Чарльз Уильямс - Аденауэр. Отец новой Германии

• Название: Аденауэр. Отец новой Германии
• Автор: Чарльз Уильямс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012627-1

Конрад Аденауэр…

Один из крупнейших политических лидеров XX столетия…

Первый канцлер ФРГ, не только преобразивший свою страну, но и повлиявший на изменение политического ландшафта всей Европы…

Человек, благодаря энергии и созидательному дару которого после Второй мировой войны Германия добилась ошеломляющих успехов, по праву названных «экономическим чудом». Один из тех, кому удалось НЕВОЗМОЖНОЕ — в неправдоподобно короткие сроки «поднять» побежденную, лежавшую в руинах страну до уровня самых богатых, благополучных и могущественных держав мира…

---

Возникает вопрос, насколько реалистична была позиция Аденауэра и де Голля. Ответ на него будет скорее всего отрицательным. После возведения Берлинской стены перспектива скорого воссоединения Германии практически исчезла. Явно непрактичной стала и аденауэровская стратегия, предусматривавшая, что Запад должен наращивать свою мощь до тех пор, пока Советы либо рухнут, либо пойдут на переговоры на условиях, продиктованных Западом. Учитывая новую обстановку, американцы и англичане, как казалось, готовы были идти на уступки Хрущеву, чтобы заставить его отказаться от экстремистских целей. В ФРГ эту линию поддерживали Эрхард и Шредер, убежденные «атлантисты» (а Шредер был еще и англофил). Аденауэр не разделял их позиции и считал, что ему надо укрепить союз с тем лидером западного лагеря, который, как и он, придерживался бы того мнения, что любые переговоры с Советами — это пустая трата времени. Речь шла о генерале де Голле.

Все это Аденауэр тщательно обдумал во время очередного отпуска на вилле «Коллина» в Канденаббии, где он провел период времени с 19 марта по 9 апреля 1962 года. Перед отъездом он испытал небольшую неприятность: по настоянию правления ХДС ему пришлось санкционировать создание поста «исполнительного председателя» партии. Идея исходила от тех, кто уже спал и видел, что Аденауэр уходит; к новому партийному должностному лицу должны были постепенно перейти функции, которые принадлежали старому председателю, то есть тому же Аденауэру. Последний, однако, взял реванш тем, что провел на новый пост очевидного политического легковеса — бывшего министра внутренних дел Северного Рейна-Вестфалии Йозефа-Германа Дуфхюса. Его Аденауэру нечего было особенно опасаться.

Канцлер ускорил свое возвращение в Бонн из-за полученного известия о новой американской инициативе, с основным содержанием которой Дин Раек ознакомил Вильгельма Греве, тогдашнего посла ФРГ в Вашингтоне. Речь шла о том, чего Аденауэр так боялся. Раек решил придать новый импульс своим переговорам с Советами, подвести под них новую базу. Соединенные Штаты выражали готовность признать линию Одер — Нейсе как постоянную границу, предлагали создать систему международного контроля на путях доступа в Западный Берлин (что означало вступление в официальный контакт с властями ГДР) и выдвигали идею международного соглашения о нераспространении ядерного оружия. Немецкой стороне давалось сорок восемь часов на размышления о проекте, после чего его предполагалось вручить советской стороне.

Аденауэр прежде всего отверг установление лимита времени на подготовку заключения об американском документе. По этому случаю он высказал несколько нелицеприятных слов о своем министре иностранных дел Шредере; он заподозрил, что тот заранее знал об американском проекте и не сообщил о нем канцлеру: основанием был тот факт, что Шредер встречался с Раском в Лозанне не далее как 13 марта. Затем он предпринял смелый и нестандартный ход: созвал на 12 апреля совещание председателей всех фракций бундестага, рассчитывая добиться от них единодушного осуждения инициативы Раска и, таким образом, создания некоего «единого фронта» против тех, кто «предает» немецкие интересы. Расчет полностью удался: никто не решился выступить за смягчение традиционных позиций ФРГ в отношении Востока. Олленхауэр думал, что Аденауэр пытается завлечь его в канкан: стоит ему высказать одобрение американского плана, и на социал-демократов снова, как в веймарский период, обрушатся обвинения в равнодушии к национальным ценностям. Менде тем более боялся обвинений в «мягкости» перед лицом Востока, потому что недавно в его партии широко обсуждались идеи признания ГДР и стоило большого труда приглушить эту дискуссию. О Брентано нечего и говорить: он всегда был против уступок советской точке зрения — будь то вопрос о западной границе Польши, отношения с ГДР или проблема ядерного вооружения бундесвера.

