Ольга Сенько - Красота в наследство

• Название: Красота в наследство
• Автор: Ольга Сенько
• Издательство: ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014754-6, 5-8195-0833-5

В романе Ольги Сенько «Красота в наследство» — две героини. Две судьбы. Две женщины. Одна — прекрасна и умна, вторая — ничем не примечательна, кроме разве мелких пороков. Но между ними есть связь, крепче которой нет ничего на свете — общие гены. Им никогда не быть вместе, но никуда друг от друга не деться, потому что нельзя убежать от себя…

* * *

Формула «не родись красивой…» стара, как сама жизнь… Но если женщина родилась к тому же и умной, природа, словно пожалев о своей щедрости, обделяет ее в чем-то другом, очень важном, без чего невозможно простое счастье.

Красота подчас таит в себе страшную тайну. Поэтому, пытаясь понять причины внутренней драмы, нужно быть очень осторожной, чтобы случайно не узнать о том, о чем никому не следует знать…

---

Глава 19

У Верки в жизни тоже почти ничего не изменилось. За мелкими заботами проходило время. Иринины деньги она сначала хотела истратить, купить другую машину, потом передумала. К Ляльке своей она питала неестественную нежность, как к живому существу, и расставаться с ней не хотела, хотя машина была уже старая. А других желаний у нее пока не было. К одежде, как и к еде, Верка была довольно равнодушна, не по-женски. Приличных вещей она себе накупила, пока хватит, а менять наряды и забивать шкаф у нее не было нужды — носить-то некуда. Правда, Михаил уже несколько раз таскал ее по московским театрам, и она ездила. Но без особого желания. Иногда ей нравилось, иногда нет. Два раза оставалась у него ночевать. Ради чего он все и организовывал, как она подозревала. Он ей нравился. Не занудствовал, ухаживал, дарил цветы. Разница в возрасте Верку не удручала. В постели он еще вполне годился, и постепенно она к нему привыкла. Стала даже скучать, когда не видела его дня три-четыре. Все свершалось обычно по выходным. Чаще он приезжал к ней, устраивал маленькие праздники. Он сам не знал, к чему тянет эту связь. Вернее, чувствовал, но неудобно было сознаваться в этом. Стыдно. Связь была чисто сексуальная. Верка дарила ему в постели такую радость, что он молодел на глазах. А так с ней было скучновато, хотя время от времени она поражала его своими довольно удачными шутками и свежим, молодым отношением к жизни. Другое поколение. Повысить ее образование он так и не смог. Встретил сопротивление. К чтению не приохотил, потом махнул рукой. Зачем делать из нее подобие всех остальных умных дам, чтобы она чирикала о литературе и искусстве? Смешно даже представить. Может быть, она тем и хороша для него, что такая, какая есть. Ведь привязался же он к ней.

А в Верке запоздало, но явно, просыпалась женщина. Ей уже исполнилось двадцать пять. Появилась потребность заботиться. Она воспитывала Степу, который в результате совсем обнаглел, разжирел и сел ей на голову. Заботиться о Михаиле ей в голову не приходило, сложилось так, что он сам о ней заботился, кормил, поил и дарил подарки. Потребность нужно было куда-то реализовывать, и Верка решила родить ребенка. Она не задумывалась особенно обо всех сопутствующих моментах, о создании семьи, о наличии отца. Знала, что содержать его она сможет, а все остальное было для нее неважно. Да и вокруг что творилось — где те законные отцы и где те семьи? Все поразводились. Вырастит. Будет работать. Помогут присмотреть родители — мама еще ничего, видит получше. Прикинув все это, она сходила к гинекологу и убрала спираль. Путь был свободен.

Михаила посвящать в свои планы не стала. Сначала подумала, что, может быть, найти кого-нибудь помоложе, а потом решила, что незачем. Сойдет и этот. И привыкла к нему уже, и не хотелось никого искать. Чувствовала даже брезгливость. То ли остепенилась Верка от размеренной жизни, то ли обленилась. А через два месяца поняла, что план ее начал осуществляться.

