Вольдемар Бранк - Маленький человек на большом пути

• Название: Маленький человек на большом пути
• Автор: Вольдемар Бранк
• Жанр: Проза

Автобиографическая повесть старейшего латышского писателя В. Бранка знакомит читателей с нелегкой жизнью бедной латышской семьи начала нынешнего века Герой книги, юный Волдис, рассказывает о своем первом заработке — деньги нужны, чтобы пойти в школу, об играх и шалостях, о войне с сынками местечковых богатеев. Первые столкновения с суровой действительностью приводят мальчика к пониманию, что жизнь устроена несправедливо, если всё — и лес, и земля, и озера — принадлежит барону.

---

Может, лучше убежать? А куда? Домой? Но ведь мастер сказал, что отец согласен.

Сипол, узнав, вероятно, от мастера о моей новой ссылке, подошел:

— Только носа не вешай! День, два, три, и мы тоже — гоп, ребята! — прибудем в oo поместье.

Я ничего не смог ответить. Сперло дыхание, все вдруг расплылось, закачалось. Чтобы скрыть слезы, я резко отвернулся. Сипол схватил меня, обнял и начал крутить. Я вырвался, побежал на сеновал, вытирая по дороге глаза рукавом. Собрал в узел все свои вещички…

Вскоре я уже шагал по большаку. Обернулся — друзья забрались на леса и машут оттуда руками. Август залез выше всех. Я видел его еще долго, пока поместье не скрылось за бугром.

Дорога на Силакрог была мне знакома: прошлым летом мы ходили в те места за орехами. Я вспомнил кривую рябину на краю большака, многочисленные рощицы, холмы, долины… Погружая босые ноги в теплый сыпучий песок, шагал и шагал вперед. На перекрестке, как и говорил мастер, свернул налево. Навстречу попался длинный обоз с навозом. Работники в домотканых льняных рубахах и штанах шли рядом с лошадьми и покручивали вожжами. Постолы у них громко скрипели, и, словно отзываясь, каркали вороны — слетелись со всех сторон па резкий запах.

Чем ближе к имению, тем ровнее дорога. Песок исчез, все рытвины усыпаны гравием. Но идти хуже — острые камешки режут босые ноги.

Потянулась бесконечная каменная ограда. Вот наконец и ворота. По утоптанной скотом аллее я направился к хлеву. Недалеко от него людская. Старуха у колодца брала па плечи коромысло, из переполненных ведер на землю плескалась вода.

— Скажите, пожалуйста, где живет садовник? — спросил я вежливо.

У старухи зажглись любопытством выцветшие серые глаза.

— Да, да, люди тут, в поместье, болтали, будто мадам берет приемного сынка. — Беззубый рот у нее растягивался, как резиновый. — Уж не ты ли им будешь?

— Нет, меня послали работать у печника, — ответил я, смутившись.

— Вот как! — Она не сводила с меня внимательного, недоверчивого взгляда.

— Тогда иди вон в тот дом на берегу пруда. Видишь, с навесом? Там они и живут.

Не нравилось мне это поместье. Хозяйственный двор грязный, захламленный, замусоренный, весь изрыт свиньями. По вытоптанной зелени бродят целые стаи кур и индюков.

Непорядок!

САДОВНИЦА

Я поднялся по широким каменным ступеням и робко постучал в резную дверь. Подождал, стукнул посильнее. Дверь открылась, на порог вышла полная немолодая женщина.

— Здравствуйте! — Я шаркнул ногой.

— Здравствуй, здравствуй, миленький… Ты из местечка? — спросила она приветливо.

— Вообще-то из местечка. — Я никак не мог справиться с непонятной робостью. — Но сейчас не из местечка, а из того имения, — и показал рукой, откуда пришел.

— Заходи, заходи в комнатку, — пригласила она, ласково улыбаясь. — Мне про тебя уже все рассказали. Заходи, миленький, ну?

К таким нежностям я не привык. Перешагнул несмело порог. Бросил взгляд на ноги — как бы не наследить!

Она словно мои мысли прочитала:

— Обожди, миленький, принесу сейчас ушатик с тепленькой водичкой. Помоешь ноженьки, тогда зайдешь.

Держа в руках узелок, я во все глаза глядел на сиявшую чистотой кухню. Пол блестел так, будто это и не пол вовсе, а обеденный стол. Поверх него стлалась дорожка, тканная из разноцветных кусочков материи.

В комнате за кухней такая же чистота и порядок. На окнах кружевные занавески, на подоконниках горшки с цветами. Посреди комнаты кадка, из нее поднимается до потолка странное растение с блестящими зелеными продолговатыми листьями. За этим то ли кустом, то ли деревом виднеется кровать, крытая белоснежным покрывалом с целым ворохом подушек — штук пять или шесть. Вряд ли на такой спят, наверное, для украшения.

Но больше всего заинтересовала меня картина в золоченой раме. Крутая гора, а на самой ее вершине — солдаты. Схватив большие камни, они мечут их в наступающих врагов. Те лезут снизу, на них высокие красные шапки с кисточками. Всюду лежат убитые, и на вершине горы, и на склонах… Я быстро сообразил, что в высоких шапках — это турки: дедушка Августа много рассказывал про них.

