Роберт Швейхель - За свободу

• Название: За свободу
• Автор: Роберт Швейхель
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Роман «За свободу» — своеобразное завещание своему народу немецкого писателя-демократа Роберта Швейхеля (1821–1907). Роман-хроника о Великой крестьянской войне 1525 года, главным героем которого является восставший народ. Швейхель очень точно, до мельчайших подробностей следует за документальными данными. Он использует ряд летописей и документов того времени, а также книгу Циммермана «История Крестьянской войны в Германии», которую Энгельс недаром назвал «похвальным исключением из немецких идеалистических исторических произведений».

---

— Напротив, будем говорить, чтобы высказаться до конца. Я должна побороть в тебе эту гордость! — вскричала Сабина.

— Вот идет мой опекун, — прервала ее Габриэла. — Интересно, что привело его в столь поздний час.

Они направились к старому клену, под которым сидели супруги фон Муслор. Те поднялись, приветствуя гостя.

— Мои новости не составляют тайны, — отвечал тот на вопрошающий взор хозяина и поздоровался с Сабиной и своей питомицей. — У меня только что был Иероним Гассель.

— Как, он уже вернулся из Швейнфурта? — воскликнул изумленный Муслор.

— Ландтаг распущен. Полный провал. Едва собравшись, они разошлись, ничего не сделав.

— А Менцинген?

— Тоже вернулся. Гассель приехал вместе с ним и Гейером фон Гейерсбергом. Сейм отрядил их в качестве посредников к маркграфу Казимиру для заключения мира между ним и крестьянами. Они будут ждать указаний, когда его светлости будет угодно их принять.

При упоминании о Флориане Гейере лицо прекрасной Габриэлы побледнело, а потом залилось пламенем. Сабина, которая тоже зарделась, поспешила уйти в дом позаботиться об угощении Конрада Эбергарда. Когда через некоторое время она вернулась, неся кубок и тарелку печенья с пряностями для возбуждения аппетита, Габриэла уже исчезла. Позже Сабина увидела, как ее подруга вышла из увитой жимолостью беседки и направилась в дом. Хотя еще было рано, Габриэла легла в постель, и когда через час Сабина пришла в их общую опочивальню, ей показалось, что та крепко спит.

На следующий день, в канун троицы, в городе почти не чувствовалось праздника. Известие о роспуске ландтага и распространившийся в последнюю минуту слух о том, что внутренний совет отозвал представителей города из Вюрцбурга, вселили смутную тревогу в сердца. Людям казалось, что, уносимые в утлой ладье мощным потоком событий, они с каждой минутой все быстрей и быстрей приближаются к чудовищному водовороту. На рынках почти не видно было крестьян. Зато праздник привлек в город массу нищих. Среди них было немало примелькавшихся лиц, которые появлялись в Ротенбурге, не пропуская ни воскресенья, ни праздника, облюбовывали себе определенные кварталы и располагались для взимания дани на папертях церквей. Один из них, старик с длинной белой бородой, привык собирать обильную жатву у подъездов патрицианских домов. Обычно он стоял на своем посту возле женского доминиканского монастыря — прекрасного в своей строгой простоте здания раннего готического стиля, с фронтонами, увенчанными стрельчатыми башенками.

Этого патриарха оборванцев увидел Флориан Гейер у дверей дома фон Менцингена, выйдя поутру, чтобы посетить доктора Дейчлина и командора Христиана. Пока он вынимал из-за пояса кошелек, чтобы достать монету, нищий протянул ему сложенную вдвое записку. «Прочтите, ваша милость», — прошептал он и хотел было удалиться, но Флориан Гейер удержал его и спросил, кто его прислал.

— Должно быть, тот, кто писал, с позволения вашей милости, — отвечал, прикидываясь дурачком, старик. Флориан Гейер быстро пробежал записку, содержавшую лишь несколько слов: «Мне необходимо говорить с Вами. Приходите в шесть часов в церковь доминиканского монастыря». Когда он поднял голову, нищего уже и след простыл.

Сообщения Каспара Христиана и проповедника собора св. Иакова о настроениях, господствующих в Ротенбурге, заставили Флориана Гейера призадуматься. Под вечер он снова вышел из дому, чтобы наконец лично познакомиться с Максом Эбергардом. Благоприятное впечатление, сложившееся о молодом человеке по его письмам, подкрепил Вендель Гиплер, но особенно горячего защитника Макса встретил Флориан в лице Эльзы, когда упомянул о нем в разговоре.

При виде дорогого гостя Макс Эбергард порывисто вскочил из-за своего рабочего стола и, назвав Гейера по имени, протянул ему обе руки. Эльза видела, как подъезжали к ратуше послы, и подробно описала внешность рыцаря Максу.

