Поль Гаден - Силоам

• Название: Силоам
• Автор: Поль Гаден
• Издательство: Терра
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-300-02781-2

Поль Гаден (1907–1956) — французский романист, широко известный в странах Западной Европы. В творчестве писателя основное место принадлежит поискам красоты и гармонии в природе и в душе человека.

Герой романа «Силоам», ученый Симон Деламбр, заболев туберкулезом, оказывается в санатории, в месте, где время течет медленно, неторопливо, а человеческие отношения строятся совсем не так, как среди здоровых людей. Встреча с Ариадной приносит в его душу любовь и открывает новые стороны жизни.

---

Теперь, когда событиям был дан ход, он больше не удивлялся их стремительному развитию: поэтому, несколько дней спустя, он как должное воспринял приглашение явиться к доктору Марша, вернувшемуся из поездки.

Все немного волновались, приближаясь к царству этого невидимого человека, о котором знали так мало, лишь время от времени получая сообщение, что он поехал в Женеву на конгресс, в Германию на стажировку или просто в Париж для создания центра оказания помощи или переобучения, — все то, что лишь увеличивало вызывающее робость действие его редких появлений среди больных. Даже когда он уезжал в Мантон или Сен-Рафаэль, все охотно верили, что для этой поездки были серьезные причины.

До сих пор Симону удавалось не заразиться боязнью и дрожью, поражавшими весь Обрыв Арменаз каждый раз, когда речь заходила о докторе Марша. Отправляясь к нему, он испытывал только простодушную необходимость в доверии и восхищении, которое большинство больных заранее питают к своим врачам и которое так часто само порождает свой предмет; так что ему не потребовалось делать никаких усилий, чтобы вызвать в себе чувство симпатии, составляющей идеальный климат для терапии. К тому же полумрак медицинского кабинета произвел на него обычное психологическое воздействие: он расположил его слепо ввериться рукам этой неведомой и немного грозной силы, которая могла творить лишь в темноте. Последним усилием сознательной воли он протянул было доктору руку, но различил лишь белизну халата: Марша сидел к нему спиной, склонившись над столом, и не обернулся. Симон подождал приглашения сесть, но не услышал и его. Машинально он опустился на маленький вертящийся табурет и принялся оттуда разглядывать непроницаемое лицо доктора, так и не поднявшего головы и продолжавшего читать историю болезни. В этом лице, бледность которого подчеркивала неброская борода, была некоторая обольстительность, к которой нельзя было остаться равнодушным; своим внушительным видом оно напоминало Симону лицо Лареско. Это сходство лишь утвердило его в ощущении, что ему предстоит сдать тяжелый экзамен. Он спешно перебрал в памяти несколько названий, определений, которые знал о начале своей болезни и об уже пройденном лечении. Его голова была набита ссылками, цифрами, конкретными событиями. На этот раз он без промедления назовет дату своего рождения, профессию отца, пороки или болезни своих предков или родственников. Он заранее знал все вопросы, которые ему могли задать, так как слышал их в Париже из уст доктора Лазара, а потом — доктора Кру, ординатора, расспрашивавшего его по прибытии; и он был совершенно готов на них ответить. Но он заметил, что на бумагах, разложенных на столе и разукрашенных несколькими схемами, вверху было написано большими буквами его собственное имя. Так что доктор уже все знал. Его молчание было молчанием того, кто выносит решение и не имеет времени на ненужные предварительные переговоры.

Марша наконец поднял голову и направил на своего больного взгляд, убедивший того, что он отныне перестал считаться человеком. Затем он заговорил. У него был красивый глубокий голос, голос оратора. Он произнес только несколько слов, но к несчастью, эти слова не подходили ни под один из тех разделов, по которым готовился Симон.

— Чем вы сейчас занимаетесь?..

Молодой человек отчаянно пытался понять смысл этой фразы. Сначала ему пришлось очистить мозг от всех заготовленных ответов, и он поколебался между несколькими одинаково глупыми ответами, как то: «Я жду… Я лечусь… Я смотрю на вас… Я думаю… Я учусь… Я ничем не занимаюсь…» Да нет; решительно, в этом вопросе не содержалось приемлемого смысла. Ничего не было сложного в том, чтобы спросить у врача, что он имел в виду. Но Симон испугался показаться простаком. В конце концов, он отважился поступить так, как делают все в подобных случаях: повторил вопрос.

— Чем я занимаюсь?..

Тогда доктор посмотрел в его глаза своими красивыми темными, слегка затуманенными глазами, в которых поблескивала насмешливая искорка.

— Я, естественно, говорю о вашей температуре…

Естественно, он говорил о температуре!.. Симон поспешил сообщить ему требуемые сведения, но сделал это довольно сбивчиво, путаясь в цифрах, словно никогда об этом не думал… Марша неуловимо улыбнулся.