Еще три месяца ей было очень плохо. По утрам не отходила от раковины, ее рвало, а весь день потом мутило. Посещали мысли прекратить все это, сходить на аборт. Поэтому Михаил узнал все почти сразу. Расколол Верку. Он знал, что у нее стоит спираль, поинтересовался в самом начале их романа, если можно его так назвать. И теперь чувства испытывал сложные. Приехал в субботу, заметил, что Верка вся из себя бледная и ничего не ест, а утром, проснувшись рано, как обычно, увидел, что в постели ее нет. Она блевала в ванной. Он понял все сразу. Была еще слабая надежда, что Верка отравилась чем-нибудь, но она быстро лишила его этой надежды.

— Да, беременная, ну и что? Если тебе не нравится то, что я беременная, то иди к черту. Я решила родить. — Смотрела зло красными глазами, говорила сквозь зубы. Он не успел даже сообразить, что ей ответить.

— Почему не нравится? Рожай, пусть будет ребенок, если хочешь. Только почему со мной не посоветовалась? Это же очень серьезно, ты пойми, Вера.

— У тебя все серьезно. Мне не нужны твои советы. Ребенок мой, и я его рожу. А если не нравится, можешь уматывать. — Она снова побежала к раковине. За этой бравадой стояло Веркино страдание. Ему стало жалко ее. И то, подумать, не такая уж она молодая, это для него она девчонка. И рожать самое время. Только что ему делать? Жениться? Тут Верка опять вынырнула из ванной. — Боишься, что жениться заставлю? Или алименты платить? Зря. Я никогда не выйду за тебя замуж. Ты слишком старый. Даже в папаши не годишься. Только в дедушки.

— Но ты же из меня папашу сделала, а не дедушку, — он смотрел уже хитро, потом расхохотался. А вслед за ним — и Верка. Разговор на эту тему был исчерпан.

«Хорошо все-таки быть женщиной», — подумала Верка.

Вопрос о собственной половой принадлежности частенько приходил ей в голову еще в детстве. И тогда она так не думала. Вспоминала, как не нравились ей дурацкие платьица с оборочками, в которые наряжали ее родители, как она с ревом стаскивала с головы бант, как противны были ей эти месячные, которые с завидной регулярностью отравляли жизнь. Верка переносила их плохо. Болел живот, и джинсы не наденешь. Приходилось ходить в юбке. И было очень обидно. Хорошо им, косилась она в сторону ребят, ни затычек дурацких, ни болей. Потом выяснились и преимущества. Когда Верка поближе познакомилась с анатомией противоположного пола, она долго не могла уяснить себе, как это можно постоянно таскать между ног такую нелепую штуковину. Наверное, страшно неудобно — болтается, мешает, и как они умудряются бегать? А если по ней стукнуть, даже слегка — воют. Смешнее голого мужика она ничего в жизни не видела. Нет уж, совсем даже неплохо и так. Но только сейчас она в полной мере чувствовала себя хозяйкой положения, царицей природы. Ей дана немалая власть. Она смотрела на Михаила свысока: ну что он может? Да ничего. Ведь это чистая случайность, что она выбрала его в качестве отца. Точнее, и не выбрала, просто на данный момент был под рукой. Она сама, и только сама, захотела иметь ребенка. И она его родит. Все в ее власти. А от мужиков в данном вопросе ничего не зависит. Не нравится — пусть выкатывается. Она ведь тоже от него не зависит. Прокормит и воспитает. Вопрос о роли отца в воспитании ее не волновал. Опыт окружающих доказывал, что эта роль практически ничтожна. И ее вполне можно вычеркнуть. Она вспомнила папу Женю: хороший, добрый человечек, он зарабатывал хоть небольшие, но все-таки деньги для семьи, кормил их. На этом его участие заканчивалось. А Верка заработает сама. Тут она вспомнила об Ирининых баксах. Ну что ж, тоже хорошо. Сначала были они Верке противны, эти деньги. А сейчас пригодятся. Для ребенка. Верка даже приблизительно не могла ответить на вопрос, зачем он ей нужен. Что, плохо ей жилось? Свобода, копейки не считает. В ней безумствовала природа. Хотелось — и все. Хотелось держать его на руках, кормить грудью, сюсюкать, целовать, делать ему «козу». Она догадывалась, что ее ожидают не только эти приятные вещи, но и рев по ночам, и всякие болезни. Но ей было на это наплевать. Кроме того, она знала, что родители ей помогут. В смысле, посидят с ним, если надо. Михаил в ее расчеты не входил вообще.

