Irene - Эфффект линзы

• Название: Эфффект линзы
• Автор: Irene
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Аннотация:

Молодой парень Кирилл вынужден идти работать по специальности — психологом, в родную школу в маленьком шахтерском городке. В самом начале учебного года происходит страшное событие — застрелился всеобщий любимец, одиннадцатиклассник Леха Литвиненко. Подгоняемый чувством вины, Кирилл намеревается узнать правду о загадочной смерти своего подопечного. Но как вести расследование, если милиция не хочет ничего слышать, а тут еще и строит глазки симпатичная школьница?

---

— Привет. Ты извини, я тут похозяйничала… Просто подумала, что в школе за целый день точно жрать захочется…

Я через силу улыбнулся и кивнул.

Мы завтракали почти в полной тишине. Вика, кажется, тоже чувствовала себя неловко, проснувшись на моем плече. Я прокручивал в голове план, как нам обоим безболезненно добраться до школы — порознь и не в одно время. Главное, чтобы никто не заметил ее выходящей из моего подъезда… Вот черт, там же этот неусыпный сосед… Точно поползут сплетни… Интересно, он знает кого-то из учителей?..

— А ты спортом занимался каким-то, да?

Я встрепенулся, поставив чашку на стол.

— М-м-м… да. Плавал. А что?

Вика кокетливо закусила нижнюю губу, подперев рукой подбородок.

— Ниче. Просто не ожидала… что ты такой… мускулистый.

Когда она улыбается, ее щечки становятся круглыми и на них появляются легкие ямки. Если ее глаза прищурены с хитроватым, «лисьим» выражением, то она думает о чем-то совсем непозволительном. Иногда она очень похожа на ребенка — с таким наивным, светлым взглядом, но проходит мгновение — и ее правая бровь изгибается, губы приоткрываются в легкой ухмылке, и ты понимаешь, что ее невозможное, мощное, дьявольское очарование просто сбивает тебя с ног, а то и вовсе лишает возможности думать.

Я пропадаю, погибаю, самоуничтожаюсь. Меня рвет на части.

Если она сейчас же не встанет из-за стола и не отойдет подальше, то через секунду я схвачу ее за это тонкое белое запястье, и она окажется у меня на коленях, такая томная и прекрасная, и я опять ее поцелую… «И еще, и еще…» И Бог его знает, чем это может закончиться…

Да ты маньяк какой-то, Сафонов…

Я закрыл глаза, чтобы побороть навязчивое видение, но в этот момент Вика коснулась моей руки.

Нет! Все! Хватит!

Меня всего трясло от невероятного возбуждения, тело мгновенно вновь стало свинцовым, видимо, такие ночи не проходят бесследно… Единственное, чего я боялся, — что могу напугать ее или обидеть. Больше думать мне было не о чем.

— Уходи.

— Куда? — Она удивленно вздрогнула, когда я вскочил и бросился к окну, подальше от нее.

— Уходи, Вика!!! Не могу больше так!

Она ринулась ко мне, пытаясь заглянуть в глаза.

— Да что с тобой, Кирилл?! Что я сказала?

— Не в тебе дело… Верней… и в тебе тоже… Не могу… Уйди, умоляю!

Она часто-часто заморгала, будто собралась плакать. О, нет, только не это…

— Я не понимаю тебя! Чего ты боишься?! Меня?!

Гос-по-ди, да когда же это закончится?!

— Я себя боюсь, себя! Ты даже не догадываешься…

Она поморщилась с определенной долей презрения и возмущенно выдохнула:

— По-моему, я уже давным-давно догадалась!

Я устало кивнул.

— Тогда ты должна знать, что со мной происходит. И чего меня так колотит. Потому что за тот букет чувств, который я к тебе испытываю, мне светит несколько лет исправительных работ.

Она вспыхнула, отступив от меня на шаг. Я коснулся ее краем взгляда, продолжая упорно рассматривать подоконник в тщетной попытке успокоиться.

— Посмотри на меня.

Нет. Нет! НЕ-Е-ЕТ!

— Ну, посмотри же! — В ее голосе зазвенели слезы. — Я кажусь тебе маленькой девочкой?!

Она схватила меня за локоть и развернула лицом к себе, я не посмел сопротивляться. Конечно, нет. Передо мной стояла взрослая, сформировавшаяся девушка — то, как она выглядела, ее великолепная фигура, ее неповторимая аура неуловимой женственности и отчаянной смелости, а особенно тот факт, что мне было интересно только с ней, — все это сводило меня с ума, лишало воли. Но я никак не мог признаться самому себе, что ребенок, которого я так отчаянно пытался защитить от себя, наверное, существовал только в моем воображении.

— Почему ты постоянно отталкиваешь меня?.. Почему ты думаешь только о себе?! Это жестоко! Я же брежу тобой, Кирилл! А ты… а ты трус! Ты просто трус!

Я молчал, не в состоянии оторвать взгляда от ее искрящихся слезами ярко-синих глаз.

— Это все глупости. Не сдержался, виноват, но я должен просто работать. А ты — учиться. У тебя экзамены выпускные… и поступление. Мы не можем быть вместе, Вика. Точка.

Она задрожала, видимо, все еще пытаясь сдержать поток надвигающегося рыдания.

