Рязанов Александрович - Барон в юбке

• Название: Барон в юбке
• Автор: Рязанов Александрович
• Издательство: самиздат
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

… Сухонькая, скрученная подагрой, с потрескавшейся мозолистой кожей, рука баюна последний раз прошла по струнам, нежно лаская их, и гусли, мерный рокот которых, вплетаясь в речь сказителя, казалось, оживлял и расцвечивал, делая практически осязаемыми – протяни руку – коснешься – воспеваемые стариком образы, утихли.

В огромном, с точки зрения Вандзи, жившей с братом и бабушкой в махонькой курной хижине-полуземлянке, помещении общинной избы, повисла звенящая тишина. Люди, сидящие вдоль стен на лавках, все еще находясь под непередаваемым очарованием от услышанного, не торопились нарушать ее, боясь спугнуть то чувство, возвращающее человека в беззаботное детство, где за каждым углом скрыта целая вселенная, где все расцвечено яркими цветами, где нет настырной работы от зари до зари, где есть место подвигу и великим чувствам, а все опасности кажутся далекими и легко преодолимыми.

С лавки поднялся староста, весь вечер сидевший тихо, словно мертвый, и слушавший баюна, глядя куда-то вдаль затянутыми паволокой глазами, задумчиво покусывая сивый ус. Отвесив земной поклон сказителю, он, комкая в руках шапку, от всего сердца поблагодарил баюна.

Вся изба тут же взорвалась одобрительным гомоном, каждый считал своим долгом благодарно дотронуться до старика, сунуть тому в котомку кусок орехового пирога, или какой другой снеди, бабы сразу же взяли в оборот мальчонку-поводыря, набросав ему полную котомку всякой всячины, обоим вручили по огромной миске просяной каши со шкварками и по пол краюхи пшеничного хлеба-царского блюда в вечно полуголодной лесной деревне, живущей собирательством и охотой.

На следующий день вся деревня вышла провожать баюна с поводырем. Среди толпы сухоньких, светловолосых и низкорослых селян, пятном выделялся староста с семейством, по совместительству еще и деревенский кузнец-матерый, крепко сбитый мужик с рано засеребрившейся – соль с перцем,- прежде черной, как смоль, шевелюрой, окруженный пятью кудрявыми оглоедами – сыновьями, имевшими такой же, как и у отца в молодости, цвета воронова крыла волос. Все они, кроме младшего – двенадцатилетнего пока постреленка Янека, считались самыми знатными охотниками и женихами на пять окрестных деревень.

От деревенских ворот, встроенных в крепкий тын из заостренных, обугленных для прочности и обмазанных глиной кольев, защищавший деревню от непрошенных гостей и дикого зверья, вниз, по пологому склону холма, тянулась широкая просека – огнище, плод двадцатилетнего труда старосты Црнава и его семейства, засеянная зеленеющей озимой рожью. Вдоль огнища шла утоптанная тропа, ведущая к соседним деревням – Дубнянке и Млинковке.

Осенив уходящих знаком Святого Круга, староста было повернулся уходить, как вдруг его внимание привлекло какое-то движение на утыканном обгорелыми пнями краю медленно растущего огнища. Резко обернувшись, Црнав сначала не поверил своим глазам: былой кошмар двадцатишестилетней давности, до сих пор терзавший его во сне, напоминая о пятне позора, пудовым камнем висевшем на его душе, во плоти, в грохоте костяных лап страшных верховых тварей – комоней, несся к его, выстраданной многолетними трудами всей маленькой лесной общины блотянских беженцев, деревне. Это были внушающие ужас степные всадники – огулы, называемые в народе гулли.

Давно закопанные в самый темный уголок души воспоминания, вновь, как будто все произошло только вчера, нахлынули на него:

…Двадцать шесть лет назад, юный Црнав, носивший тогда совсем другое имя, в составе полусотни воинов под командованием сэра Рудо Ле Гиза, сына старого барона, был послан на перехват банды гуллей – людоловов, терроризировавших дальние поселения, принадлежавшие их господину, барону Ле Гизу.

В глубоком овраге, куда их полусотня выкатилась, преследуя отягощенный большим полоном отряд людоловов, их ждала мастерски подготовленная засада: из-за засеки из поваленных поперек дороги деревьев, в лицо преследователям полетели тучи горящих стрел, смоченных в земляном масле. Половина отряда полегла на месте. Не растерявшийся сэр Рудо, спешившись и присоединившись к остальным воинам, сумел организовать плотный строй, ощетинившийся щитами и копьями, и даже повел людей на атаку засеки, которая была отбита.