Аденауэр, таким образом, имел все основания заявить, что все ведущие партии ФРГ осуждают инициативу Раска. Информация о совещании руководителей парламентских фракций и его результатах в тот же вечер была широко распространена по каналам радио и телевидения. Их «единодушное» мнение было доведено и до сведения находившегося в это время в Бонне заместителя министра обороны США Пола Нитце. После этого Аденауэр составил ядовитое послание на имя американского президента, напомнив ему о тех обязательствах, которые Кеннеди сам взял на себя во время их встречи в ноябре 1961 года. Аденауэр обратился также к де Голлю с просьбой вмешаться, и соответствующим образом проинструктированный Кув де Мюрвиль заявил американской стороне, что Франция целиком и полностью отвергает проект Раска.

Страсти накалялись. Вернувшийся 14 апреля в Канденаббию Аденауэр составил специальную памятную записку, где подверг инициативу госдепартамента уничтожающей критике. В нем содержались такие, в частности, перлы: «Я обеспокоен как методами, так и содержанием американской внешней политики… Нас не информируют, о чем, собственно, ведутся переговоры (с СССР)». Ответ Раска не заставил себя ждать. На пресс-конференции 26 апреля он не оставил камня на камне от аргументов Аденауэра, заявив, что следует признать «фактически существующую ситуацию» разделенной Германии, ситуацию, которая может остаться таковой надолго. Обе стороны, продолжал госсекретарь США, должны признать новое статус-кво. В кулуарах он бросил Аденауэру обвинения, что, организовав утечку сведений в прессу о содержании американского рабочего документа, тот нарушил оказанное ему доверие, проявил вопиющую нелояльность по отношению к союзнику.

В ответ Аденауэр после возвращения 3 мая из Канденаббии развернул самую настоящую пропагандистскую войну против США. Произнесенную им 7 мая в Берлине речь Греве охарактеризовал как самую острую критику внешней политики Соединенных Штатов, которую когда-либо позволял себе какой-либо германский лидер. Кеннеди ответил той же монетой, устроив Аденауэру разнос — опять-таки публичный, и подчеркнув, что переговоры с Советами будут продолжены.

Между Аденауэром и Кеннеди легла пропасть. Последний именно тогда заявил: «…подлинная проблема состоит в том, что он слишком стар, а я слишком Молод, чтобы нам можно было понять друг друга», — а канцлер ФРГ отозвался об американском президенте как о ком-то среднем «между корабельным юнгой и бойскаутом». Макмиллан тоже попал под горячую руку: Аденауэр назвал его, правда, несколько позже, «придурком».

Хрущевская тактика нажима оказалась непродуктивной, зато его попытки достичь компромисса после провала плана захвата Западного Берлина принесли плоды. Запад оказался в состоянии глубокого раскола, и разница взглядов приняла уже характер столкновения личностей. Хрущев наверняка мог поздравить себя с успехом, когда получил адресованное ему 6 июня 1962 года послание Аденауэра, где предлагалось «серьезно обдумать мысль о заключении между обеими странами — Советским Союзом и Федеративной Республикой Германией — соглашения об установлении чего-то вроде перемирия сроком на десять лет».

Поздравить себя мог не только Хрущев, но и де Голль. Он внимательно следил за ходом развертывающейся словесной дуэли между Кеннеди и Аденауэром. Теперь было самое время действовать. Он посылает канцлеру ФРГ приглашение прибыть во Францию с официальным визитом в июле. Его цель ясна и определенна — восстановить империю Каролингов и придать этому предприятию возможно более грандиозный характер.

ГЛАВА 13. ОТ ТРИУМФА К ОТСТАВКЕ

«Третья отставка — самая тяжкая из всех»[45]

Собор Нотр-Дам в Реймсе — один из величайших шедевров французского зодчества. Первоначальный проект отличался таким размахом, что потребовалось больше столетия — почти весь XIII век и значительная часть XIV, чтобы возвести главный неф; потом собор долгое время достраивался: две башни над западным фасадом были полностью закончены только в 1475 году. Собор счастливо пережил революцию с ее атеистическими эксцессами, однако в Первую мировую войну был сильно поврежден артиллерийским огнем. После ее окончания здание было отреставрировано, и к прежним его достопримечательностям добавились три витража работы Марка Шагала. Господствуя над городом и примыкающей к нему плоской равниной, он по-прежнему являет собой гордый символ могущества западного христианства — самой влиятельной духовной силы средневековья.

Впрочем, во Франции немало соборов, которые но архитектурным достоинствам могли бы поспорить с реймским: шартрский, парижский Нотр-Дам, соборы в Бурже, Бове, Отуне. Что отличает собор в Реймсе — так это то, что он символизирует историю Франции, преемственность многих поколений французов, которые здесь, в сердце Шампани, проливали свою кровь, отстаивая независимость и национальную целостность родины от немецкой экспансии. Не случайно, что именно архиепископ Реймса начиная с X века короновал и благословлял на правление каждого из французского королей вплоть до падения монархии. Трудно было поэтому подобрать более подходящее место, чтобы устроить торжественный акт в честь установления вечной франко-германской дружбы. Что и произошло под сводами реймского собора в июле 1962 года.