Елена Гонцова - Ниточка судьбы

• Название: Ниточка судьбы
• Автор: Елена Гонцова
• Издательство: Астрель: ACT
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-020549-Х, 5-271-07288-6, 985-13-6852-0

Она — талантливая пианистка и хрупкая беззащитная женщина.

Победа на международном конкурсе, казалось бы, должна принести ей только радость. Но… после возвращения домой она оказывается в водовороте таинственных событий и чувствует себя марионеткой в умелых, но жестких руках невидимого кукловода.

Как выпутаться из этой паутины интриг понять, кто друг, кто враг? Может, просто довериться магии старинного перстня, который помогает по-настоящему творческим и добрым людям…

* * *

Она талантлива от Бога, но хрупкая и беззащитная в жизни. Победы на международных конкурсах, овации и преклонение обожателей — не это ли предел мечтаний? Но… судьба жестока — цепь таинственных событий, предательство еще совсем недавно любящего человека — вот расплата за талант. Как ей, марионетке в умелых, но жестоких руках невидимого кукловода найти себя? Как выпутаться из страшной паутины интриг? Может, просто поверить в себя? И любовь постучится ей в сердце? И тогда — ей море по колено — ничего не страшно!

---

— Обо всем после, — ответила Вера. — А что у тебя?

— У меня все так странно. Леонид пропал. Звонил Осетров, спросил о тебе, артист несчастный, как будто я не догадаюсь о причине его звонка!

— И какова же причина? — Стрешнева рассмеялась. В мир явно приходит любовь, и, видимо, с этим ничего нельзя поделать.

— Думаю, ты уже догадалась, — ответила Танюша. — Нужно было связаться с какой-то, по твоему меткому выражению, абракадаброй, чтобы Осетров раз и навсегда понял, что он осел…

— Даже так? — почти не удивилась Вера. — Вот дела. Прости, я убегаю. Созвонимся позже.

Она подумала, что не сможет толком объяснить Тульчину, кто такая Кукла Таня и чем в этой жизни занимается, кто такой Осетров и почему он решил вернуться к Танечке. И следом решила, что таким же образом не сумеет объяснить, кто она сама такая и что собирается делать. Она находилась внутри только этого дня.

Это было ново и страшно.

— Праздник Изысканного Жирафа продолжается? — спросила она Алексея.

— Да, — ответил он, — однако не позвонить ли сыщику?

— Да ну, — возразила Вера. — Он знает нас лучше, чем мы сами. Сейчас он догадывается, что ты собираешься ему позвонить. Или я. Вы с ним как договорились?

— Да был разговор относительно сегодняшнего вечера. Я бы сказал, что даже очень веселый.

— Вы опять исчезнете? И явитесь в облике новых бременских музыкантов, только теперь с каким-то другим инструментом. Кравцов с волынкой, а ты с банджо, чтобы сыграть мне на прощанье.

— Почему — на прощанье? — удивился Алексей.

— Не знаю, но чувствую так и томлюсь, как говорил римский поэт Катулл. Извини, но я стала ревнивая. В этой квартире я триста лет прожила без тебя. Это действует на меня отвратительно. Я не ожидала. И, знаешь ли, я сейчас тебя начну в этом обвинять.

— В чем ты будешь меня обвинять? — спросил Тульчин, обнимая девушку.

Вера охотно обняла Алексея, одновременно стараясь увернуться и освободиться. Это произошло только потому, что ей необходимо было что-то говорить дальше. Причем все, что взбредет в голову. Она решила, что это будет «моментом истины».

— Такая вот я, — сказала она, — и поедем отсюда скорей. А то кто-нибудь явится. А тебе это будет не очень приятно. И даже более того — противно. Я ведь тут жила как хотела. Ты, наверное, догадываешься.

— Поговорим по дороге, — ответил Тульчин, мгновенно преображаясь. — Позвони Павлу на мобильник. Спроси, когда его ждать.

Вера обиделась. Но капитану немедленно позвонила. Тот ответил, чтобы возвращались в Лефортово и ни о чем не думали. Кравцов был одновременно веселый и злой, как Тульчин, которого Вера умудрилась за несколько минут вывести из равновесия.

В Лефортово они добрались на семейном «Опеле» последней модели, за рулем которого сидела мощная женщина с зелеными ногтями. Вера подумала, что готова приревновать Алексея даже к этой даме. Правда, придраться было не к чему.

«Я плохая, — думала она, глядя на пробегающий за окном стильного авто московский пейзаж. — Можно сказать, что меня и вовсе нет. Он есть, а я куда-то делась».

Но по мере приближения к Лефортову она успокоилась. Общая картина дня получалась обширная и необыкновенная. Вера могла бы чувствовать себя совершенно счастливой, если бы не смотрела на себя со стороны. Теперь она хотела видеть себя сильной, красивой, непобедимой. Впервые почувствовать себя женщиной. Это настолько поразило ее воображение, что она растерялась.

И когда в кравцовской квартире Тульчин неожиданно сказал что-то простое и важное, она не сразу поняла, о чем вообще идет речь.

— Я хочу, чтобы ты уехала со мной, — повторил Алексей.

— Куда? — рассмеялась Вера. — Куда я поеду? Нет, мне нужно закончить учебу. Я должна выиграть конкурс.

— Ты не выиграешь этот конкурс. Это исключено. Они все предусмотрели.

— Третьяков и компания?

