Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

• Название: Русская фантастика 2015
• Автор: Андрей Бочаров
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77516-3

Шелковые цилиндры, степенные профессора, паровые машины, отважные первооткрыватели неизведанного и… скелет реликтового механоида в вестибюле университета, и опасное путешествие к… Краю Корабля…

«Ожидаемое происходит гораздо реже, чем неожиданное», – подумал начальник Центра экспериментального космического оперирования генерал Зайцев, когда ему позвонил заместитель и доложил, что система дальнего космического обнаружения «Орёл» зафиксировала в поясе астероидов некий подозрительный объект…

Для восьмилетнего мальчика весь мир пока – дедовский дом посреди Комариной Пустоши. Но так хочется знать, что там, за границами этого мира. И есть ли там что-то…

Василий Головачев, Святослав Логинов, Геннадий Прашкевич, Андрей Дмитрук, Ярослав Веров, Максим Хорсун и другие в традиционном ежегодном сборнике «Русская фантастика»!

---

– Так это же Маша!

– Не до такой же степени она Маша!

Я чувствую себя третьей лишней.

Часть вторая Заговор медиаторов

Глава 7 В зеркальном отражении

1

Еще в прихожей я слышу, как Катя спрашивает с кухни:

– Ты когда вчера вернулась, Душка?

На кухне играет музыка, одна из моих любимых песен, до меня долетает запах моих фирменных кексов с курагой и яблоками, и я едва успеваю удивиться, как тут же мой голос отвечает:

– Я вчера вернулась сегодня. Около шести.

– Даже так? – переспрашивает Катя с явным одобрением.

– Ну да. Вчера на работе был корпоратив, отмечали нового сотрудника, потом мы с виновником торжества посидели в баре, потом я его принимала в невропатологи до утра. С испытаниями!

– Аллилуйя! – радуется Катя.

Я открываю дверь. За столом у окна в раскладном полосатом шезлонге сижу я: в моем любимом махровом халате со звездами, изрядно помятая и растрепанная. Напротив меня Катя в сиреневом сари: в театре собираются ставить какую-то индийскую драму, и она вживается в образ.

Увидев мое «второе пришествие», Катя издает странный горловой звук, как будто дует в кувшин. Вторая «я» хихикает.

Я поспешно говорю:

– Лика, мерзавка, зачем людей пугаешь? Почему не предупредила, что приедешь? Катя, это моя сестра, и она немного чокнутая, ты извини.

Катя с шумом выпускает воздух и произносит ломающимся голосом:

– Сама ты чокнутая! Почему ничего не рассказывала?

– К слову не пришлось.

– У тебя сестра-близнец, а тебе это к слову не пришлось!

– Анечка меня немного стыдится, – лукаво улыбается Лика. – И стыдится того, что стыдится.

– Почему стыжусь? Горжусь. Только тайно, – и к Кате: – Лика у нас художница и талантливая. И печь умеет так же хорошо, как я. Так что давайте завтракать.

2

Хорошо, что Катя умеет ко всему относиться несерьезно, и вскоре она уже хохочет над тем, как мы ее разыграли, мы мирно завтракаем, и я с удовольствием отмечаю, что Лика даром время не теряла – в кексах появилась нежная прослойка заварного крема.

– Летняя школа Гастона Ленотра, – хвастается Лика. – Когда жила в Париже, заскочила.

– А к нам надолго?

– Всего три дня. Картины привезла на выставку в галерее. Пойдете, Катя?

– Обязательно. А ты, Аня?

– Наверное.

– А почему наверное?

– Да так, работы много.

Потом, уже в моей – то есть временно нашей – комнате, я спрашиваю Лику:

– Ты действительно хочешь, чтобы я пошла?

– Анька, ну брось ты свой пафос. Пафос, патос, климакс и катарсис! Я не умру от недооцененности, если ты не придешь. И с собой не покончу. Но я буду рада, если тебе понравится.

– Тогда сначала покажи репродукции, чтобы я знала, что сюрпризов не будет.

Больше никогда не поверю ей на слово! Три года назад она меня затащила смотреть свою картину: портрет женщины, сидящей спиной к зеркалу. Женщина в очках читает книгу. А ее отражение в зеркале тайком подкрашивает губы, поглядывая в маленькое зеркальце. Сходства между женщиной на портрете и мной (точнее нами) не было ни малейшего. И Анжелика уверяла, что сделала всё это ради того, чтобы нарисовать маленькое отражение этой сцены в маленьком зеркале в руках отражения; говорила о подражании «Портрету четы Арнольфини» Ван Эйка. Но я всё равно потом долго переживала: мне казалось, Анжелика выставила напоказ что-то интимное, касающееся только нас с ней. Ради смеха, ради чужого удовольствия. И ведь добилась своего – картину хвалили, одно время репродукциями пестрела вся Сеть, незнакомые мне люди выкладывали и перезаливали символическое изображение нашего с Ликой дуэта. Всё-таки никто так виртуозно не умеет причинять боль и вызывать стыд, как близкие родственники. Особенно талантливые.

