Борис Витман - Синдром удава

• Название: Синдром удава
• Автор: Борис Витман
• Издательство: ТЕРРА—Книжный клуб
• Жанр: О войне
• Год: 1998
• ISBN: 5-300-02127-Х

Б. В. Витман — участник Отечественной войны, ученый, человек необычной судьбы. Ему пришлось пройти фронт, разведку, плен, побеги, столкновения с фашистской контрразведкой и нашим СМЕРШем, познать тюрьмы и концлагеря — нацистские и советские. События, участником и свидетелем которых оказался автор, до сих пор замалчивались или подавались в искаженном виде... О них и рассказывает Б. В. Витман в этой книге.

---

На одной из шахт я познакомился с Виктором Ивановичем Злыдневым. Мое внимание привлек контраст между его интеллигентным лицом и большими, грубыми руками с опухшими, изуродованными пальцами. По ним словно били молотком или защемляли дверью. Пальцы плохо двигались, и ему стоило большого труда свернуть цигарку и зажечь спичку. Смотреть на его изуродованные руки было неприятно. Лицо его, наоборот, было красивым. В серых глазах светился ум. Виктор Иванович, коренной петербуржец, был инженером-электриком по образованию. Здесь, как и многие другие, находился на положении ссыльного. На мой вопрос, что у него с пальцами, сказал, что отморозил. Я заметил, что эта тема для него неприятна, и не стал больше расспрашивать. Мы подружились. Он оказался очень порядочным человеком и верным другом. Я договорился с Пятигорцем и, с согласия начальника шахты, где Виктор Иванович работал простым крепильщиком, он был переведен в стройконтору на должность мастера, а месяцев через пять-шесть стал начальником участка. Пятигорцу он также пришелся по душе.

27. Лида

Как-то вечером не работалось, и я заглянул во Дворец культуры. Шли танцы под баян. Многие танцевали в телогрейках и шапках. Парни в кирзовых сапогах с завернутыми по моде голенищами. Танцевали, не вынимая папиросу изо рта. Это считалось хорошим тоном. В воздухе стоял табачный дым, приправленный матом. Сквернословие здесь было неотъемлемой частью лексикона и никого не смущало. Мое внимание привлекла незнакомая девушка. Она была стройна, очень симпатична и держалась с достоинством. Баянист, лихой парень с чубом, видимо, был ее постоянным партнером. С ним она танцевала, когда он откладывал баян и ставил пластинку. Когда же он играл на баяне, она танцевала с подружкой. Другие парни, видимо, получали отказ. Баянист заиграл танго. Я подошел к девушке и с легким поклоном пригласил ее. Необычная для здешних мест форма приглашения слегка смутила ее. Но она быстро справилась со смущением и согласилась. Баянисту это явно не понравилось. Парень отложил баян, завел пластинку с быстрым танцем и, закурив «Беломор», в развалку подошел к нам. Недобро взглянул на меня, бесцеремонно взял девушку за руку и потянул к себе. Девушка высвободила руку и оттолкнула его со словами:

— Я тебе уже говорила, что с папиросой в зубах девушку не приглашают. И вообще пока не научишься прилично вести себя, ко мне не подходи.

Я думал, что парень от этих слов распалится еще больше, но, как ни странно, он, еще раз зло взглянув на меня, отошел в сторону. Лида, так звали девушку, предложила погулять, и мы незаметно покинули зал. Долго бродили по пустынным, почти не освещенным улицам.

В Половинку она попала маленькой девочкой. Мать и четверо ее сестер и братьев привезли сюда с Украины вместе с другими женщинами и детьми во время массовых репрессий. О своем отце они с тех пор ничего не знали. Брать с собой домашний скарб не разрешили. Ехали, не зная куда.

Привезли на пустое место. Выгрузили на снег. Кругом сугробы. Дети ревут. Дали лопаты: «Ройте землянки, другого жилья пока не будет»...

— Сколько горя хлебнули, словами не передать, — сказала мне Лида.

Заболел и умер ее старший брат. Мать и старшая сестра работали на шахте. Самым счастливым стал день, когда из землянки они перебрались в маленькую комнату в бараке. Лида окончила семилетку и отправилась в Кизел учиться на фельдшера. После окончания вернулась домой и стала работатп заведующей здравпунктом на шахте. Две другие сестры образования не получили: надо было кормить семью. Мать часто хворала и умерла, не дожив и до пятидесяти лет. Лида нигде, кроме Кизела, не бывала. Никогда не видела многих фруктов. Когда я упоминал о винограде, персиках, бананах, она спрашивала: «А что это такое?»

Мы с Лидой стали часто встречаться. Оказалось, что Виктор Иванович раньше, до встречи со мной, работал с Лидой на одной шахте. Иногда мы втроем ходили в кино. Но чаще собирались у меня.

Пили чай, слушали рассказы Виктора Ивановича о городе на Неве.

