Тамара Каленова (Заплавная) - Не хочу в рюкзак. Повести.

• Название: Не хочу в рюкзак. Повести.
• Автор: Тамара Каленова (Заплавная)
• Издательство: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1968

Тамара Каленова, в недавнем прошлом студентка Томского университета, а теперь преподавательница древних языков, успела написать несколько рассказов и ряд повестей: «Нет тишины», «Шквальчата», «Не хочу в рюкзак», «Временная учительница».

Детство Тамары Каленовой прошло на Кавказе, юность — в Сибири, и это наложило отпечаток на ее произведения.

Герои ее повестей и рассказов — подростки и молодежь, главным образом студенческая.

Все произведения Тамары Каленовой гуманны и раскрывают лучшие черты современной молодежи.

---

На другой день, как обычно, Лида стояла над его кроватью и против воли любовалась его лицом, хитроватым даже во сне.

В репродукторе защелкало и зашипело. Через мгновение голос школьного радиста на фоне музыкального сигнала побудки возвестил:

— Доброе утро, дорогие ребята!

В одну секунду вокруг Лиды все встало вверх тормашками. Замелькали босые ноги, подушки, кто-то, захлебываясь от спешки, завопил: «Мой солдат!»

Лицо Кирея дрогнуло, и он открыл глаза, из которых полилась на Лиду хитроватая голубизна.

— Мой  солдат, — тихо сказала ему Лида, встретившись с ним взглядом.

Кирей сначала удивился, но потом расплылся в доверчивой улыбке:

- Ага! А вы тоже?..

— Тоже! — улыбнулась ему в ответ Лида. — Вставай, мой солдат. Как старший по званию, я приказываю  тебе выдраить этот  отсек... — она показала рукой на пол.

Кирей вскочил и побежал в умывальник.

— А меня Лидь Фингенна засолдатила! — с гордостью сообщил он всем.

— Уй ты! Врешь! — не поверили ребята.

— Ага! Пол велела мыть. Пропусти! — и Кирей без очереди протиснулся к раковине.

Он едва успел вымыть пол. На зарядку опоздал. Взмок, как мышонок. Но из игры не вышел.

На другой и на третий день повторилось то же самое. Лида неотступно и зорко стояла у его кровати.

Кирею это перестало нравиться. Он поскучнел. Еще бы! Раньше он все утро читал книгу, а другие работали. Теперь же приходилось заправлять постель, чистить умывальник, орудовать шваброй...

И он стал соображать, как бы избавиться от игры, обернувшейся против него.

— А что, ребя, скучно все засолдативать да засолдативать, — как-то сказал он ребятам. — Надоело! То ли дело «слеп»!

Неизвестно как, но Кирей сумел доказать ребятам, что «мой солдат» устарел и что в моде давным-давно этот самый «слеп».

Игра с таким странным названием оказалась похожей чем-то на старинные городки. Только сооруженьица выстраивали из железных пробок от бутылок с газировкой. Битой служила плоская, в ладонь, железка. Недолет — «слеп»! Перелет — «слеп»! Кто попал — забирает пробки себе...

«Мой солдат» стал слышаться все реже и, наконец, пропал вовсе.

Так, в маленьких, быстро забываемых победах и навсегда остающихся в памяти поражениях, шли дни.

Лейтенант Гуляев так и не написал, не приехал навестить ни Лиду, ни Капустина. Лида перестала ждать от него писем.

Зато Витя Капустин все-таки прислал письмо.

«С приветом к вам Витя Капустин! Третью четверть я окончил не очень хорошо, но стараюсь, чтобы двоек не было. Здоровье у меня хорошее. Лидия Афиногеновна, я очень жалею, что уехал от вас, но это получилось ненарочно. Посылаю в подарок корабль, я его сам рисовал и видел.

Ваш бывший ученик Витя К.».

Год подходил к концу...

Лида никак не могла представить себе, что через какое-то время шестого «В» не будет, что он не вырастет в седьмой «В», в восьмой, а навсегда для нее останется только шестым «В». Это казалось странным и жестоким.

«Кто же я? — в грустные минуты все чаще думала Лида. — Временная учительница? Если бы кто-нибудь знал, как трудно и обидно быть временной учительницей!»

Приближался прощальный для СЛШ день: вот-вот «санаторка» сорвется с насиженного места... Привычные прямоугольники рассыплются, растворятся в других классах и других школах. Не станет коллектива. Не будет дружины с ее отрядами. Останутся только стены и учителя, ожидающие новых ребят, неизвестных им и пока еще далеких, чтобы лепить из них новый коллектив. Новую дружину.

Останется неласковый директор... Останется Богдан Максимович. Он прочно занимает свое место завуча, дорожит им, для него по-прежнему будет иметь огромное значение «привес», и всем кому не по душе это, придется долго доказывать и отстаивать свое особое отношение и к «привесу» и к «процентам». Останутся и толстяк географ и Мария Степановна. И Лида, от которой будет зависеть, потеряет ли она «строгость души» или сможет давать бой людям и обстоятельствам?

