Сергей Баруздин - Собрание сочинений (Том 2)

• Название: Собрание сочинений (Том 2)
• Автор: Сергей Баруздин
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Знаю: нравлюсь! Нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь! И ты ходишь за мной, бегаешь, смотришь. И мне это нравится. Скажу даже тебе, что ты, в общем, ничего... Ничего, вот только бы постарше чуть. Но ты и не маленький. Я в твои годы...

- Не знаю, - опять пробормотал я.

- А я знаю! - решительно произнесла она. - И потому подойди ко мне, стань на колени и делай все, что хочешь! Я тебе все позволяю! Я, если даже хочешь знать... Ты мне тоже нравишься!..

* * *

- Ты чего сегодня мрачнее тучи? - спросил отец. - Двойку схватил?

- И правда, что с тобой, сынок? - спросила мать. - Папа прав...

Они уже помирились, и я был рад этому, но мне хотелось сказать сейчас им, что лучше бы я схватил двойку, и что вообще двойки, колы, тройки, четверки, пятерки ничего не значат, и это не так уж важно, кто как учится, а важно что-то другое, более важное...

Я не сказал.

Сказал другое:

- Нет, сегодня отметок не было.

Про себя подумал: "И Лизы сегодня не было. И никто не удивился. Сваливают на какой-то грипп".

- Между прочим, - сказал отец, - сегодня есть важное для тебя постановление, слышал?

- Нет, какое?

- И тебя касается, и вообще всех подростков, - пояснил отец. - Вам теперь все внимание. Книг для вас будут больше выпускать, фильмов, физкультура и спорт, конечно, а самое главное - воспитание. Воспитанием займутся всерьез...

- Нас и так воспитывают...

- А будут еще лучше. А впрочем... - добавил он и не договорил.

Я рано лег спать в этот вечер. Подошла мать, пожелала спокойной ночи, опять спросила:

- Не нравишься ты мне сегодня. Что-то случилось?

- Ничего не случилось. Но... Посиди со мной, - попросил я. - И знаешь что? Скажи, пожалуйста, почему это вы, когда с папой о нашей улице говорите, что она самая лучшая, все Ломоносовский проспект вспоминаете. Почему? А если бы туда переехали, тогда?

Мать смутилась.

- И откуда ты?.. Это сложно, сынок. И не для...

- Я же не маленький, - сказал я. - И поверь, мне очень, очень важно знать почему...

- Да, ты не маленький, - согласилась мать. - Как бы это тебе все объяснить? В общем, бывают перебои в каждом механизме. Вот и у нас тогда с папой перебой был. Если б на Ломоносовский, то он один бы туда поехал. Без нас с тобой. Но он оказался очень разумным, хорошим, твой папа. И мне не напоминает... Ни о чем... А мог бы!

- А ссоритесь? - вспомнил я.

- Это так, по глупости, - сказала мать. - Я виновата и все понимаю. Больше никогда не буду. И нельзя мне на этой улице ссориться с папой... Ведь она для меня... Ну, как бы тебе сказать?.. Как найденное потерянное счастье и...

- Что "и"?

- Не надо, сынок, ладно? Спи! Только о разговоре нашем папе ни-ни... Ты же взрослый!

* * *

Еще два дня я был в школе, а потом тоже заболел. Тем же гриппом с осложнением. Заболел некстати - конец учебного года, и надо подтягивать хвосты перед экзаменами. В восьмом классе, как назло, остались экзамены, хотя и непонятно зачем. Все равно еще два года учиться.

Говорят, что во время болезни люди быстро растут. Не знаю, вырос я или нет, но я много думал, пока лежал три недели. О чем? Об отце и матери, у которых что-то случилось, давно, когда я был еще маленьким, и что прошло. О школе нашей, где все меряют отметками, чем-то привычным и нужным, но где не замечают, может быть, самого главного. Таких, как я, как Лиза, как Галя, наконец. А Галя тоже училась в нашей школе. Пусть раньше, а училась... И еще об этих самых подростках, которых надо воспитывать. И о тополях на нашей улице... И о...

Третьего мая мне разрешили в первый раз выйти погулять.

Я вышел. Кружилась голова, и все уже было зелено: подрезанные тополя на улице, и яблони в парке рядом с "Питером", и трава...

То ли после болезни, то ли потому, что я стал умнее, но мне нравилось все, и я вспомнил, что наша улица - необыкновенная улица, самая лучшая, самая красивая. А может, я просто привык к тому, что так говорят отец с матерью. Для них, я теперь понимаю, улица наша... Но разве только для них? И для меня...

Я свернул с улицы во двор и пошел к школе, в которой не был так долго. Почему пошел, не знаю.

Все оказалось точно. Через несколько минут из дверей школы начали высыпать старшеклассники. И наши - тоже.

Я долго и подробно объяснял, как я болел, чем лечился, говорил, что готовил потихоньку уроки, чтобы не отстать, что в понедельник приду в школу. Так, мол, сказала врачиха.

Кто-то заметил, что я похудел, кто-то, что побледнел, кто-то ничего не говорил, и мне было все равно.

- А что, Куприкова еще тоже болеет? - спросил я между прочим.