А заботливая хозяйка тем временем принесла ушат с теплой водой, поставила у моих ног. Потом вытащила из-за печи низкую скамеечку, полотенце, мыло и опять заворковала:

— Садись, помой ноженьки! А одежду, что у тебя в узелочке, положим под кроватку: там у моего сыночка сундучок. Она взяла у меня из рук узелок и развязала. Удивившись, спросила:

— Где же твои ботиночки? Здесь одни только рваные постолы.

Я опустил голову, произнес тихо-тихо:

— Заработаю — отец купит.

— Правильно, миленький, купит, обязательно купит! Но вот если бы ты был моим сыночком, я бы тебя одела, как барчука. На ногах блестящие туфельки, бархатные штанишки, белая рубашечка, а вот тут, под воротничком, у горлышка, шелковая ленточка…

Она не говорила, а пела, ее теплые мягкие пальцы поглаживали мою шею.

Я чувствовал, как лицо заливает краска. Такую одежду я видел только на сыне управляющего имением. Ну, может быть, есть еще что-то подобное у сына аптекаря. А ведь мы против них воевали на Храмовой горке!

Стало не по себе. Чтобы увернуться от ласки, я присел на скамеечку, склонился над ушатом и начал мыть ноги. Чистым полотенцем, которое хозяйка мне протягивала, совестно было их вытирать, и я замешкался. Она все поняла:

— Вытирай, вытирай, миленький! Это льняное полотенце, груботканое, для того и сделано, чтобы рученьки-ноженьки вытирать.

И, поскольку я все еще никак не мог решиться, наклонилась и сама вытерла мне ноги. Я неловко поблагодарил и торопливо встал.

— Вот теперь ноженьки чистенькие, можно и в комнаты. Охотнее всего я пустился бы сейчас наутек и бежал, бежал бы, пока снова не оказался на привычном сеновале над хлевом Садовница, улыбаясь, посмотрела на меня, взяла за руку, повела через кухню в большую комнату и усадила за стол.

Я с замиранием сердца ждал. Что ж теперь еще будет? Вскоре она вернулась из кухни, неся дымящуюся тарелку. Поставила передо мной. Рядом с тарелкой положила ложку, вилку и нож. Суп был ярко-красным, поверху плавали блестки жира. Пахло очень вкусно; в самой середине тарелки, словно островок, торчал аппетитный кусок мяса. У меня потекли слюнки. Такого супа я еще никогда не ел. Садовница ласково положила на мою голову мягкую руку:

— Ешь, миленький, ешь. Этот супчик из молоденькой баранинки, сварен со свеколкой. Возьми вилочку, ножичек, съешь сначала кусочек мясца, а потом супчику похлебай.

Новое несчастье! Я нерешительно взял в кулак обе блестящие железки со всякими завитушками, так мало похожие на ножи и вилки с деревянными ручками у нас дома. Как ими обходиться? Переложил в левую руку нож и — будь что будет! — взялся за мясо.

Да, это был трудный экзамен. И я опозорился, разбрызгал суп. Садовница взяла у меня вилку и нож:

— Левой ручкой придерживай, правой режь. Вот так… Отрезал кусочек — положи вилочкой в рот…

Это было потруднее, чем у ящика с раствором! Я весь взмок, пока научился с грехом пополам обращаться со столовым прибором.

Щедрая хозяйка поставила передо мной хлебницу, полную ровно нарезанных ломтей пахучего ржаного хлеба. Суп оказался необычным на вкус, кисло-сладким. И напрасно я радовался втихомолку, думая, что уж с супом-то управлюсь запросто. Оказалось, и тут надо соблюдать определенные правила:

— Не хлебай так шумно, миленький! Ротик закрой, теперь глотай. Вот так… Ложечкой не стучи по тарелочке, некрасиво…

Я облегченно вздохнул, когда наконец завершился самый трудный в моей жизни обед.

Теперь можно было продолжить осмотр комнаты. На стене тикали необычные стенные часы. Циферблат был вставлен в футляр из резного дерева, в верхней его части находился домик, вроде скворечника, с маленькими дверцами. Домик был вырезан из цельного куска, но раскрашен так, что казалось, он выстроен из крохотных бревен. Мерно раскачивался маятник с большим желтым кругом на конце, раздавалось звонкое: тик-так, тик-так…

Вдруг распахнулись дверцы под крышей, и наружу выскочила деревянная птичка. Она поклонилась, клювик у нее раскрылся, и я, к величайшему своему удивлению, услышал голос настоящей кукушки: ку-ку, ку-ку…

— Видел ли ты когда-нибудь такие часики? — Садовница уже вернулась из кухни.

— Нет! — Я энергично тряхнул головой.

— Это знаменитые часы, шварцвальдские, из Германии. Сам господин барон подарил нам их за то, что вырастили для него виноград.

Рядом с часами на рогах косули, прибитых к стене, висела на длинном ремне медная труба. Она ярко блестела, еще ярче, чем каски пожарников в местечке.

Картина, часы, теперь эта труба… Диковинные, никогда ранее не виданные вещи вызывали во мне почтительное уважение, даже боязнь. Ведь такое, по моему глубочайшему убеждению, могло принадлежать только богачам, господам.