— Мне через полгода будет восемнадцать. Полгода!

— Ты меня не услышала… Это принципиальные вещи!

— Хорошо! — выдохнула Вика. — Живи со своими принципами! И не смей ко мне больше подходить, слышишь! Никогда!

Наверное, это было не лучшее решение, но я почувствовал, что сейчас как раз тот самый момент, когда я смогу избавить себя от этого отравляющего мою скучную жизнь соблазна раз и навсегда. Я смогу освободиться. Даже если она теперь будет меня ненавидеть. Я повернулся к ней, презрительно поморщившись.

— Ну вот и убирайся отсюда… Лолита чертова!

Вика попятилась, ударившись плечом о холодильник, и метнулась в спальню. Несколько секунд я еще слышал, как она, захлебываясь в слезах, быстро одевается, а потом дверь громко хлопнула, и я остался в полном одиночестве.

Таким мертвым я никогда не был. Было больно даже дышать, все тело онемело, а мысли, кажется, навсегда покинули мою бедную гудящую голову. Я пополз в ванную, став под ледяной душ прямо в одежде. Да, так немного легче.

Коридор, спальня, кровать… Тут все пахнет ею. Моя подушка, моя комната, вся моя жизнь пахнет ею. Что же я наделал… Я ведь люблю ее! ЛЮБЛЮ! СИЛЬНЕЕ НИКОГО НЕ ЛЮБИЛ!

Протянув руку, я нащупал мобильный телефон. Вера Михайловна, как обычно, занятая с самого утра, что-то быстро пробормотала мне в трубку.

— Нет, Вера Михайловна. Я не приду сегодня. Я заболел… нет, я умер.

Бросил телефон, даже не отключив его, она еще пару секунд что-то отчаянно кричала мне.

Отстаньте вы все… Школа… отпусти ты меня наконец…

Глава 9

Понедельник. 7:30 утра. А я сижу на кухне, завернутый в одеяло, и даже не думаю никуда идти. Вот, целые выходные никуда не ходил, и сейчас не пойду. Нечего мне там делать.

Вдалеке полустертым видением проглядывала сквозь туман школа. У меня действительно самый хреновый вид из окна, который только можно придумать.

Я провел рукой по подбородку и шее. Заросший… 7:35. Побриться точно не успею.

7:40. Нет, пожалуй, мне все же стоит сходить на работу. Хотя бы для того, чтобы собрать вещи и упорядочить папки с документами. Ах, да… я их недавно уже упорядочил, когда обо мне наврал бесстыжий Гуць.

7:55. Когда я уволюсь — а я уволюсь именно сегодня — мне стоит подумать об участии в чемпионате мира по скоростному бритью. И ведь даже не порезался, удивительно.

Здорово, что для того, чтобы пробраться в свой кабинет, не придется идти мимо кабинета 11-А. Я зашел в здание школы уже после звонка, столкнувшись на входе с Верой Михайловной. Наверное, мне нужно было чувствовать себя неловко, но я просто поднял на нее взгляд, и, видимо, он показался ей исчерпывающе понятным. Завуч молча отступила, пропуская меня, бледного до какой-то синюшности — как смерть, как бестелесный призрак. Вот и прекрасно, поговорим потом. Если еще увидимся.

Я удивлялся самому себе. С утра пятницы не проронил ни слова, и это начинало мне нравиться. Еще немного, и вообще забуду, как это — произносить какие-то звуки и фразы, кричать их, мямлить, бормотать, чеканить слоги. Ведь если не разговариваешь, ты не можешь и наговорить другому человеку столько лжи, в которую сам никогда не поверишь. Ты не сможешь обидеть кого-то вместо того, чтобы молча поцеловать.

Стиснув зубы, я начал укладывать в пакет свои немногочисленные пожитки: теплую потрепанную куртку, которую я принес на случай очередных проблем с отоплением, случавшихся у нас регулярно каждую зиму; пару блокнотов; поцарапанный диск с какими-то песнями; коробку карандашей, которыми я сроду не пользовался…

Вдруг в дверь постучали. Я не просто вздрогнул, а подпрыгнул на месте.

— Кирилл Петрович, простите… Видела, что вы пришли…

Анна Павловна, математическая гроза всей школы, сейчас казалась настолько хрупкой, почти прозрачной. Ее аккуратная седая прическа, как обычно, была уложена волосок к волоску, а чопорный серый костюмчик — безупречно выглажен. Я так и слышал ее строгий поскрипывающий высокий голос: «Сафонов, давай тетрадь. Та-а-ак… Плохо. Очень плохо. Где дневник?» Ее оценки для меня обычно так и варьировались — от «плохо» до «безнадежно». Поэтому смешно было слышать от нее это официальное обращение, да еще и на «вы». Я как-то попытался возразить, что, мол, вы-то уж точно можете фамильярничать сколько угодно, но Анна Павловна была непреклонна. Что ж, коллеги — так коллеги.

Однако что-то в ней вдруг показалось мне странным, и я не сразу смог определить, что именно — в темно-серых глубоко посаженных глазах светилась такая тревога и забота, что я удивленно поднял брови — надо же, она тоже может переживать? Это же наша железная леди, не меняющаяся веками, та, которая способна посреди ночи, не открывая глаз, сосчитать любой логарифм и найти любую производную…