Александр Доронин - Тени колоколов

• Название: Тени колоколов
• Автор: Александр Доронин
• Издательство: Морд. кн. изд-во
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Это панорамное полотно о жизни Никона, патриарха всея Руси, чье имя всколыхнуло весь мир XVII века. О принадлежности героя к своему мордовскому народу, о его непреходящей тоске по родным местам и сложных жизненных перипетиях — вот о чем повествует это произведение.

---

— Но ведь так мы всю веру православную разорим. Всё, на чем она стояла, разрушим. Так молились святой Филипп, преподобный Иосиф Волоцкий, Патриарх Гермоген. Значит, и от них отказаться?

— Мы ничего не разрушаем, святой отец! Как была наша вера православной, так и останется. Только различия в символах веры между нашей и греческой церковью надобно устранить. Нельзя жить в мире и согласии, пока не будет единства веры.

— Значит, веру в Господа можно подстраивать под свои мирские потребности? Это же ересь, прости, Господи!..

— Христову церковь никак не отделишь от земного существования. — Сказал это Никон и вышел вон из горницы, не оглядываясь и не прощаясь.

У крыльца, садясь в легкую повозку, столкнулся с теми, за кого просил его царский духовник: с Аввакумом, Нероновым, Федором Ивановым и Лазарем.

«Ну, слетелось воронье в одно гнездо!» — оскалил зубы Никон и велел вознице гнать лошадей.

Пара гнедых быстро домчала его в Кремль. За повозкой еле успевали трое верховых стрельцов. Дома Патриарха ждал Ртищев, главный постельничий царя.

— Давненько ждешь, Федор Михайлович? — ласково спросил Никон.

— Только вошел, святейший. За советом к тебе явился. В прошлом году я привез из Малороссии певчих для Андреевского монастыря. Покойный Иосиф не разрешал никаких иных песнопений во время служб. Однажды за это Стефана Вонифатьева проклял.

— Так ему и надо. До сего дня не может принять новое моление.

— Так-то оно так, да многие не знают, как пострадал от этого «нового» архимандрит Сергиево-Троицкого монастыря Дионисий. Службу вел по греческому чину. Так митрополит Иона позвал его в Москву, четыре дня держал взаперти, а на пятый приказал привязать Дионисия к хвосту лошади и таскать его по улицам.

— Слыхал про это, слыхал, — холодно отозвался Никон и добавил зло: — Враги как только нас не оболгали! Весь народ взбаламутили, не разобравшись, где правда.

— Вот в том и зло всё. Темен народ, зло на нас держит, еретиками называет.

— Аль боишься, Федор Михайлович, за певчих на лошадином хвосте покататься?..

— Упаси Бог, Светлейший! Я ж как лучше хотел…

— Ладно, ступай с миром, никто тебя не тронет. А певчих твоих я слышал — их голоса за душу берут…

Когда Ртищев ушел, Арсений Грек, бывший в соседней комнате и всё слышавший, сказал Никону:

— Святейший! Нельзя отступать нам! Если прекратим выпуск новых книг, то никогда не добьемся союза с Украиной. Мне не веришь — спроси у Артамона Сергеевича Матвеева, он в нашей типографии следит за печатаньем новых книг. Все восхищается плодами разума.

После огорчительной беседы с Вонифатьевым и мелочных сомнений Ртищева Никону захотелось пролить «бальзам на раны» души, и он велел позвать Матвеева, чтобы вместе с ним порадоваться успешными результатами книгопечатания. Однако вместо утешения Патриарх получил новую головную боль. Артамон Сергеевич, служивший в Посольском приказе, поведал неприятную новость:

— Помнишь, святейший, как два года назад в Польшу ездили боярин Григорий Пушкин и дьяк Гавриил Леонтьев? Они возили жалобу королю Яну Казимиру на его печатников, порочащих в своих книгах московского Государя. Казимир обещал все те книги предать огню. Но теперь стало известно, что в Польше и Ливонии ходят те книги. Многие были тайком ввезены в нашу страну. Король, видно, решил посмеяться над нами.

— А что по этому поводу Богдан Хмельницкий говорит? — взволнованно спросил Никон.

— Малороссия разорена войной. Кровь рекой льется. Хлеб сеять некому, травы косить некому. Гетману не до книг.

— Из Киева какие вести?

— Хуже не бывает. Радзивилл город на разграбление отдал. В церкви Богородицы, что в Посаде, конюшни устроили. Из Печерского монастыря все иконы и утварь выкрали.

— Спаситель! Прости грехи наши, не ведаем, что творим! — воскликнул Никон. — Неужели правда это?

— Да, Святейший, истинная правда. По велению Богдана Хмельницкого нам Выговский обо всём написал. Просят Алексея Михайловича взять их под свою руку, иначе придется искать защиты у турецкого султана. Казаки не хотят стать ляховскими рабами.

Никон давно уже встал со своего места и ходил из угла в угол, нервно перебирая в руках четки и обдумывая что-то. Наконец сел и в наступившей тишине громко сказал:

— Завтра соберем боярскую думу. Ты там, Артамон Сергеевич, обо всём этом и поведай боярам.