Но он сам себя вычеркивать не собирался. Сидел на кухне, курил и размышлял. Странно все обернулось. Видно, судьба. Такого фокуса от Верки он никак не ожидал. Кто бы мог подумать? Умудренный своим жизненным опытом, — двух детей вырастил, он с беспокойством думал о том, что Верка сможет вырастить из этого плода их любви, а точнее, страсти. Будет он для нее игрушкой. Как собака, как машина. Игрушки свои она любит, заботится, но этого мало. Что она может ему дать? Материнская любовь — хорошо, но мало. Образование, воспитание, якорь в жизни — вот что ему надо. А у нее у самой ничего этого нет. А он не вечный. Ему уже пятьдесят два года. И не вмешаешься — выгонит, он это чувствовал. Влип, доигрался, доплясался. Придется ей теперь во всем потакать. Самоустраняться он не хотел. Не тот человек, прямо скажем, редкий. Все равно в глубине души Михаил был счастлив. Хоть и не по возрасту, и не ко времени, а хорошо. Зачал опять новую жизнь. Его семя. Двое взрослых детей у Миши были неплохими, удачными. А сколько сил он в них вложил? А матери сколько вложили? А ведь они — не Верке чета. Занимались, водили к репетиторам, в секции, заставляли зубрить уроки. Интеллигентные дамы обе. И дети такие же. И тут он подумал: «И чего я от них ушел?» Обе надоели. Ничего естественного, все по правилам, как положено. От этих бесконечных напрягов и стало его тошнить. Лицемерки. Везде лицемерили — и в жизни, и в постели. Верка — она другая. Натуральная, без экологически вредных примесей, несмотря на свое странное происхождение. Вот мать ее из той же породы. Вся броней покрыта толщиной в палец. Но до чего хороша! Интересно, что между ними тогда произошло? Верка о матери больше ни разу не заговаривала. А он спрашивать боялся.

Это только кажется, что у кого-то в жизни все быстро происходит и получается. Когда смотришь на соседей, на друзей. Вот она беременная, а вот уже коляску катит по улице. Со стороны все легко и просто. А на самом деле все надо пережить день за днем, нудно, медленно и не очень-то приятно. Сначала Верку мутило. Потом изводила изжога. И худеть-то было некуда, но она похудела еще. Потом начал расти живот. И вырос настолько, что непонятно было: кто кого носил — Верка свой живот или он ее. Верку мотало вслед за животом, как мотает прицеп за машиной по дороге. Она с ужасом смотрела на себя в зеркало. Нос и губы почему-то увеличились в размерах, лицо приобрело негритянские черты. Ребенок изнутри частенько угощал ее хорошими пинками, она даже охала. Положение гнусное. Оставалось только терпеливо ждать и надеяться, не век же это будет продолжаться. Ела она скорее по принуждению. Михаил теперь ездил все чаще, возил ей фрукты, старался напичкать Верку, взывая к ее сознательности и угрожая, что, если она не будет есть, ребенок пострадает. Но, судя по тому, как он рос, страдал больше не ребенок, а Верка. Он высасывал из нее все, что ему было нужно, а Верка чахла. Бывает так, что какая-нибудь толстая баба всю беременность жрет и жрет, забыв обо всем, якобы в заботе о будущем ребенке, а потомство рождается хилым в знак протеста. И только вырвавшись на волю из толстой материнской утробы, начинает отъедаться. А бывает, наоборот, мамаша, тощая до безобразия, рожает богатыря на четыре с лишним килограмма. Вытянет он из нее все соки, ничего ей не оставив. То же самое с грудью. Давно уже замечено, что чем мясистее и больше грудь, тем меньше на нее надежд. А дамы с первым размером все кормят и кормят, и откуда что берется. Вот к этим вторым, как выяснилось, и относилась Верка. Организм был запрограммирован на материнство в ущерб собственным интересам. Если кто-нибудь начнет уверять, что беременность — нормальное состояние, можно смело плюнуть в глаза лицемеру. Но все плохое когда-нибудь заканчивается. Верка уже потеряла всякое терпение, и начало схваток не было для нее трагедией. Оно возвещало долгожданный конец этого кошмара, Михаил караулил ее уже три дня, взяв отпуск, а точнее, бросив свою фирму на ребят, то есть на произвол судьбы. Отвез Верку в роддом, волнуясь больше, чем она.