— Ты что, не понимаешь, во что ввязалась? — изумился Тульчин. — В какое время живешь, в какой стране? Ко всему прочему, по здешней криминальной психологии, ты должна, как это называется, «делиться». Ты уже что-то выиграла, теперь должен победить другой… или другая. Какая-нибудь нежная моль из Екатеринбурга. Или этот ученик Третьякова, несостоявшийся дипломат. Мальчик должен быть пристроен к славе. Надолго, навсегда. А ты уже поглумилась над ним.

— Откуда ты знаешь? — растерялась Вера. — Ты что, следишь за мной?

— Это мне сказал сам Владимир Павлович. На днях. Пока ты была в Питере. Я предлагаю тебе уехать со мной в Кельн. Поживешь в моем доме. Я отдам тебе весь третий этаж. А там разберемся, что делать дальше. Мне предлагают оркестр в Соединенных Штатах, можно, наконец, уехать в Париж. Кстати, там твоя приятельница, Юля, которая замужем за моим другом, который вскоре будет исполнять новый фортепианный концерт под моим руководством.

— Он же литератор, писатель то есть.

— Как же так, ты, музыкант, не знаешь, что Никита Афанасьев — блестящий пианист, равного которому, пожалуй, сейчас нет?

— Я не знала, что Юлька замужем именно за ним, — сникла Вера.

«Боже мой! — думала она, пока Алексей разворачивал перед ней будущие перспективы, охватывающие весь мир. — Я что, спала все это время? Действительно, самовлюбленная дурочка, ничего до сих пор не понявшая, не узнавшая. Какие-то Левшины, Даутовы какие-то, а ведь вот так просто, все самое настоящее могло пройти мимо».

У нее закружилась голова. Тульчин продолжал говорить о себе, о своем доме в Кельне, о том, что он все сделает для того, чтобы Вера была счастлива. Выходило, однако, что он больше, чем она сама, знал, что ей для этого самого счастья нужно. Ее исполнительское искусство, долгие годы сурового труда и работы над собой в его расчеты не входили.

Вера сейчас могла понять только одно, что ее снова покупают. Как в Питере, так и здесь покупают. Этот сулит намного больше — и вся разница. Но дело в том, что это Алеша Тульчин, которого она все эти годы считала неудачником, оправдывая свое бегство от венца. И мизансцена сделалась для нее невыносимой.

— Я должна подумать, — холодно ответила Стрешнева. — Еще я должна закончить академию. Это дело чести.

— И выиграть конкурс, — покачал головой Алексей. — Опять за рыбу деньги, как говорят в России.

— Конкурс выигрывать не обязательно, — согласилась она, краснея от собственного вранья.

— Ну закончишь академию, — насмешливо произнес Тульчин, — что дальше? Тебя забудут через полчаса. Отрезанный ломоть, отцепленный вагон…

— Заблудившийся трамвай, — подсказала Вера. — Я умру без музыки. Это я поняла еще в детстве. Покровитель маленьких музыкантов, я назвала его Алмэ, собирался оставить меня. Я болела тогда, очень серьезно. Кажется, меня избили тогда злые дети за то, что я музыкант, как недавно, перед подъездом на Гончарова. И я решила бросить музыку. Но отпустить Алмэ означало для меня умереть. Это поняли даже родители, которые очень боялись за меня. А ты говоришь — поедем туда, поедем сюда.

— Да ты просто не слышишь меня! — удивился Алексей. — Никто не отнимает у тебя музыку. Но при чем здесь академия?! Наконец, у тебя есть я.

— А ты — это музыка? — спросила Вера, чувствуя, что говорит против своей воли.

— Можно сказать и так, — без тени смущения ответил Тульчин.

— Я тебя поздравляю. Но мне казалось тогда и продолжает казаться, что сейчас не время сочинять музыку. Да, я так считала. Я тебя очень любила. Но думала, что ты заблуждаешься. Вернее, что ты заблудился в этой Твери, откуда нет пути на волю. Навсегда. Я не смогу к тебе относиться по-другому. Видишь, как получается: то над мальчиком поглумлюсь, то бывшего жениха обижу. А ты что, теперь дирижер? Почему под твоим руководством будет исполняться концерт?

— Вера, ты о чем? — развел руками Тульчин. — Помнишь, я подарил тебе небольшой концерт, который записал Дмитрий Лебедев с Лондонским симфоническим оркестром?

— Да, — ответила она. — «Неизвестный композитор восемнадцатого века». Совершенно очаровательная вещь. Жаль, что не ты, Алеша, ее сочинил.

— Я, — ответил Тульчин, смеясь. — Я ее написал. Я любил тогда сочинять апокрифы. Имя, известность и даже деньги не имели тогда особенного значения. Мне хватало тверских пирогов с грибами и картошкой. Волшебное лакомство, сказать по правде.

— Тогда ты натуральный злодей. — Вера отвечала автоматически. — Я с тобой никуда не поеду. Ты получил от меня все, что хотел.

Пространство стало расползаться, а частью — рушилось, как в детстве, когда впервые серьезно заболела. Она была унижена настолько, что не могла осознать масштаб этого унижения. Тот, кого она считала неудачником, оказывается, был ее любимым композитором!

— Куда ты денешься? Скажи, где твоя Сычева? Где она, сестра твоя по изяществу и особенной выразительности звука? В Париже твоя Юлечка, она жена видного русского писателя, творящего на разных языках с одинаковым блеском и точно с таким же блеском исполняющего музыку. Да ведь он, если мне не изменяет память, твой любимец. А здесь от Сычевой остались бы рожки да ножки.