверсионно-вредительской деятельности девять инженерно-технических работников (Носков И. И., Шубин Ф. И., Куров М. И., Ляшенко И. Т., Андреев В. М., Коваленко И. В., Леоненко Н. С., Пешехонов И. А. и Штиклинг Э. И.). Все они посмертно в феврале 1958 года были реабилитированы.