— Разве вы знаете меня в лицо? — спросил Флориан Гейер, несколько удивленный. Макс смутился, а его гость улыбнулся, вспомнив, как тепло говорила о нем Эльза. Он угадал тайну молодых людей и порадовался за них душой; среди водоворота политических страстей на него повеяло свежим дыханием вечно живого человеческого чувства. Это отвлекло его на время забот и мрачных мыслей, навеянных утренними визитами. Показав на раскрытую книгу, над которой он застал Макса, рыцарь, улыбаясь, спросил:

— Вы, кажется, читали одного из писателей древности?

— Я бы скорей назвал его пророком, ведь он рисует нам грядущие времена, — отвечал, слегка покраснев, Макс. — К тому же он наш современник. Это «Утопия» превосходнейшего Томаса Мора[124], о котором вы, должно быть, слышали.

— Конечно, слыхал, — живо отозвался Гейер. — Ульрих фон Гуттен часто говорил нам в Эбербурге об этой книге, подробно рассказывал ее содержание и переводил нам из нее целые куски. Он читал нам также письмо знаменитого Эразма, в котором тот, обращая его внимание на «Утопию», указывал, что Мор сочинил ее, желая показать причины бедственного состояния государств.

— Что он и сделал, осветив с поразительной глубиной положение своего отечества — Англии.

— Только в одном вопросе я не разделяю его стремлений и полагаю, что он сам в них разочаруется. Все мы хорошо знаем, что представляют собой князья, и я еще в те времена доказывал Гуттену и Зиккингену, что никогда не найти Мору князя, который пожелал бы учредить столь идеальное государство, созданное воображением писателя.

— Так вы полагаете, что «Утопия» не фантазия, а осуществимая цель? — спросил Макс.

— Послушайте, любезный доктор, — отвечал Флориан Гейер, — вы, вероятно, не раз слыхали проповеди Карлштадта о том, что мир должен обновиться в духе евангелия и вернуться к коммунизму первых христианских общин. По моему разумению, человечество никогда не возвращается назад, к уже пережитым и отошедшим в прошлое формам общежития и учреждениям. Цель, к которой оно стремится в своем развитии, часто может быть скрыта в туманной дали, но она всегда впереди, а не позади. Религиозный коммунизм отжил свой век, и наша цель — социальный коммунизм острова «Утопии». И я уверен, наступит день, когда мы причалим к его берегам. Убеждение мое так же твердо, как клинок моего меча. И мы уже плывем к этой заветной цели. Иначе разве поднялось бы крестьянство по всей немецкой земле?

Он взял в руки книгу и, рассматривая гравюру на дереве, служившую заставкой, продолжал:

— Если мои слабые познания в латыни мне не изменяют, здесь написано: «Золотая книга истины о наилучшем устройстве государства». Жаль, что этот великий человек написал ее до нашего восстания. Не то он оставил бы всякие надежды на князей и признал бы, что золотые мысли, высказанные в этой книге, могут воплотиться в золотую правду жизни лишь через разум, волю и мощь народа.

— Достойно удивления, что Вендель Гиплер считает эту книгу шуткой, плодом досужей фантазии, — задумчиво проговорил Эбер гард.

— Меня это не удивляет. Он — великий политик, но только политик, а для понимания «Утопии» нужно нечто большее. Вот вы, дорогой доктор, вы больше чем политик, но всяком случае не только политик.

Эти слова Флориана Гейера сопровождались столь значительным и красноречивым взглядом, что Макс не мог не понять его и покраснел.

Когда на городской башне пробило шесть часов, Флориан Гейер расстался со своим молодым собеседником, приятно возбужденный. Он очутился под темными сводами доминиканской церкви, и в первую минуту ему показалось, что церковь пуста. Но когда его шпоры зазвенели по каменным плитам, из-за чудесного резного алтаря выступила темная фигура и нерешительно направилась ему навстречу. Капюшон черного шелкового плаща, отороченного мехом, был откинут, и Флориан узнал прекрасную Габриэлу.

— Мое послание, должно быть, вас удивило, благородный рыцарь, — начала она, вспыхнув ярким румянцем, и запнулась.

— Вам нужна моя помощь, сударыня? Приказывайте, я к вашим услугам.

— Вы угадали, — уже смелей отвечала она, — но помощь не для меня, а для вас самих. Об одном прошу вас: будьте осторожны. Есть люди, которые хотят помешать вашей встрече с маркграфом Бранденбургским.

— Спасибо, мой прекрасный друг! — отвечал он, изумленный. — Но, по чести говоря, я был бы рад, если бы меня избавили от нужды протягивать руку мира маркграфу. Ибо скорей соединятся вода и пламя, чем крестьянин и дворянин.

— Вы правы, — сказала она, бросив на него удивленный взгляд. — Но именно поэтому я и не понимаю вас. Ведь вы сами — дворянин, а боретесь вместе с крестьянами против своего сословия.

— Я борюсь за свободу, против угнетателей, — спокойно и серьезно отвечал он.

— За свободу? — живо повторила она. — Но что может дать она вам взамен всего, что вы потеряли? Как можете вы стремиться стать равным простолюдину? Называть братьями этих грубых, грязных, зловонных крестьян! Сознайтесь, что вами руководит честолюбие.