Филип Дик - Голоса с улицы

• Название: Голоса с улицы
• Автор: Филип Дик
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-63851-2

Жанр романа определяют как «экспериментальный мейнстрим». Действие происходит в начале 1950-х. Молодой парень Стюарт Хэдли живет в калифорнийском городке Окленд и работает продавцом в магазине радиоэлектроники. На первый взгляд, его жизнь близка к обывательскому идеалу: хороший дом, симпатичная жена, приличная работа с перспективами для продвижения. Но герой испытывает внутренний дискомфорт, чего-то ему в жизни не хватает. Дело в том, что Хэдли по натуре романтик, обывательское счастье не для него. Внутренний жар он сначала пытается погасить алкоголем и беспорядочными сексуальными связями, затем религиозным фанатизмом, но все бесполезно. Стюарт чувствует, что начинает постепенно сходить с ума…

Эта книга – фактически первое крупное произведение Дика, созданное им примерно в 1953 году. Частично носящий автобиографический характер, «Голоса улиц» – единственный роман знаменитого фантаста, который никогда не издавался. В творческом наследии Дика имелось еще несколько неизданных книг, чьи рукописи, однако, были по различным причинам утрачены.

---

Едва он уселся за большой деревянный стол и разложил нож и вилку, как появилась миссис Краффт.

– Посижу с вами, пока вы будете ужинать, – сообщила миссис Краффт, усаживаясь напротив. Лулу принялась методично приносить еду, а миссис Краффт полной грудью вдохнула горячий печной воздух.

– Ах, – сказала она, не сводя живых и проницательных глаз с Уэйкфилда. – Это место дышит покоем.

Уэйкфилд кивнул и что-то промямлил, онемев от подобного невезения.

– Дышит покоем, – повторила миссис Краффт. Она подняла взгляд на стенд с таблетками от диабета и гипертонии, с пузырьками темной жидкости от язвы и варикозного расширения вен, со специальным печеньем, не содержащим сахара, и белым сухим медом, с витаминными капсулами, пачками крупы из нешелушеной пшеницы и отрубей. – Здесь царит полнота. Изобилие. Никакого дисбаланса. Этот магазин полностью выполняет свою задачу.

С несчастным видом дожидаясь своего сыра и риса, Уэйкфилд молился о том, чтобы она ушла.

Он видел их там. Проходя мимо двери, различил неясные женские движения, услышал резкие пронзительные звуки и продолжил путь. За стендом с фруктами и финиками мельком увидел Хораса Уэйкфилда, который сидел среди них, неуверенно держал чашку и деликатно прикладывал к губам бумажную салфетку.

Теперь Стюарт Хедли сидел, сложив перед собой руки, за стойкой аптеки-закусочной на другой стороне улицы: рядом с локтем стоял ледяной стакан «колы» и лежало перевернутое меню. Невидящим взглядом Хедли смотрел на мокрую стойку, дожидаясь, пока воспоминания о «Здоровом питании» сотрутся из памяти. Несколько завсегдатаев горбились над горячими говяжьими сандвичами, кофе и яблочным пирогом с мороженым. Симпатичная темноволосая официанточка, бойкая и суетливая, в крахмальной белой униформе, торопливо заканчивала готовить сандвич с ветчиной и сыром.

В магазине стоял глухой шум от кассовых аппаратов, людских голосов, снующих представительниц среднего класса, которые покупали «алка-зельцер», аспирин «байер», минеральное масло, жевательную резинку, журналы. Дальше за стойкой плотный мужчина в черной кожаной куртке читал раздел комиксов в «Сан-Франциско Экзаминер».

Стюарт Хедли размышлял. Как он туда пойдет? В такое место, к подобным людям… К горлу подступило тошнотворное слово: «Чокнутые». Все они были чокнутыми, шизиками, психами. Хедли не мог себя обманывать: так оно и есть, и если он туда пойдет, сядет и прослушает лекцию, он станет таким же чокнутым.

