Роберт Швейхель - За свободу

• Название: За свободу
• Автор: Роберт Швейхель
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

Роман — своеобразное завещание своему народу немецкого писателя-демократа Роберта Швейхеля. Роман-хроника о Великой крестьянской войне 1525 года, главным героем которого является восставший народ. Швейхель очень точно, до мельчайших подробностей следует за документальными данными. Он использует ряд летописей и документов того времени, а также книгу Циммермана «История Крестьянской войны в Германии», которую Энгельс недаром назвал «похвальным исключением из немецких идеалистических исторических произведений».

---

Фриц Дальк так и залился жирным смехом, а его мясистое круглое лицо побагровело.

Тем временем Каспар принес вино и наполнил кубки. Скорняк облизал языком губы и продолжал:

— В Гальтенбергштеттене Бешеный Цейзольф, правда, принял повестку, но разорвал ее в клочки и бросил Фингерлингу в лицо, да еще спустил на него собак. Они его изрядно потрепали, а юнкер со своей челядью хохотали до упаду, любуясь этим зрелищем. Он сам потом хвастался в городе.

Килиан Эчлих слушал рассказчика, насупив брови.

— Ну, ну, и что же дальше? — нетерпеливо спросил он.

Мясник Дальк хриплым голосом, отчаянно фальшивя, затянул:

Я, мастер Петер Вогелей,
Во славу цеха пекарей
Всегда пропеть вам рад
Про то, как кликнули мы клич:
«Пора дворянчиков постричь!» —
И загудел набат.
И ротенбургский наш народ
С крестьянством двинулся в поход
На замок Ингольштадт.

Он оборвал песню, смеясь, и Каспар сухо заметил:

— Теперь бы до этого не дошло.

— Даже если б горожане были все заодно, ничего бы из этого не вышло, — сказал сапожник. — Времена не те. Разве что натравили бы на себя Швабский союз. Юнкеры-то ведь из имперского рыцарства. Магистрат должен жаловаться на них в имперский суд.

Стригальщик едко ухмыльнулся:

— Знаю я на собственном опыте, чем это пахнет. Ворон ворону глаз не выклюет. Магистрат только слабым показывает зубы. Будь наш брат горожанин хоть тысячу раз прав, жалуясь на притеснения знатных особ, магистрату хоть бы что. Так пусть же теперь наши досточтимые испытают на собственной шкуре, что значит несправедливость, а я уж посмеюсь над ними, посмеюсь…

И он разразился язвительным смехом.

— А все-таки позор для нашего города остается позором и для всех нас! — рявкнул сапожных дел мастер.

— А что случилось со мной, разве не позор? Не позор для города? — простонал стригальщик.

— Черт побери, он прав! — воскликнул Фриц Дальк и что было силы стукнул по столу кулачищем. — Магистрат пожинает, что посеял. Вытащи он этих юнкеров за шиворот в день трех волхвов, до этого бы дело не дошло.

— Уж эти мне монастыри да духовные ордена! — заговорил Мельхиор Мадер. — Они пользуются всем, что мы добываем в поте лица, а сами не платят ни геллера. Ведь мы трудимся на благо нашего города. Следовало бы заставить и их нести городские повинности.

— Что правда, то правда! — поддакнул шустрый Лоренц Дим. — Да и на кой нам прах монастыри да ордена? Пользы от них ни на грош. Будь то в моей воле, закрыл бы я их все, да и дело с концом!

— А кто этому мешает, как не магистрат? — спросил Килиан Эчлих. — По чьей милости я вынужден ждать того, что мне полагается по праву, до дня святого Никовоки, как говорит мой племянник, оренбахский староста?

— Стыд и позор, что мы, ротенбуржцы, плетемся в хвосте всех имперских городов в деле новой веры, — заметил скорняк.

— В других местах цехи уже давно заседают в магистрате, — добавил Мельхиор Мадер.

— А я вам прямо скажу: нынешний магистрат ни к черту не годится! — загремел Фриц Дальк.

В этот момент кто-то трижды постучался в окошко. Но в пылу беседы никто, кроме хозяина, ничего не услышал. Килиан зажег лучину и пошел открывать дверь. Со времени тайного прихода бургомистра этот условный стук раздавался каждый вечер; верный своему обещанию, Эренфрид Кумпф приводил к Карлштадту то Дейчлина, то командора, то других сторонников Реформации.

На этот раз, с опаской впустив посетителя, Килиан отпрянул в изумлении: перед ним стоял рыцарь Стефан фон Менцинген. Хозяин направился было к лестнице, ведущей наверх к Карлштадту, но рыцарь остановил его словами:

— У вас гости? Я слышал с улицы. Слышал невольно: они говорят слишком громко. Будьте осторожны, мейстер. Разве у вас все окна выходят на улицу?

Килиан смущенно посмотрел на него и пробормотал:

— У нас нет никаких тайн.

— Ну конечно. Недоставало только, чтобы вы кричали среди бела дня на площади, что нынешний магистрат ни к черту не годится, — возразил рыцарь с легкой усмешкой.