* * *

После ухода Никона настроение Стефана Вонифатьева совсем упало. Тут и явившиеся сотоварищи ещё больше разожгли его злость на Патриарха. Разговор их, как всегда, первым начал протопоп Аввакум. Столкнувшись с заклятым врагом во дворе, он потерял душевное равновесие и уже не мог говорить спокойно:

— Патриарх нам новую подножку ставит, — почти в бешенстве кричал он. Изба дрожала от его мощного голоса. — Третьего дня в Успенском соборе опять как пес цепной на священников кидался. Винил их и в лености, и в безграмотности, и в старых привычках…

— Что и говорить, всех он нас обидел, — подхватил Неронов. — Только и знает пальцем тычет: «Все вы, попы, пьяницы и развратники!»

— Я вам давно говорил: еретик он! Самый что ни на есть еретик! — тряхнул нечесаной гривой дьякон Федор, левая рука Вонифатьева. — Еретик вроде Лютера. Я учился в Сергиевой лавре у самого Логгина. Он ещё при Шуйском был хозяином печатного дела. Такой опыт имеет… А этот мужик возомнил, что лучше святые книги делать может.

— Правда твоя, Федор! — поддержал его Стефан Вонифатьев. — Мы сами главы церквей, у каждого, считай, свои храмы и приходы. Лазарь — в Зюзине хозяин, Данила — в Костроме, Логгин — в Муроме, Никита — в Суздале. Да и среди архиереев у нас друзья имеются. Пусть Никон на нас руку не поднимает.

— Знаю я, какая заступница у нас появилась на Москве, — впервые вступил в разговор Лазарь. — Боярыня Федосья Прокопьевна. Очень смело за старую веру стоит, благочестивица.

— Ее бы в наши ряды ввести. Она бы многих боярских жен на нашу сторону перетянула, — высказал свою мысль Вонифатьев. Ему, царскому духовнику, лучше всех известно, как много значат для успеха дела богатство и связи.

— Как и предсказывали апостолы в Священном писании, времена антихриста настали! — вскричал Аввакум. — Знамения ждите, святые отцы!.. А боярыне Морозовой ты, Лазарь, так скажи: костьми ляжем, но рушить старые устои не позволим. Веровали и будем веровать по тем книгам священным, кои Петр, Филипп и Иов писали.

Аввакум позвал Лазаря в боковую комнатку-кладовку. Она была полным-полна старых икон в золоченых окладах. Их собрали по храмам, когда никониане развесили там новые.

— Придет время, опять их на прежние места вернем, — обещал Аввакум Лазарю.

Когда заговорщики уходили, Вонифатьев, крадучись, следил за ними из окна горницы, боялся, не видят ли соседи его гостей.

* * *

Вокруг дома Патриарха цвели яблони и груши. По всему саду — то здесь, то там — копошились черные фигурки монахов. Уставший за ночь от книг, молитв и размышлений, Никон в утренние часы любил прогуляться в саду. Потом возвращался в дом, завтракал и выходил в большую залу принимать ожидавших его архиереев, игуменов, простых попов и дьяков. Многие прибывали из дальних краев с жалобами, просьбами или по вызову самого Патриарха. Он хотел из первых уст узнать, как проходят церковные перемены, как живут монастыри, где строят новые храмы. Знания давали в руки власть, потому что открывали ему глаза, позволяя действовать, принимать решения. А власть — это как раз то, к чему так стремилась душа его. Церковная власть не так кружила голову Патриарху, к ней он уже привык и как бы не замечал. Вроде так всегда было. Вон как веру-то потряс своей волей, словно старый тулуп из сундука, изъеденный молью, вынул, тряхнул, вычистил и подлатал! А в стране-то сколько неполадок. Вот бы такой же сильной рукой тряхнуть!..

Под вечер к Патриарху зашел Арсений Грек. Этого незаурядного человека он посылал в Иерусалим ко Гробу Господню, а главное — посмотреть, как там церковные книги издаются. Арсений прошел большой и тяжелый жизненный путь, знал множество языков и стран. Иудей по рождению, в служении Русской православной церкви он нашел свою долю. Никон высоко ценил его за ум, часто прибегал к его советам. Сегодня по возвращении Арсения из святой земли Патриарх даже ужин устраивал в честь него.

За столом сидело несколько человек, в том числе и Епифаний Славенецкий. Все внимательно слушали рассказ грека о путешествии, не забывая, однако, воздавать должное щедрому угощению. У дверей в ожидании приказаний черными столбами застыли два монаха. Время от времени они вносили в залу то рыбу, то грибы, то мед. В пятницу мясного не поешь. Да о нем никто из сидящих и не помышлял. Глаз не оторвать от золотого блюда, где лежат куски белорыбицы, лоснящиеся от жира и источающие аппетитный аромат. Рядом в расписной глиняной плошке матово отсвечивают соленые миниатюрные грузди. А вот моченые яблоки, сохранившие даже румянец на своих «щеках», с прилипшими к ним резными листочками дуба и алыми бусинками клюквы. В серебряных кубках плещется сладкое вино. Но кагор пьет только Никон, ему без конца подливают из корчаги, остальные из уважения к Патриарху лишь смачивают свои губы, увлеченно слушая (или делая вид?), что рассказывал Арсений Грек.