После была отбита и вторая атака, и третья, во время которой, ошалевший от крови и вида падающих под стрелами недосягаемого врага товарищей, Црнав не выдержал, и, увидев еще двоих таких же убегающих, бросив копья и щиты, кметей, рванул следом за ними…

…Разорванный побежавшими трусами строй, с трудом, потеряв еще пять человек под градом сыплющихся стрел, восстановил под руководством сэра Рудо линию, и все-таки преодолел засеку. Началась кровавая мясорубка, из которой удалось вырваться лишь трем или четырем степнякам, но почти весь атаковавший отряд , в том числе и храбрый сэр Рудо, полегли под кривыми саблями отбивавшихся, словно демоны, людоловов.

… Затем был суд старого барона над струсившими в той битве: из троих побежавших, лишь один – старый Клум, нашел в себе силы спасти свою честь, отведя позор от своего рода, у остальных-Црнава и Менка, сил совершить камоку не хватило, и они с позором были разжалованы в крестьяне.

Явившийся в родимый дом Црнав не смог вынести презрения сельчан, вида все время плачущей матери и поседевшего за одну ночь отца…

Одним мрачным осенним вечером, взвалив на плечи котомку, отправился опозоренный кметь искать свою долю.

Издавна прибежищем разного рода беглецов и отщепенцев считались Чертовы Шеломы – один из отрогов Лимьего Хребта. Невысокие, пологие сопки, плотно заросшие густым, непроходимым лесом, испокон веков служили прибежищем беглых крестьян, отверженных и изгоев со всех концов огромной Империи. В пути он примкнул к обозу беженцев из обезлюдевшей, пораженной страшным моровым поветрием Блотины.

Среди обездоленных, измученных долгим переходом и повсеместным отказом в приюте, отовсюду гонимых, как переносчики заразы, людей, молодой, крепкий и умный парень быстро завоевал уважение и авторитет. Именно по его совету, отчаявшиеся остатки выживших в том страшном, длившемся почти всю зиму без еды и припасов, переходе смерти, нашли свой приют под густой сенью лесов. Так, в столь дикой глуши, что даже самые отчаянные душегубы опасались заходить туда, выросли восемь деревенек, надежно, еще крепче, чем мечи потерянных беглецами рурихмов, хранимые мрачной славой этих проклятых в незапамятные времена мест.

Восемь деревенек, разбросанных по лесистым склонам пяти холмов, окружавших небольшое горное озерцо – вот и все, что осталось от когда-то трехсоттысячного населения богатой и процветавшей некогда провинции древнего мокролясского королевства…

Двадцать пять лет наполненной тяжким трудом жизни пронеслись перед внутренним взором Црнава, двадцать пять лет жизни, каждый год которой он мог с гордостью вспомнить, и все это теперь пущено насмарку одним – единственным отрядом трижды проклятых гуллей…

С трудом подавив вырвавшийся горестный полустон – полурычание, Црнав громко начал отдавать приказания:

– Все в деревню! Собирайте все, что можно спасти и прячьте! Все, что можно унести – должно быть унесено, что нельзя – или зарыто, или уничтожено! Рудо!- он обернулся к старшему сыну,- бери Янека и уходите через пещеру под общинной избой в лес, затем, пуще ветра,- в Дубнянку, потом дальше, во все остальные деревни, предупредите старост, пусть уводят людей и скот в пещеры… Мы постараемся задержать гуллей…

– Бабы! Кончай выть! Хватайте все, что можно, и прячьтесь в общинной избе…

– Други мои!, он обратился к ошарашено стоявшим сельчанам, если мы не возьмем в руки оружие против этих нелюдей, нашим семьям не хватит времени спастись…

Матерые охотники, не боящиеся выйти с одной рогатиной на бурого медведя, испуганно загомонили, лихорадочно творя Святой Круг:

– Ты о чем, Црнав!? Опомнись! Мы ратаи (Имп. беззащитные – вольные крестьяне, не имеющие рурихма-покровителя. Дать крестьянину в руки оружие против людей, и то лишь с самых крайних, безвыходных ситуациях, имел право лишь рыцарь – рурихм, который в имперской религии выполнял, кроме государственных функций, еще и обязанности жреца бога смерти, провожающего человека в последний путь и предстоящего перед ним заступником всех творящих(всех остальных каст, не носящих оружие: крестьян – караев, творящих молитвы Дажматери за весь мир своей работой на воплощении Родящей Дажматери – земле, и священников-волхвов, творящих молитвы своей работой со знаниями – воплощением духа плодородного начала бога неба, мужа Дажматери.)

Само понятие ‘рурихм’ означает ‘служитель’ и близко по смыслу к значению древнеяпонского понятия ‘самурай’, с поправкой, кроме мирских, еще и на религиозные обязанности данного сословия.