Ф. Дикин - Дело Рихарда Зорге

• Название: Дело Рихарда Зорге
• Автор: Ф. Дикин
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: История
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00788-9

В книге английских авторов на основании многочисленных документов и высказываний участников событий совершенно по-новому для российского читателя рассматриваются как сама фигура Рихарда Зорге, так и работа возглавляемой им группы в Китае и Японии накануне Второй мировой войны.

Книга будет интересна не только специалистам — историкам, но и широким читательским кругам в первую очередь из-за неординарности личности Зорге и существования до сих пор самых противоречивых легенд о нем, а также потому, что авторы смогли «закрыть» многие белые пятна в деле Зорге.

---

«Ладно, — заявил консульский чиновник, собирая бумаги, — остальные вопросы я задам вам в другой раз».

Каваи вернули в камеру. Но почти тут же вызвали обратно, и он предстал перед двумя детективами, которые принялись всерьез допрашивать его. Один из них был любезен и даже временами добр; другой же был груб и осыпал Каваи бранью. Вопросы, задаваемые ими, касались природы той информации, что Каваи получал от Седзимы, и способов передачи ее китайским коммунистам. Каваи чистосердечно отрицал, что ему хоть что-то известно об этом.

В конце концов его забрали из следственной тюрьмы и отконвоировали по снегу в полицейский участок Чунциня, где бросили в обледеневший подвал. Из примыкавших темниц доносились крики и проклятия на японском, корейском, китайском языках. «Здесь, — сказал один из детективов, — даже если тебя и убьют, твоя смерть будет списана на естественные причины. Так почему бы тебе не согласиться сотрудничать с нами, пока не начались неприятности?» Каваи ничего не ответил. Тогда с него сдернули одежду и до беспамятства избили стальными прутьями.

Придя в сознание, Каваи обнаружил себя лежащим на кушетке в теплой комнате. Кто-то принес ему немного горячего кофе, а потом его вновь отправили в камеру следственной тюрьмы, но примерно через сутки вновь перевели в подвалы центрального полицейского участка Чунциня и снова крепко избили. Пытка продолжалась в течение пяти дней, а потом вдруг прекратилась. Полиция явно не могла решить, что ей делать с Каваи, и Каваи уже знал, что он победил. Имя Одзаки Хоцуми ни разу не сорвалось о его губ.

В консульском суде Каваи был приговорен к десяти месяцам тюремного заключения за нарушение Закона о сохранении мира и лишь в июне 1936 вышел на свободу. Позднее он узнал, за что его арестовали. Его имя назвал полиции Седзима Рюки.

Сотрудничество Рюки с Каваи началось весной 1929 года в Пекине. Седзима был клерком в японском правительственном учреждении. Они с Каваи и трое-четверо других японцев, симпатизировавших китайскому коммунистическому движению, объединили усилия в изучении марксистской литературы и ее приложении к ситуации в Китае. С течением времени теоретические изыски уступили место практической работе, и учебная группа превратилась в китайско-японскую Лигу борьбы — организацию, занимавшуюся агитацией и пропагандой и действовавшую под руководством Китайской коммунистической партии.

В начале 1932 года Седзима поступил на службу в японскую Кемпетай в Маньчжурии в качестве переводчика. В феврале 1933 он получил приказ присоединиться к операциям по очистке провинции Джихо от китайских вооруженных сил. Седзима надеялся погибнуть в бою и в качестве последней услуги делу китайского коммунизма выкрал секретные документы Кемпетай, чтобы передать их Каваи, который, как бьи уверен Седзима, находился в Шанхае и отвечал за передачу бумаг китайцам. С этой целью Седзима доверил украденные документы курьеру. Однако в этот момент Каваи уехал из Шанхая по делам, и потому бумаги попали к китайским коммунистам по другим каналам. Каваи ничего не знал об этих передачах, и потому во время допросов мог вполне чистосердечно ссылаться на свое незнание. Хотя, с другой стороны, Седзима, очевидно, вполне искренне верил, что секретные документы прошли через руки Каваи.

Сражение в Джихо не принесло Седзиме почетной солдатской смерти, но разожгло или же просто возродило буржуазное сознание. Седзиму мучили сомнения в отношении своих поступков. Так продолжалось несколько месяцев, пока, наконец, Седзима не обнаружил, что находится под наблюдением полиции. В конце концов он добровольно явился в центральный полицейский участок Чун-циня и чистосердечно признался во всем.

И вот в разных городах Китая и Маньчжурии японская полиция стала хватать одного за другим членов китайско-японской Лиги борьбы. Сам Каваи, арестованный в Токио, был, вероятно, последним из арестованных по этому делу.