Виктор Иванович не скрывал от меня, что ему очень нравилась Лида, и обижался, когда я говорил, что не буду в обиде, если она предпочтет его мне. Лида, видимо, чувствовала, что нравится Виктору Ивановичу и не прочь была пококетничать с ним. Позже, когда я уже уехал из Половинки, из Лидиного письма узнал, что Виктор Иванович по окончании срока ссылки, пришел проститься и только тогда признался, что был влюблен в нее.

Творческая проектная работа, претворяемая в жизнь, увлекала меня. Виктор Иванович и Лида скрашивали мое одиночество. И все же мысли о возвращении в Москву не покидали меня.

Во время одной из поездок в Пермь мне удалось попасть на прием к начальнику областного Управления МВД. Я рассказал ему о своем положении, о том, что при демобилизации ни о какой ссылке в отношении меня упоминаний не было. Почему же мне не выдают на руки паспорт, и я не могу вернуться домой, откуда был призван в Красную Армию? Генерал пообещал разобраться и сказал, что в ближайшее время я получу ответ. Обнадеженным, вернулся в Половинку. Но шли месяцы, а ответа не было. Между тем в городе произошло то ужасное событие, о котором я уже упоминал раньше.

Оно повлияло и на мою судьбу.

Осенней ночью был зверски убит прокурор города Григорий Иванович. Справедливый, честный человек, он за сравнительно небольшое время, что работал в городе, снискал уважение и любовь жителей (думаю, что такое с прокурорами бывало тогда крайне редко). Он смело вступил в борьбу с местными высокопоставленными чиновниками и за это поплатился жизнью. Вот как это произошло.

Григорий Иванович с женой был приглашен на свадьбу одного из работников горисполкома. Накануне он выехал на дальнюю шахту, находился там более суток и приехал с опозданием. Его жена пришла раньше. Много пила, а потом куда-то исчезла.

В городе все знали, что особой нравственностью она не отличалась, осуждали ее и жалели Григория Ивановича. Работала она заведующей продуктовой палаткой. Не раз знакомые предупреждали прокурора, что его жена путается с парнем из спецкомендатуры. Но Григорий Иванович и слышать об этом не хотел. Он приехал на свадьбу усталым и голодным. Ему тут же налили «штрафную» чарку водки. Обычно непьющий, он отказался, но его начали уговаривать выпить за счастье молодых. Он выпил чарку, с непривычки немного захмелел, и его начало клонить ко сну. Признался, что сутки не спал. Ему не стали мешать, решили: пусть отдохнет. К середине ночи, когда гости начали расходиться, и мы с Лидой тоже собрались уходить, решили взять с собой и Григория Ивановича, но не нашли его. Оказалось, что какой-то «доброжелатель» разбудил его и сказал: «Пока ты здесь спишь, твою жену хахаль из спецкомендатуры к себе в балок повел...»

Видели, как Григорий Иванович тут же поднялся и вышел на улицу. Он, видимо, знал, где живет этот охотник до чужих жен, и направился прямо к нему. Соседи были разбужены громким стуком и видели, как Григорий Иванович стучал в дверь. А потом дверь приоткрылась и прозвучали выстрелы. Прокурор упал. Когда собрались люди, он был уже мертв.

Следствие вел бывший прокурор Половинки. Убийца не предстал перед судом. Следствие квалифицировало его действия как вынужденные, в целях самообороны. Убийца якобы принял прокурора за грабителя...

Этой версии мало кто поверил. Было ясно, что Григорий Иванович попал в ловушку, ловко подстроенную против него. Капкан ставили профессионалы власти насильников. И разработка, и исполнение — все их, фирменное, без осечек...

Хоронили Григория Ивановича жители не только города, но и дальних поселков. Женщины плакали.

Для меня гибель Григория Ивановича была большим горем. Мы были друзьями, а кроме того, его смерть лишила меня опоры в работе, которая теперь стала далеко не безопасной. Особенно после того как я попытался в разговорах с очевидцами поставить под сомнение результаты расследования этого убийства. Мне показалось, что я тоже взят «на прицел».

Как-то зашел Виктор Иванович. Он был явно расстроен. Под большим секретом поведал, что его вызывали в спецкомендатуру и обязали следить за мной и докладывать о всех моих делах и разговорах. Пригрозили расправой в случае неповиновения. Почти одновременно такое же «задание» получила и Лида, а когда она с возмущением отказалась, ей угрожали, что загонят в шахту на самую тяжелую работу. Она пришла ко мне заплаканная и, как и Виктор Иванович, обо всем рассказала. Теперь я знал, во-первых, откуда ждать беды, а во-вторых, что у меня есть по крайней мере дьа верных друга, а это тоже что-нибудь да значило.

Между тем на работе у меня назревали осложнения с «удельным князем» — управляющим угольным трестом, лауреатом Сталинской премии Петюшкиным: я отказался подписать акты приемки нескольких недостроенных домов. Петюшкину акты были нужны, чтобы рапортовать об обеспечении шахтеров благоустроенным жильем, хотя в некоторых домах были только стены, а строительство других вообще было законсервировано.