«Санаторка» уже давно привыкла к судьбе полустанка. Но для Лиды это было впервые и потому мучительно.

Она приготовилась к долгой радостной жизни вместе с шестым «В». Она собиралась разгадать, что же такое скрывается за нескончаемой улыбкой Лены Сюй Фа Чан?.. Она мечтала воспитать в Косовском по-настоящему сильного человека с добрым сердцем... Она думала о Кирее, гадала, как же будет вести себя дальше эта простодушно-хитрая личность?

Она строила планы, создавала воспитательные проекты, собираясь строить здание по всем правилам, на века, на удивление...

А ей сказали:

— Двадцатого отправка!

Лида опешила:

— То есть как?

— Обыкновенно. Готовьте на детей документы.

***

Весь этот день Лида ходила сама не своя. Все валилось из рук. И домой пришла как во сне.

— Заболела? — с тревогой спросила тетя Зина.

— Не знаю... — ответила Лида как в забытьи. — Я ничего теперь не знаю.

— Иди ляг! Может, пройдет...

Лида побрела в свою комнату. Не раздеваясь, бросилась на «диван-с-кроватью».

Хозяйка пришла следом.

— Ай лейтенант что написал? — участливо спросила она.

— Он вообще не пишет. Я вам так... наболтала тогда, — не поднимая головы, тихо ответила Лида.

Тетя Зина замолчала. Это было не похоже на нее. Должно быть, и она почувствовала, что лучше всего сейчас Лиду не трогать.

Она включила вентилятор и направила прохладную воздушную струю на голову Лиды. Потом, коротко вздохнув, ушла.

Лида не шевельнулась. Она чувствовала себя опустошенной. У нее было такое ощущение, как будто ее в чем-то обманули.

«Надорвешь себе сердце...» — вспомнила она.

Да уж лучше надорвать, чем чувствовать вот такую опустошенность и знать, что все самое дорогое в ее жизни временно. И к чему эти ее ночные раздумья, ее желание совершенствоваться, когда все временно!.. Временно.

В этот вечер маленький домик, на украинский лад побеленный снаружи, был не по-хорошему тих. Не зажигался свет. Казалось, людей в нем нет, а если и есть, то невеселые, будто в большой беде.

XXI

Лида собирала чемоданчик. Мыло, полотенце, расческу... Всякая мелочь поместилась легко, и еще оставалось много свободного места.

Через час от «санаторки» должны были тронуться автобусы, целый караван автобусов, и Лида торопилась.

Под руку попалась фотография актрисы. «Подарю Наташе... Она собирает. Пусть это будут наши последние «спички»».

И она положила фотографию сверху, чтобы ее было легко достать.

Без стука вошла тетя Зина. Глаза ее светились странно-радостно.

— Там... военный, — сказала она деликатно. — Тебя спрашивает...

— Военный?.. — Лида пожала плечами. — Какой еще военный?

Не торопясь она закрыла чемоданчик. С минуту постояла в задумчивости, словно прощаясь с чем-то невидимым, уходящим навсегда. Она вернется сюда через неделю, но совсем другим человеком. Значит, все равно прощаться надо сейчас и навсегда.

Невесело улыбнувшись отражению в зеркале, перед которым любила проверять ученические тетради, Лида взяла легкий багаж и вышла.

От угла до угла на улице беспокойно ходил высокий человек в офицерской форме.

Лида пошла прямо к нему. В какой-то миг у нее дрогнуло сердце. И с каждым шагом, с постепенным узнаванием, в ее душе возрождалось что-то забытое, отсеченное как ненадежное. Возрождалось стремительно и сильно, потому как в сердце надежда никогда не умирает до конца.

— Гуляев! — узнав окончательно, позвала Лида.

Он резко повернулся и пошел навстречу.

— Здравствуйте, вы... ко мне? — спросила Лида, чувствуя, что рада, до неприличия рада его появлению.

— Да... Вырвался вот...

Они остановились друг против друга и замолчали, не зная, о чем говорить.

«Худой какой... И веснушки... Глаза усталые, как от бессонницы...» — думала Лида, украдкой разглядывая его лицо.

Гуляев, напряженно улыбнувшись, наконец, спросил:

— Не ждали?

— Нет, — призналась Лида.

— А я писал... Думаю, заеду сам, если... То и писать больше не буду.

— Писал?! — удивилась Лида, погружаясь в какую то прочную, долгожданную радость.

— Ну да. Школа номер один.

— И все?

— Ну да!

Запоздалое сожаление наполнило Лидину душу: все эти месяцы она могла бы получать письма...

— Ошиблись, — сказала она. — У нас школа особая, санаторно-лесная. Хоть и под номером один. Понимаете?

Он обескураженно улыбнулся.

Они снова замолчали.

— Пойдемте? — вдруг предложил Гуляев. — Что ж мы стоим на одном месте?

— Ох! — вспомнила вдруг Лида и испуганно посмотрела на часы. — Что же делать? Я... уезжаю. Немедленно. Извините.

— Как... так? — погаснув, тихо спросил Гуляев.