— Вы импровизируете?..

Симон покраснел, с неподражаемой неестественностью ответил еще на два или три вопроса такого же рода, и, поскольку доктор задал ему новый вопрос, еще более неожиданный, — не кажется ли время ему слишком долгим, — он повел очень насыщенную, простодушную и несвоевременную речь, которой надеялся сгладить жалкое впечатление, которое он, должно быть, произвел. Но доктор не любил слушать. Он отрезал:

— Раздевайтесь!

Теперь его рука нервно теребила стетоскоп из слоновой кости, висевший на его груди. Симон решил, что он, должно быть, торопится. Он стал раздеваться как можно быстрее, то есть очень неловко. Узел галстука непривычно сопротивлялся. Снимая галстук, Симон пытался вспомнить мучавшие его когда-то детали, о которых он пообещал себе спросить доктора.

— Кашляните… Вдохните…

Эту гимнастику Симон начинал выполнять довольно сносно. Это было неинтересно. Тем не менее он был взволнован. Вскоре он почувствовал, как твердые пальцы постукивают по нему то здесь, то там, отыскивая подозрительное место. Маленькие, короткие, нечастые удары перемежались по всей спине; его разум ушел из-под контроля, и ему вдруг нелепо захотелось смеяться.

Доктор сделал несколько записей в бумагах, затем поднялся и направился к освещенному пюпитру с рентгеновскими снимками. Симон поднялся, чтобы идти за ним, поколебался, подойти или нет, подошел. Там был снимок, привезенный им из Парижа, а рядом — последний, сделанный незнакомой молодой женщиной, которая в это самое время сидела в углу комнаты, повернувшись спиной, работая за маленьким едва освещенным столом, похожим на островок, затерянный в океане тьмы. Симон подумал, что эта хрупкая на вид женщина, наверное, не существовала на самом деле, или, по меньшей мере, была сестрой мифических созданий, избранных жестокой судьбой, чтобы искупить неведомые проступки: они обречены жить вдали от света, в подземельях замка, потому что испарятся под лучами солнца. Тем временем, считая, что стоит еще слишком далеко от освещенного экрана, на котором сопоставлялись два снимка, он сделал было небольшое движение, чтобы подойти чуть ближе; но перед ним, как шлагбаум, вытянулась рука, а экран погас перед глазами. Ему пришлось допустить, что мир, в котором он живет, никоим образом не должен подвергаться его чувственному восприятию.

В самой глубине души он сохранил тайную надежду услышать, что ему лучше и он может вернуться в Париж. Он спросил:

— Есть перемены?..

Против всякого ожидания, он получил ответ. Но он был произнесен нетерпеливо:

— Что вы имеете в виду?

На этот раз Симон подумал, что совсем поглупел. Он пробормотал:

— Ну… Все то же самое?.. Есть что-нибудь новое? То есть… Мне не лучше?..

Его собеседник покачал головой:

— Слишком мало времени.

Слишком мало времени!.. Впервые Симон измерил продолжительность странной болезни, приведшей его в Обрыв Арменаз: почти три месяца! Почти три месяца прошло с тех пор, как он вошел, словно нашкодивший, в кабинет доктора Лазара… Три месяца! Можно успеть изучить несколько книг из «Изложения событий» Геродота! Несколько песней Гомера! Всю «Теогонию»! А здесь это будто не в счет! Симон начинал испытывать глухое раздражение против этого человека с ироничными вопросами и краткими ответами. Его желание сойтись с ним наталкивалось на холодное безразличие, саркастические намеки, обезнадеживающий лаконизм. К несчастью, он не смог удержаться от невинного вопроса, который был для доктора самым невыносимым из всех:

— Как вы думаете, мне еще долго здесь оставаться?

Марша посмотрел на него с едва заметной иронией и словно призвал стены своего кабинета в свидетели глупости этого больного. Тот понял свою ошибку, но было слишком поздно: уже надвигался неумолимый ответ:

— Увы, месье, я не кумская Сивилла и не составляю гороскопов. Не следует путать медицину с гаданиями или магией.

Произнося эти слова, он подталкивал Симона к двери и там, внезапно любезным голосом, задержав руку молодого человека в своей, подобно тем министрам, что считают возможным внушить доверие одним пожатием ладони, сказал:

— Впрочем, ваш случай не так уж плох… Ничего не могу вам обещать, но могу сказать вам, что я не тревожусь…

И тогда, совершая еще больший промах, Симон вспомнил последний вопрос, который хотел ему задать. Разве его парижский врач не делал ему инъекций солей золота? Он собрал все свое мужество и спросил:

— Вы не введете мне немного солей золота?

На этот раз доктор ответил ему измученной улыбкой. Вдоль его бороды пробежала короткая дрожь: