Луи Буссенар - Приключения в стране тигров

• Название: Приключения в стране тигров
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1991
• ISBN: 5-86218-003-6

В романе «Приключения в стране тигров» рассказывается о похождениях двух отважных охотников, героев целой серии произведений писателя, — Виктора Гюйона по прозвищу Фрике и спортсмена-миллионера Андре Бреванна.

---

— Это все? — поинтересовался юноша у переводчика.

— Все, — серьезно и важно молвил индус. — Злые духи укрощены. Гаутама пошлет нам благополучие в пути.

— Спасибо на добром слове. Каждый труд стоит награды, поэтому вот пять франков[27].

Шлюпка поплыла с обычной своей скоростью. Мимо неслись берега Иравади. Разлетались напуганные водоплавающие птицы.

— Странный обычай, — размышлял парижанин, лежа на корме рядом с другом, курившим сигару. — Вы знали о нем раньше, дорогой Андре?

— Приходилось кое-что читать и мельком слышать. Во всяком случае, в нем нет ничего удивительного, если принять во внимание непостоянный характер Иравади, по которой мы плывем. Вполне естественно, что эти люди хотят умилостивить злых духов, которым они приписывают беспорядочные разливы реки.

— Но сейчас она вполне спокойна.

— Это не должно вводить в заблуждение. Иравади — самая коварная река в мире. К тому же теперь март, наиболее сухое время года. А вот в августе, после проливных дождей, она разливается так, что становится многоводнее Конго и может сравниться с самим Гангом.

— Наверное, такие разливы причиняют колоссальные убытки. Мне не только не жаль пяти франков за десяток рыбок, но я даже нахожу, что это еще очень дешево.

— Ущерб от наводнений не столь велик, как можно было бы ожидать. Разливы реки регулярны и достигают определенной, известной заранее отметки. После спада воды окрестности принимают обычный вид, и навигация возобновляется с еще большим оживлением.

— Мне кажется, что она и сейчас очень оживлена, — лодки снуют на каждом шагу. А я ожидал увидеть страну дикую и почти без признаков торговли.

— О, как ты ошибся, милый Фрике. Подумай: тридцать пять пароходов плавают вверх и вниз, семьдесят тысяч лодок, из которых иные в полтораста тонн, ходят и по самой Иравади, и по всем ее притокам. По официальным отчетам, внешняя торговля одной Английской Бирмы дала лишь за тысяча восемьсот семьдесят восьмой — тысяча восемьсот семьдесят девятый годы пятьсот пятьдесят миллионов франков.

— И в то же время тут водятся дикие слоны, тигры, носороги… Удивительная страна!

— Именно это и привлекает. Здесь наряду с известной культурной утонченностью можно встретить непроходимую дикость. Вместе с тем страну гораздо реже, чем, например, Индию, посещают туристы. Потому я и выбрал Бирму для нашего охотничьего вояжа. Мы поднимемся по одному из притоков, чтобы побывать в тековом лесу. Затем вернемся в главную реку и посетим развалины столиц, покинутых местными монархами.

— Вот тебе раз! Значит, здесь столицы меняются как… перчатки.

— Три столицы, — улыбнулся Андре, — были переменены в продолжение всего лишь семидесяти пяти лет.

— Двадцать пять лет — слишком короткий срок для столицы.

— Действительно. Да и… к тому же я ошибся: не три, а пять раз их меняли.

— Не может быть.

— Суди сам. Более четырех веков столицей Бирмы была Ава. По капризу короля, одного из сыновей знаменитого Аломпры[28], она была оставлена и заменена Сагаином — чем-то вроде бирманского Версаля. Через три года по капризу нового короля столица была перенесена в Амарапуру, называемую «Городом Бессмертия», что на берегу Иравади в семнадцати километрах от Авы. В тысяча восемьсот девятнадцатом году двор покинул и эту резиденцию и до тысяча восемьсот тридцать седьмого года опять находился в Аве.

— Три столицы! Забавно.

— В тысяча восемьсот тридцать седьмом году в силу какой-то исторической метаморфозы столицей вновь провозглашается Амарапура.

— Четвертая перемена! Воображаю, что осталось от дворцовой мебели и как это убыточно для казны. Ведь недаром говорится: два переезда равны одному пожару.

— Но уже в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году Амарапура была оставлена окончательно и представляет в настоящее время груду развалин. В семи километрах к северу от прежней столицы возникла новая — Мандалай. Строительство ее окончено лет пятнадцать тому назад.

— Меня удивляет и эта страсть монархов к переменам, и это стадное, слепое повиновение народа их прихотям.

— Ты забываешь, что здесь монарх — безусловный собственник абсолютно всего: лесных, полевых и речных угодий, а также всех подданных. Человек — безгласная вещь своего короля. Сами стены Мандалая воздвигнуты на костях людей.

— Боже мой!

— Это не новость. В древней Палестине, например, также требовалось, чтобы во главу угла при возведении здания был положен «живой камень». Считалось, что он прогоняет злых духов и придает прочность постройке.

— Допустим. Ну, а как же иностранцы, жившие в Амарапуре? Ведь они, надеюсь, получили право не переселяться в другое место?

— Да. Когда в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году король приказал всем жителям выселяться, китайцы, которых было очень много и которые только что выстроили пагоду в своем квартале, отказались исполнить приказ. И их не тронули. Но в конце концов они все-таки переселились, потому что на старом месте остались без покупателей. Им пришлось даже униженно проситься в новую столицу Мандалай.

— Интересен ли, по крайней мере, этот новый город?

— Увидишь сам. Я надеюсь, мы побываем в нем. Но сначала нужно высадиться на западном берегу. Я боюсь, что на северо-востоке не будет тековых деревьев.

— Разве в северной Бирме их нет?

— Некоторые утверждают, что тек не растет дальше шестнадцати градусов северной широты. Но я думаю, это неверно: тек должен встречаться и много севернее. Мы увидим его непременно и неплохо поохотимся в диких, первобытных и изобилующих всевозможной дичью местах, где водятся самые свирепые и страшные звери планеты.

— Я буду очень рад увеличить счет своим трофеям. Если в тековых лесах много зверей, если там опасно и есть из-за чего поволноваться охотнику — едемте туда! Вперед!

ГЛАВА 6

Вверх по притоку Иравади. — Это слон? — Нет, только носорог. — Черные пантеры. — Два выстрела. — Неблагодарность. — Череп носорога и пуля «Экспресс».

Поднявшись еще немного вверх по течению Иравади, шлюпка вошла в один из бесчисленных притоков, вливающих свои воды в эту могучую реку. Лоцман не только превосходно знал местную гидрографию, но и все наиболее удобные места для охоты. Друзья решили вполне положиться на своего честного и сообразительного помощника. И не пожалели об этом.

Лодка замедлила ход. Местность вокруг открывалась совсем дикая. Поселки встречались все реже, да и то по большей части видны были издалека. Обработанные поля постепенно исчезли. Первозданная природа сменила следы цивилизации, но прежде Фрике и Андре вволю налюбовались, как трудолюбивые и терпеливые бирманцы, близкие родственники китайцев — мастеров оросительного дела, сумели устроить и усовершенствовать свои плантации. Все площади, где только можно провести орошение, были заняты рисовыми полями. Но рис чрезвычайно толково и разумно чередовался с другими культурами — табаком, кукурузой, бобами, чечевицей, сладким картофелем, сахарным тростником.

Все эти небольшие поля оказались разбитыми на квадраты и имели вид шахматной доски. Даже самое крохотное поле получало ежедневно свою определенную порцию воды. Она распределялась посредством целой системы каналов и шлюзов — системы простой, но продуманной и стройной.

Среди выровненных и выхоленных полей возвышались фруктовые деревья, с огромным терпением акклиматизированные бирманцами. Это были финиковые и фиговые пальмы, масличные деревья, гранатовые, персиковые и даже сливовые, грушевые и вишневые, особенно странно выглядевшие рядом с гуаявами[29], манго и бананами.

За фруктовыми садами шли целые рощи индиго[30] и хлопчатника, далее виднелись деревья лимонные, апельсиновые, ореховые, тамариндовые, камедные, резиновые.

Из-за деревьев то показывался, то снова прятался блестевший на солнце купол пагоды. За ней опять начинались джунгли с тростником, островками бамбука, травой в человеческий рост — и среди всей этой экзотики величественно катила свои голубые сверкающие волны полноводная Иравади.

Нечего и говорить: речной и болотной птицы было в изобилии. То и дело взлетали, испуганные вздохами паровика, ибисы и фламинго, марабу и чайки, цапли и пеликаны. Фрике практиковался сбивать птицу влет. После неудачи с тетеревами он дал слово стать профессиональным стрелком и, стоя на носу шлюпки, с азартом палил по водоплавающим птицам, ставя себе всякий раз все более трудные задачи.

Успехи он делал поразительные, так что Андре, не переставая, хвалил его и одновременно ощипывал убитых птиц, подбираемых членами экипажа. Вечером бросили якорь на самой середине реки, и вся команда беззаботно уснула.

Три дня прошло с тех пор, как лоцман принес жертву Гаутаме. Шлюпка рассекала глубокие и прозрачные воды Яна, или Киук-Яна, притока Иравади, впадающего в нее под двадцать первой северной параллелью. На протяжении тридцати километров Ян поднимается от устья к северо-западу и делится на четыре главных рукава, расходящихся гусиной лапой. Первые три очень коротки, не более пятидесяти километров, а четвертый, идущий прямо с севера на юг, имеет в длину километров двести. Ян со своими притоками течет по почти безлюдным землям, простирающимся на запад вплоть до английской границы. Нетрудно себе представить, как богата такая пуганая местность всякой дичью.