Следствие в Чунцине было не только варварским по форме, но и бестолковым по сути. Ограничив расследование кругом отношений Каваи с Седзимой и китайскими коммунистами, полиция не сумела вскрыть его связи с Одзаки и группой Зорге в Шанхае. Но даже если Каваи и не задали ни одного вопроса об Одзаки, это ни в коей мере не умаляет ту силу духа, что была проявлена им в подвалах тюрьмы Чунциня. Как он пишет в своей книге, «если во время допросов в Чунцине я сказал бы хоть слово об Одзаки, Зорге или о своей работе в Японии, то группа Зорге была бы открыта уже в 1936 году. Но тогда Зорге и Одзаки скорее всего избежали бы приговора к высшей мере наказания — смерти».

Выйдя из тюрьмы, Каваи остался на континенте и в течение нескольких лет его связи с группой Зорге практически прекратились. В Японию он вернулся лишь в сентябре 1940 года.

У нас нет данных о том, как реагировали Одзаки и Мияги на неожиданное исчезновение Каваи из Токио, нет также и данных, сообщили ли они Зорге о том, что случилось. В любом случае вскоре они занялись сбором разведданных для Зорге о событии, взбудоражившем всю Японию, а возможно, и весь мир. А именно, о мятеже части токийского гарнизона, начавшегося на рассвете 26 февраля 1936 года.

Пока Зорге находился в Москве, драматические события сотрясали Японию. 16 июля 1935 года генерал Мазаки, герой радикальной фракции Коде («Имперский путь») был вынужден уйти в отставку с важного поста генерал-инспектора военной подготовки. Его отставка была подстроена врагами и безошибочно воспринята как победа более традиционно мыслящей Тосеи-ха (фракция «Сдерживание») Уход Мазаки вызвал сенсацию, и вскоре Токио наполнился слухами о грядущем насилии. Было заявлено, что молодые горячие головы из Кодо-ха никогда не согласятся с тем, что произошло, поскольку из объявленных 1 августа ежегодных армейских назначений и продвижений стало ясно, что министр обороны намерен лишить поддержки фракцию Кодо, отправляя всех смутьянов подальше за море.

Среди тех, кого коснулись эти чистки, оказался и полковник Аизава, служивший в городе на берегу Внутреннего моря. Этот офицер специально отправился в Токио, чтобы выразить протест против увольнения Мазаки. В Министерстве обороны он разыскал начальника бюро военных дел, генерал-майора Нагату, ответственного за армейские назначения и известного противника Мазаки и Кодо-ха. Аизава намерен был убить Нагату, если последний откажется выслушать его, однако в бурной беседе, состоявшейся между ними, он не пошел дальше требования отставки Нагаты. Конечно, в большинстве армий мира подобное нарушение субординации не осталось бы безнаказанным. И потому нет ничего удивительного в том, что две недели спустя Аизаве сообщили, что он назначается в полк, базировавшийся на Формозе.

Аизава снова отправился в Токио. Он прошел в Министерство обороны и, шагая по коридору, достиг кабинета Нагаты, открыл дверь и выхватил меч. Первый удар Аи-завы не достиг цели. Другой офицер, оказавшийся в комнате, попытался защитить Нагату и был серьезно ранен. Нагата же был зарублен насмерть. «Мне стыдно, — заявил Аизава на военном трибунале, — что я не сумел убить Нагату с первого удара».

Убийства, вне всякого сомнения, были свойственны японской традиции. Но убийство генерала боевым офицером было делом немыслимым в течение последних пятидесяти лет. Каждый сознавал, что этот инцидент был симптомом того, что называлось «гекокийо» — «свержение старших младшими, высших низшимй». Это выражение, впервые использованное для описания феодальной анархии XV века, похоже, вполне подходило к ситуации, сложившейся в японской армии с ее политически активными молодыми офицерами, чьи радикальные и по-настоящему мятежные настроения угрожали как военным, так и гражданским руководителям.

Таким образом, Зорге вернулся в Японию, еще более неустроенную, разлаженную предчувствиями близкого насилия, чем когда он впервые прибыл в эту страну два года назад. И Одзаки, и Мияги изложили ему причины убийства

Нагаты, после чего у Зорге осталось мало сомнений в том, что следует ожидать большого кровопролития.

Знаменитый «Ni Ni Roku Jiken», или «инцидент 26 февраля», был связан и с убийством Аизавой генерала Нагаты, и с последовавшим военным трибуналом над полковником Аизавой, заседавшим в казармах Первой дивизии в Токио. Дело тянулось долго и получило широкую огласку в прессе, печатавшей день за днем отчеты о нем, Аизава и его адвокаты превратили дело защиты офицера в рупор полусырых идей фракции Коде, выражаемых с полемическим задором. Председатель суда позволил повернуть дело так, чтобы моральная инициатива оказалась в руках обвиняемого. Аизава добился успеха, представляя себя бескорыстным японским патриотом, озабоченным лишь судьбой страны и желающим избавить ее от слабости, коррупции и предательства в высших сферах, символизируемых кабинетом, советниками трона, огромными капиталистическими корпорациями и некоторыми военачальниками, включая и свою жертву — генерала Нагату.