- Куприкова? Она просто дежурная по классу. Сейчас уберет - выйдет...

Я долго еще болтался по пустому школьному двору, когда наконец услышал:

- Ширяев? Ты что тут?..

- Я тебя жду, - не постеснялся сказать я. - Понимаешь, вот выпустили, и я пришел.

- Ширяев!

Тут я, кажется, совсем осмелел и сказал:

- Валялся пока, много думал. О тебе и... Скажи, а зачем ты тогда эти ветки тополиные собирала? Все хотел спросить тебя.

- А на них уже побеги: листочки и корни, - сказала Лиза. - Я их в парке посажу у "Питера". Пусть растут деревья! Вырастут, вспомню - мои! Хочешь, вместе посадим?

- Хочу, - согласился я. - А когда?

- Хоть завтра. Завтра же выходной!

Мы еще о чем-то говорили, и я сам удивлялся своей смелости и еще больше осмелел, когда Лиза сказала, что хотела прийти ко мне домой, но просто постеснялась.

- Завтра, хочешь, заходи, - предложил я. - Посадим твои ветки, а потом ко мне. Я тебя с мамой и папой познакомлю...

Почему я сказал так?..

- Я буду очень рада, - призналась Лиза. - Так, значит, в двенадцать у того тополя, да?

- У того...

* * *

Я не заметил, как проводил Лизу до ее дома, и, пока мы шли, я ничего почти не видел. Я пошел назад - увидел всю нашу улицу и тополя, на которых росли свежие побеги - сверху на срезанных ветках, и прямо на стволах внизу, и совсем рядом с ними - пробившие асфальт тротуара.

Улица как улица. Ничего особенного. Дома слева, дома справа. Дома из серого кирпича. Это куда лучше, чем из блоков. Деревья вдоль тротуаров по-молодому свежие тополя. Это лучше, чем липы. Ведь липы еще только распускаются, а эти, даже подрезанные, уже зеленеют. И все тут на улице рядом...

- А у нас событие, - сообщил вечером отец. - Помнишь моего друга-американца из Филадельфии? Так вот, он книгу нам свою прислал: "Уан энд э хаф майлз бай фут алонг а рашин стрит. Мемваз оф эн Америкэн трэвелер"*. Я перелистал. Молодец, Гарри! Очень объективную и умную книжку написал. В ней что-то есть и о нас с мамой, как о людях, влюбленных в нашу улицу. И даже о тебе в том плане, что ты, как все дети, безразлично относишься к месту, где живешь...

_______________

* "Полторы мили пешком по одной русской улице. Записки американского путешественника" (англ.).

- А я тоже люблю нашу улицу, - сказал я. - Откуда он знает? Я не безразлично, а очень...

- И еще Гарри пишет, что улица наша вроде бы и не примечательна исторически, на самом деле - сама наша история. Выросла там, где не было ничего. Поселила людей новых, рожденных нашей властью. И на примере нашей улицы...

- Пап! Если я тебя попрошу, - перебил я отца, - ты мне рубль дашь?

- Конечно, дам, а зачем?

- Я в парикмахерскую сбегаю сейчас, пока не поздно, а то совсем зарос.

- Что, мама? - сказал отец. - Отпустим сына в парикмахерскую?

- Отпустим, - согласилась мать. - Он же взрослый у нас. Пусть сам следит за собой!

РОЖДЕНИЕ КАРАВАЕВА

Когда его усаживали в машину, то люди, совершенно незнакомые, чужие, почему-то очень хотели понравиться ему, хлопотали вокруг шофера и женщины, которая поедет с ним, и он слышал отрывочно: "Вот, документы на Олега Караваева, возьмите"; "Товарищ водитель, если мальчику будет необходимо по нужде, так вы уж, пожалуйста..."; "И смотрите, чтоб не укачало его, в случае чего, пусть он задремлет и дайте ему подышать свежим воздухом, это помогает". Это были одни незнакомые голоса, а другие - их было два отвечали: "Сделаем"; "Нет, не забуду"; "Документы, да"; "Да вы не беспокойтесь"; "В целости-сохранности довезем!".

Уже потом он понял, что эти вторые - голоса шофера и женщины, которые провожали его всю дорогу.

Он уже сел в машину - в настоящую "скорую помощь", только без крестов и надписей по бортам, - когда остающиеся мужчины и женщины опять бросились к нему:

- Ну, счастливо тебе!

- Устраивайся поудобнее, сынок! Целый час ехать...

- Смотри шапку не расстегивай, а то продует, холодно...

- Тебе там, мальчик, будет хорошо...

- Это ведь ненадолго...

- Тебе, несомненно, понравится, сынок...

Его смущало все это, и он многого не понимал, не понимал этих хлопот, не понимал, почему его так зовут - "мальчик", "сынок", ведь бабушка всегда звала его иначе - "Олег", "внучек", но больше всего он не понимал главного: почему ему будет там хорошо, когда ему уже хорошо?

- Я не сомневаюсь, что мне там понравится.

Он с опозданием ответил на последний вопрос, так он привык говорить и отвечать, потому что всегда повторял слова бабушки.