Ольга Сенько - Красота в наследство

• Название: Красота в наследство
• Автор: Ольга Сенько
• Издательство: ООО «Издательство «Олимп»: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-014754-6, 5-8195-0833-5

В романе Ольги Сенько «Красота в наследство» — две героини. Две судьбы. Две женщины. Одна — прекрасна и умна, вторая — ничем не примечательна, кроме разве мелких пороков. Но между ними есть связь, крепче которой нет ничего на свете — общие гены. Им никогда не быть вместе, но никуда друг от друга не деться, потому что нельзя убежать от себя…

* * *

Формула «не родись красивой…» стара, как сама жизнь… Но если женщина родилась к тому же и умной, природа, словно пожалев о своей щедрости, обделяет ее в чем-то другом, очень важном, без чего невозможно простое счастье.

Красота подчас таит в себе страшную тайну. Поэтому, пытаясь понять причины внутренней драмы, нужно быть очень осторожной, чтобы случайно не узнать о том, о чем никому не следует знать…

---

За полторы тысячи баксов Витька гараж для Верки сторговал, заняв ей недостающие пятьсот. Она обещала вернуть их через полгода.

А у Верки началась новая жизнь. То есть продолжалась старая, но в новом, улучшенном качестве. Наверное, так, как она полюбила машину, другие женщины любят детей. Или мужчин.

Верка готова была вылизывать ее языком, чутко прислушиваясь к ее шуму, не болеет ли она, то есть не стучит ли, накормлена ли, то бишь заправлена? Садясь за руль, она прирастала к мягкому сиденью, а руки нежно держали баранку, как мать держит ребенка. Часто открывала капот и заглядывала внутрь, если бы не боялась испортить, то уже разобрала бы до винтика. Научилась легко менять колеса. Короче, влюбилась. Называла ее Лялькой. «У Ляльки масло надо проверить! Лялька жрать просит!» — такие фразы часто слышал Витька от нее. Созревшая для материнских забот, Верка так реализовывала свой инстинкт. Она бы забросила и работу, но надо было обеспечивать Лялькины потребности, а они были немалые. Вдобавок долг Витьке отдавать. По-хорошему, Верка иногда подумывала, что Витька мог бы и простить ей этот долг. Ведь благодаря ей он сам неплохо заработал. Но, с другой стороны, помог ведь и он ей немало. Так что все вроде справедливо. Придется отдавать. Работа у нее была постоянно. Клиенты старые. Она даже новых заводила неохотно. Дамы в Москву вызывали ее часто — не реже раза в неделю. Дома ждала своя очередь состоятельных клиенток. В отличие от всех остальных женщин, они следили за собой постоянно, независимо от сезона и времени года. Верка вспоминала, как в парикмахерской после зимнего затишья весной наступало оживление. Дамы снимали зимние шапки, а на головах их царил такой ужас, что они опрометью неслись в парикмахерскую приводить себя в порядок. Раз — и на все лето. Дешево и сердито. Баранчик на голове держится долго, а дома при помощи бигудей можно самой что-нибудь смастрячить. Эти же особы и зимой шапок не носили. Ездили в машинах без головного убора, в норковых манто и шубах. Такая у них была мода. Голова должна быть в порядке всегда. Вечером — тусовки, рестораны, да и дома старались выглядеть по-человечески.

После окончания курсов парикмахеров Верка нигде больше не училась, до всего доходила сама. Журналы, правда, доставала и смотрела. И несколько раз с удивлением обнаруживала свои находки, преподносимые как последние новшества в парикмахерском деле. Изобретенные ею самой разноцветные перья для собственной головы стали последним писком парижской моды. Правда, в интерпретации западных стилистов они выглядели диковато, переливаясь из оранжевого в зеленый и синий, а на Верке смотрелись как завершающий мазок мастера на полотне-шедевре. Ей иногда становилось обидно, когда она видела свои идеи, воплощенные в жизнь таким непотребным образом. А сложные конкурсные прически ее просто смешили. Вавилонские башни из волос выглядели нелепо. И за что получали награды мастера расчески и ножниц, Верке было непонятно. Ее труды в глаза сразу не бросались. Она создавала общий облик или, как модно стало говорить, имидж. Так она и работала. Трудно было, когда у дамы ну совсем плохие волосы, жидкие и тонкие. Но ей и тут почти всегда удавалось что-то придумать. Фантазия была богатая.

Сейчас работать стало легче. Ездила на машине. В первый раз сунуться в Москву, где на дорогах царил беспредел, Верка боялась. Не за себя, а за свою Ляльку. Стукнет кто-нибудь, поцарапает. Но потом привыкла. Водила уверенно. Незаметно вроде, а три месяца за рулем прошло. И несмотря на уже наступившую зимне-осеннюю слякоть, ставить машину в гараж Верка не собиралась. К Новому году долг Витьке был возвращен. Досрочно.

