Миклош Сабо - Команда Альфа

• Название: Команда Альфа
• Автор: Миклош Сабо
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1965

Исповедь бывшего солдата войск специального назначения армии США

---

Позднее повара рассказали, что бунт начался из-за чистки посуды. Не успели они оглянуться, как их уже раскаленными кочергами загнали в холодильники, где висели замороженные туши.

Молодчикам из военной полиции тоже немало хлопот причинила эта без одного дюжина. Завидев форму поенной полиции, венгры выхватили штыки, и пошло! Да не как-нибудь, а во всю богом данную мочь!

Угомонить их удалось лишь бомбами со слезоточивым газом.

Что было с ними в тюрьме военной полиции, не знаю, — хотя позднее и я на себе испытал кое-что из тех секретов, — только вернули их оттуда смирными ягнятами. Но штыки были тотчас же отобраны у венгров. У всех без исключения…

Началось изучение винтовки, стрельба боевыми патронами, знакомство с основами топографии. Нас учили разбивать лагерь, устанавливать палатки. Потом последовали бесконечные походы. Нас приучали к газам. В противогазах и без них. Страшновато было заходить в газовую камеру, делать легкий вдох, ощущая при этом горьковато-терпкий вкус газа, вызывающий позывы к рвоте. Но мы и тут должны были подчиняться команде, так же как подчинялись ей на итоговых занятиях: ползком, прижимаясь к матери-земле, продвигались мы на заданном участке к цели, в то время как над нашими головами свистели боевые трассирующие пули автоматических орудий. Если ты по неловкости чуть подымешь зад — будешь ранен, подымешь голову — будешь убит.

Здесь даже на учениях не шутили.

Этот ад длился восемь недель.

Экзамены мы держали поодиночке перед комиссией, состоящей из офицерского состава.

Я был удостоен «значка снайпера» и отличной аттестации. К этому мне дали еще двухнедельный отпуск, и полковник написал благодарность моей матери за то, что она воспитала такого молодца для армии США.

В полку меня ждал письменный приказ, согласно которому я должен был немедленно явиться в роту C 11-й боевой группы 3-й дивизии.

Здесь я так же, как и в прежней части, получил все необходимое, только вместо винтовки мне вручили карабин.

А на другой день последовало повышение в чине, вернее, это не было еще чином, просто в результате хорошо выдержанных экзаменов я стал E-2[3]. Зато месячное жалованье мое увеличилось на десять долларов.

Я был освобожден теперь от всевозможных нагрузок, не относящихся непосредственно к военной учебе (в том числе и от ДПК). Мне выдали постоянную увольнительную. В подготовительной части меня произвели в должность командира отделения.

На данном отрезке учебной программы нас ознакомили со всеми видами оружия пехотинцев. Я теперь вполне освоил пистолет, автомат, карабин, винтовку, пулемет, изучил новейшие виды разрывных пуль, фаустпатроны, минометы, 106-миллиметровые противотанковые пушки. Если к этому еще добавить, что мы получили некоторые познания в области военно-инженерного дела — овладели, например, минированием, — то мой перечень будет полным.

Мне особенно нравилась стрельба по движущейся мишени. То были настоящие сражения с настоящей боевой техникой.

Под покровом ночи в бой пускались на самых различных участках полигона забракованные старые танки.

Наше дело было обнаружить их… Подобраться к ним ползком, взять на прицел, нажать курок… Последует ослепительная вспышка, дрогнет цель… броня пробита… Раздастся взрыв…

Война, наверное, дело мерзкое, но нас учили находить в ней удовольствие. Осознать свои силы! Ощутить радость победы над врагом! Торжествовать!

За хорошими результатами всегда следовало поощрение. Тут уж все зависело от расположения начальства, которое, разумеется, надо было завоевать.

«Сын мой!

Трудно привыкнуть к твоему отсутствию, к мысли, что наша семья опять не в полном составе. Тебе, наверное, странным покажется, что пишу именно я, тот, кто больше всего жил в стороне от семьи и недавно, уже добровольно, опять покинул семью.

Ты должен знать, что тебя нам очень недостает, что гнездо наше стало без тебя как-то холоднее: ведь ты был в нем источником добра.

Ты удивлен? Недоумеваешь? Объясню. Твой поступок — вступление в армию — открыл мне, твоему отцу, глаза. Мне стало ясно: ты оставил дом из-за меня. Таким образом, я лишил твою мать сразу двух кормильцев и двух любящих сердец… И мне надлежало искупить свою вину. Я вновь дома. Я стал справедливее и терпеливее, чем прежде, я стал счастливее, чем когда бы то ни было.