Поэтому я изучаю Ликин альбом с пристрастием опытного аукциониста, который полагает, что его хотят надуть. И на этот раз остаюсь довольна. Лика привезла серию рисунков цветными мелками. Спины и затылки. Все в одинаковых позах – с опущенными плечами, поникшими головами. Обнаженные. Мужские, женские, детские, юные, старые, смуглые, светлые, с нежной молочной кожей и рыжими волосами, покрытые загаром шеи и руки выше локтя, ровно загорелые спины красоток с подчеркнутыми талиями – словом, весь спектр человеческих типов, в позе то ли скорби, то ли бесконечной усталости. Сильно.

– Приду, – решаю я. – У тебя когда будет открытие?

– Послезавтра. Ох, Анька, ты не меняешься!

– Зато ты меняешься за двоих. Ладно, рассказывай, где была, что видела…

3

Первое, что встречает меня, когда я вхожу в ординаторскую после рождественских каникул, – огромная доска памяти во всю стену. Прикидываю дату и время: Юлия умерла примерно тогда, когда мы с Максимом целовались в «Гармо-маме». Впрочем, какая разница! Это был лишь вопрос времени… А время всегда движется в одну сторону. А мне, например, нужно двигаться на работу.

Вечерних занятий у меня пока нет, а вот утренние часы забиты плотно, и снова я попадаю в ординаторскую уже в конце рабочего дня, когда все собираются по домам. Но чайник горячий, и я решаю выпить чаю – с утра ничего не ела, а у меня с собой Лизины кексики.

Доску изучает Витя – тот самый новенький аспирант. Тыкает пальцем в детскую фотографию – маленькая девочка за роялем – и получает вылетевший из нее целый рой фото: Юлия в семь лет (толстушка с косичками), в десять (толстушка со стрижкой), в пятнадцать (стройная девушка с глазами лани – куда что делось и откуда что взялось?) и неизменный рояль.

– Такое впечатление, что она из-за него не вставала, – бормочет Витя. – Так и росла.

Он начинает тыкать в фотографии и любуется на вылетающие оттуда сканы дипломов. «Лауреат конкурса юных пианистов «Звездочка», «Победитель конкурса пианистов-младшеклассников «Солнышко», «Лауреат юношеского конкурса Чайковского», «Лауреат конкурса Филдса», «Лауреат конкурса «Открытая Европа».

– Ого! – произносит Витя.

– На самом деле это очень грустная история, – откликаюсь я. – Юлия Сергеевна победила всего один раз – на том самом районном «Солнышке», после чего ее педагог и ее отец уверовали в талант и взялись за нее всерьез.

– Она вам рассказывала?

– Она много чего рассказывала – в самом начале, ее тогда словно прорвало. В первые годы, как пришла на отделение, казалась гордой, молчуньей, такой с претензиями. Потом, как избрали заведующей, все думали: теперь всё, танцкласс в Смольном институте. А она вдруг изменилась – чуть ли не всем врачам стала лучшим другом, классная тетка, всегда поможет, всегда выслушает, всегда прикроет. Мы тогда даже не подозревали, что это значит.

– Нейролептики?

– Да нет, обычное бытовое пьянство. В пятницу напьется, в субботу догонит, в воскресенье отойдет, в бассейн сходит, и всю неделю – как ангел. На праздниках один-два бокала вместе со всеми. Пила она в другой компании, так что мы были просто не в курсе. Поняли, когда ей стало не хватать, и она начала посреди недели догоняться. Но это позже, лет через пять.

Витя зябко передергивает плечами. Я приглашаю:

– Садитесь. Ко мне сестра приехала – вот, напекла. Хотела всех угостить да забегалась. Попробуйте.

– Спасибо.

Он впивается зубами в ароматную душистую розочку и, бросив на меня извиняющийся взгляд, слизывает крем с пальцев.

– Вкусно! Как в детстве, в кондитерской…

Потом снова поворачивается к доске и застывает, глядя на фотографию пятнадцатилетней Юли с темными ровными волосами до пояса, перехваченными белой лентой.

– Она, наверное, уже тогда начала пить? Когда пошли международные конкурсы…

– Нет, всё было сложнее. Из этой истории она как раз вышла победительницей. В какой-то момент ее отец развелся с матерью и выставил ту из дома, доказав, что она препятствует развитию дарования дочери. Даже алименты отсудил. Тогда у Юлии началось что-то вроде писчего спазма – перед выступлениями сводило кисть. Отец потратил кучу денег на лечение. Массажистка ее и надоумила, как быть. Юлия подала через представителя заявление в суд, прося вернуть опеку матери. Доказала как дважды два, что отец заставил ее соблюдать такой режим тренировок, который вредит ее здоровью, и забрал из школы на экстернат, лишив общения со сверстниками. Выиграла суд. Уехала к матери, доучилась два года и поступила в медицинский институт.

– Мать была врачом?

– Нет, бухгалтером. Юлия рассказывала: «Девочки, как я отдыхала на первых курсах! У меня же память тренированная. Что там? Учебник анатомии? Гистологии? Биохимии? Раз-два, и свободна. И мальчики, танцы, посиделки до утра. У меня же никогда раньше этого не было…» Нет, тогда она тоже пить не начала. Ей и без вина эндорфинов хватало.

– А как же это случилось?

– Юлия окончила институт с красным дипломом и пошла на специализацию в хирургию. Рассудила: руки пианиста – то, что нужно, буду нейрохирургом или даже сосудистым.