А потом ей вдруг стало скучно. Часто накатывала хандра, ничего не хотелось. «Зачем все это нужно?» — спрашивала она себя. Прошло уже больше двух лет после злополучного Машиного визита, перевернувшего всю ее жизнь. Верка сначала этого и не понимала, только потом до нее дошло, что, не переживи она тогда нервного потрясения, ничем этим заниматься бы не стала. Жила бы себе по-прежнему. А сейчас забыла уже, когда пила в последний раз, все за рулем да за работой. Стала припоминать, когда трахалась, и сама удивилась. Месяца три назад. И то за два года только с Витькой. Совсем дошла. А что имеет в результате? Машина — это хорошо, Ляльку свою она любила. Работу? Это под настроение. И если его не было, то во время работы Верка всегда увлекалась. Ей было интересно. Обязательства? Это единственное, что ее угнетало. Сложилось так, что покапризничай она раз-другой, и клиентка перестанет пользоваться ее услугами. Уйдет одна, другая — где Верка будет зарабатывать? Приходилось волей-неволей и рано вставать, и тащиться, пусть даже на машине, и себя на работу настраивать, когда настроения совсем не было. А то, из-за чего все это завертелось, она так и не сделала. То ли времени не хватало, то ли боялась.

Сегодня она должна была ехать в Москву опять. К Новому году дамы хотели привести себя в порядок. Три адреса, в последнюю очередь — к Анне Петровне на Беговую.

Часов в пять Верка, уставшая, причалила к ее дому. Она знала эту даму два года, благодаря ей заимела клиентуру в Москве и машину — тоже во многом благодаря ей. Та относилась к Верке хорошо, даже где-то по-матерински, часто расспрашивала ее о жизни. В каждом из нас сидит Пигмалион, а если не в каждом, то во многих. Любим других переделывать и воспитывать, и потом любоваться результатами своих усилий. Анна Петровна увидела в Верке свою Галатею. И теперь с удовольствием наблюдала, во что превращается вульгарная невзрачная девчонка, наделенная, вероятно, по иронии судьбы, и редким талантом, и вкусом. Сама она жила вполне благополучно. Было ей немного за пятьдесят, выглядела на сорок, занималась бизнесом, и удачно. Директор торгового объединения с большим оборотом, сейчас у нее международный концерн. Ей ничего не стоило стричься в супердорогих парикмахерских у мастеров экстра-класса, берущих за услуги по сотне баксов. Но Веркина работа нравилась ей больше, а платила она за нее в три раза меньше, акула капитализма. Сегодня к Новому году решила кинуть девчонке сотню. Талантливая девка все-таки. Самородок из провинции.

Жила дама одна, мужа у нее не было, был молодой любовник и старый друг, двое детей давно выросли и жили в Америке. Она же уезжать не собиралась. Здесь ей нравилось и все устраивало. Детям еще помогала деньгами.

Верка уже вовсю трудилась над прической.

— Что ты бледная сегодня, Веруня, устала, что ли? Стрижешь целый день. Ты хоть ела что-нибудь?

— Не хочу, — буркнула Верка. Она была занята работой и действительно уже устала. На дорогах толчея, пробки. Еле пробилась. Еще обратно два часа домой пилить, быстрее не получится. Под Новый год все посрывались с места и носятся как угорелые. Дела прошлогодние доделывают, наверное.

— Ничего, все равно я тебя накормлю, так не поедешь. Посидишь, отдохнешь. Ты где Новый год встречать будешь? Наверное, с любимым. У тебя парень-то есть?

— Нет. С родителями встречать буду. А потом видно будет В гости пойду, наверное, если не засну.

За обедом, то ли от скуки, то ли из любопытства, то ли действительно испытывала она к Верке человеческий интерес, Анна Петровна Верку разговорила. Расспросила про родителей, про ее прошлую жизнь. Уговорила выпить бокал сухого вина, уверяя, что ничего не будет, через полчаса протрезвеет и сядет за руль как стеклышко. Влезть человеку, тем более неискушенному, в душу, для нее не составляло особого труда. Верка рассказала ей про себя, про родителей и про свое странное происхождение.

— Хотелось мне ее, конечно, разыскать, посмотреть на эту дрянь. Вот такая, говорят, у меня была мамаша. Да не знаю как. С чего начать. Адрес ее липовый. А второй адрес — его, этого парня. Туда я еще не ездила. Не знаю, как говорить, о чем. Может быть, это и есть мой папаша, — заключила она, теребя в руках салфетку и отрешенно глядя перед собой в одну точку.

Анна Петровна многого насмотрелась в своей жизни. Поразить ее было трудно. Практически невозможно. Верке она сочувствовала, но ничему не удивлялась. Скорее, наоборот, перестала удивляться, найдя свое объяснение некоторым непонятным вещам. Верка — непростая штучка, не самородок, а вполне закономерное явление. Не дворняжка, внезапно обнаружившая качества элитной породы. Просто так для нее сложились жизненные обстоятельства. Ее бросили, но она не пропала, не затерялась в людском водовороте. И выхватила ее из этой засасывающей воронки она, Анна Петровна. Сумела заметить талант, пристроила к делу. Верка теперь была дорога ей, как может быть дорого дело рук своих, свое творчество. Пусть вырастили ее другие, жалкие, бедные люди, но они ничего не могли ей дать в этой жизни.

«Плывет по течению сама, как слепой кутенок», — подумала Анна Петровна, глядя на Верку с жалостью. Душа ее была измучена многолетним расчетом, не на кого было расходовать и тепло, и участие. Запас накопился большой. И теперь выплескивался наружу, как ни сдерживай.