Мы вместе читаем твои письма, где ты отчитываешься в своих делах и достижениях. Я и помимо этого получаю о тебе сведения, надеюсь, догадываешься, каким образом? Я горжусь тем, что ты солдат такой удивительной армии и что ты преуспеваешь в учебе.

Не забывай о том, что тебя учат с оружием в руках охранять свободный мир, защищать западную культуру, искусство, религию, гуманизм от посягательства азиатских варваров.

Благодаря моим связям я имею возможность неотрывно следить за твоей дальнейшей судьбой. Я окажу тебе всяческое содействие, чтобы ты мог продвигаться на избранной тобой стезе, ты же в свою очередь знай: настанет время, и на твою долю выпадет немаловажная роль в освободительном движении.

Да хранит тебя Бог.

Целую.

Отец»

Письмо от отца пришло тогда, когда я уже благополучно сдал экзамены после второго тренинга. Мне стало легче оттого, что отец опять дома и что это произошло благодаря мне. Было очень приятно читать похвалу отца. Что до его обещания в отношении помощи мне, то я совсем не придал этому значения. Достигнутые успехи делали меня уверенным в себе, и мне казалось, что в протекции я вовсе не нуждаюсь. Однако последняя фраза письма засела у меня в голове. Что он подразумевает? Какая роль и в каком освободительном движении? Я ничего не мог понять. Несколько дней ломал над этим голову, но потом происшедшие события отвлекли меня.

Через неделю командование сообщило, что мне оказана большая честь.

— Вы поедете в Форт-Беннинг. Мы командируем вас на учебу в школу военной полиции. Ведите себя и в дальнейшем так же хорошо — ведь вы должны будете стать примером для десятков тысяч уроженцев Америки! — таковы были напутственные слова майора,

Самое быстрое средство передвижения и самый распространенный вид связи на этих необъятных пространствах — авиация. И я снова в самолете.

Приземлились мы в штате Джорджия. Однако ощущение у меня было такое, будто я снова очутился в Баконе[4]. От аэродрома к городу вела довольно длинная шоссейная дорога. У меня сердце замирало от волнения, когда мы мчались по шоссе к холмам, поросшим пышными лиственными деревьями.

Невысокие горы сменялись здесь долинами, которые поражали своей нетронутой красотой. Зеленые лужайки, живописно извивающиеся речушки, в которых, стоя по колени в воде, невозмутимые рыбаки следили за тем, как клюет форель.

Позднее, когда у меня изредка выдавались свободные от занятий часы и я мог уходить в лес, я все больше убеждался, что и животный мир здесь во многом напоминает мне родную природу. Во время своих одиноких прогулок особенно часто встречал я косуль, оленей, кабанов.

В Атланте, куда нас привезли с аэродрома, у меня было памятное приключение.

Честно сказать, я не питаю особых симпатий к неграм. Но и против них ничего не имею. В общем негритянский вопрос меня не волнует. В бытность мою в Америке меня часто вовлекали в разговоры об ограничениях или о равноправии негров, но я так и не вник в суть негритянской проблемы. Я неоднократно наблюдал, как разгорались страсти и за негров и против них, но, повторяю, меня все это не трогало. Кроме, разве, единственного случая, о котором я и хочу рассказать. Может, именно он и послужил причиной моего молчания при обсуждении участи негров. Этот вопрос я так и не смог разрешить для себя.

Времени у меня оставалось более чем достаточно. Мы уже в полдень опустились на бетон аэродрома, явиться же к месту назначения я должен был, согласно предписанию, только утром следующего дня… И я решил осмотреть город. Атланта — город с более чем полумиллионным населением — сулила мне немало интересного.

В течение целого часа наслаждался я новизной, занимающей всякого приезжего в незнакомом городе.

И тут я наткнулся на такую диковину, которая чуть было не стоила мне жизни.

Где я находился, на какой улице, уже не помню. По правде говоря, меня не столько интересовали названия улиц, площадей, сколько зрелища, которые передо мной открывались, вся кипучая жизнь города.

Мое внимание привлекла группа возбужденных подростков. Они сомкнулись кольцом вокруг долговязого белесого паренька лет тринадцати, яростно потрясавшего кулаком перед носом негра примерно такого же возраста.

— Толкнул ведь меня, гад! Чуть было из-за него под колеса не попал!

Было похоже, что обвинение это вызвано давней ненавистью, а не этим незначительным фактом.