— Особенно после того, что случилось сегодня? Однако пожалуйте в комнаты.

Но рыцарь снова остановил его.

— Терпение, мейстер. Ваше мнение о магистрате меня нисколько не удивляет после того, как он поступил с вами. Скверно поступил, клянусь честью, очень скверно. Что называется, прибавил к старой несправедливости новое беззаконие. Мне рассказал обо всем почетный бургомистр. Хуже быть не может. Но вы так глядите на меня, будто я говорю по-халдейски. Неужели Кумпф, щадя вас, скрыл последнюю новость? Так вы действительно не знаете, что он недавно добился пересмотра вашего дела во внутреннем совете и что магистрат положил считать его решенным раз и навсегда?

Из груди старого стригальщика вырвалось нечто вроде хрипа. Он позеленел.

— Успокойтесь, мейстер, — подбодрил его фон Менцинген. — Я сам не хуже вашего знаю все лицемерие здешнего магистрата и подумал, раз вы советуетесь с вашими друзьями, как вам добиться справедливости, быть может, и я смогу быть вам полезен советом.

Килиан Эчлих стоял как громом пораженный и, казалось, ничего не слышал. Видно, он до последней минуты не расставался с надеждой отстоять свое право. Теперь он был подобен кораблю, который, лишившись последнего якоря во время бури, очутился во власти разъяренной стихии. Вдруг в его мозгу молниеносно промелькнули слова, недавно произнесенные почетным бургомистром: «Только никакого насилия», — и он повторил их вслух со злобной усмешкой. Потом, после минутного колебания, глубоко перевел дух и сказал:

— Да, это мне было неизвестно. Если вы, благородный рыцарь, не побрезгаете обществом таких мелких людишек, как я и мои друзья, и удостоите нас чести…

— Прошу не чиниться, мейстер, — прервал его фон Менцинген. — С братом Андреасом я повидаюсь в другой раз. Идемте к вашим друзьям. Любить магистрат у меня так же мало оснований, как и у вас.

Когда Килиан ввел знатного гостя, беседа мастеров сразу оборвалась и все глаза с изумлением устремились на вошедшего. Радушно поздоровавшись со всеми, рыцарь уселся за стол, как с равными. Стригальщик достал из буфета огромный серебряный кубок — приз, полученный им когда-то на состязаниях в стрельбе по птицам на лугу у Родерских ворот, и, наполнив его, поднес с поклоном высокому гостю. Стефан фон Менцинген с честью вышел из испытания, хотя кислое вино едва ли пришлось по вкусу избалованному рыцарю.

— Простите, почтеннейшие, что я задержал нашего хозяина. Если не ошибаюсь, вы обсуждали вопрос, как вновь поднять добрую славу нашего города, уничтожив беззаконие?

Первым заговорил Мельхиор Мадер. Степенно откашлявшись, он промолвил:

— Действительно, таковы наши намерения, ваша милость. Мы так полагаем: закон должен оставаться законом, не то верность и честность полетят…

— К чертям! — закончил басом мясник.

— Ведь на нас держится община, — заметил Лоренц Дим. — Мы несем все тяготы на своих плечах, а именитые граждане живут, как моль в меху.

— Так ты бы выколотил ее оттуда, на то ты и скорняк! — вполголоса произнес за его спиной Каспар, исполнявший обязанности виночерпия.

Все засмеялись, а Мельхиор продолжал:

— Да ведь нас теснят не одни именитые. Нам, горожанам, не дают свободно вздохнуть и дворяне и попы. Нет от них житья ни ремеслу, ни торговле.

— Они везде снимают сливки! — крикнул Фриц Дальк.

— К сожалению, это так, — подтвердил рыцарь. — Однако это дело надо обсудить на свободе. Прежде всего надо поразмыслить, как вернуть честным людям их попранные права.

— Одно упирается в другое, — сказал скорняк Лоренц Дим.

— Вот если б цехи были допущены в большой совет и имели право голоса, тогда все было бы по-иному, — начал мясник.

А сапожных дел мастер закончил:

— Да ведь суть в том, что все они — одна шайка, не исключая и поповских гнезд.

— А почему, собственно, цехи не имеют своих представителей в магистрате, почтеннейшие мастера? — спросил фон Менцинген, обводя всех пытливым взором из-под тяжелых век.

— Этот орешек нам не по зубам, — сказал Дальк.

— Так разрешите раскусить его за вас, мейстер, — отвечал рыцарь. — Цехи сами позволили дворянам вытеснить себя из внешнего совета, где они прежде заседали.

Мастера с недоверием покачали головами. Об этом они никогда не слыхивали.

— Святая истина, — заверил фон Менцинген. — И было это в тысяча четыреста пятидесятом году, стало быть не так уж давно. Тогда, как только что сказал мейстер Мадер, именитые господа жестоко теснили горожан и подневольных людей, и в один прекрасный день угнетенные восстали и принудили угнетателей дать цехам представительство во внешнем совете. Заключенный между сословиями договор и по сей день хранится в архиве городской ратуши.