Молодой блондин в синем костюме с иголочки – вот кем был Стюарт Хедли. Привлекательный, располагающий, дружелюбный, общительный – душа компании. Хороший продавец. Хороший муж. Человек, который ходит в начищенных до блеска туфлях, в тщательно наглаженных брюках, с гладковыбритым подбородком и втирает в подмышки сернокислый алюминий. Он хорошо выглядит, и от него хорошо пахнет. Он может зайти в магазин для богатых, и его там моментально обслужат.

Стюарт Хедли – не какой-нибудь там сумасшедший с безумным взглядом и развевающейся бородой, в сандалиях и с соломой в волосах, сжимающий плакат с надписью: «ИИСУС СПАСАЕТ».

Он не представлял себя без своих рубашек, манжет и светлых однобортных костюмов. Не мог вообразить себя без своего стенного шкафа и туалетного столика, без банки «эррид», без жирного крема для лица «уайлдрут» и обувного крема «дайаншайн». Но, помимо этого, в Стюарте Хедли было что-то еще: некий стержень, сердцевина, скрытая за флаконами и шмотками, за отражением в зеркале для бритья, стоявшим на туалетном столике.

Быть может, этот стержень, этот внутренний Стюарт Хедли так же безумен, как Хорас Уэйкфилд? Что если под маской приветливости пряталось умалишенное, неуравновешенное существо, жаждавшее вылезти наружу, разъяренная воющая личинка, изо всех сил пытавшаяся выбраться на свет и ползать на брюхе: склизкая, странная, не похожая на человека, диковинная, неприятная?

В «Здоровом питании» ничего приятного не было.

Не было ничего привлекательного и в Хорасе Уэйкфилде с его поясом от грыжи, косметическими салфетками и очками. В его морщинистом лице, в стеклянных глазах этих людишек, напоминавших чернослив, чувствовалось что-то косное, затхлое, нездоровое. Над ними нависал болезненный смрад, но это было не обычное, а какое-то глубинное заболевание. Уэйкфилды олицетворяли собой городской тротуар, на который все сморкаются и плюют: их покрывал засохший слой грязи – такой застарелой, что в ней уже невозможно узнать грязь. Она больше напоминала воск. Или лак. Личико Уэйкфилда было тщательно налакировано отбросами: под этой маской он улыбался, разговаривал, занимался делами. Он отполировал ее до блеска и гордился этим.

Как только в памяти всплыл образ Уэйкфилда, Хедли стало не по себе, как будто Уэйкфилд был его собственным порождением – исчадием его души и тела. Хедли вдруг захотелось разбить отполированную, ломкую скорлупу Хораса Уэйкфилда, и на миг его посетила фантазия, галлюцинация: маленькая головка раскалывалась, точно высохший стручок, а мозги Уэйкфилда рассыпались крошечными сухими горошинами, гонимыми ветром. Вероятно, эти семена должны были прорасти и пустить корни в каком-нибудь темном, склизком месте, питаясь влагой и тишиной. Племя Уэйкфилдов пробивалось из ночной почвы, подобно грибам.

Хедли поразила собственная фантазия: как он мог ударить столь безобидного чудака? Он представил, как тело Хораса Уэйкфилда разлетается от прикосновения на части: очки отскакивают в одну сторону, а голова, ноги и пояс от грыжи – в другую. Хорас Уэйкфилд был болезненной частичкой его собственного сознания, и Хедли померещилось, как он топчет сморщенное высушенное тельце, пока от него не остается и следа. В детстве он точно так же наступал на дождевики, росшие в грязных вашингтонских полях.

Хедли охватил стыд, разрушивший фантазию. Стюарт невольно вспомнил один эпизод из раннего детства и попытался снова загнать его в потаенный уголок сознания, чтобы не думать о нем, не наполнять его жизнью.

Пятилетний мальчик быстро бежал по желтому мокрому снегу и льду. На нем были красные варежки, брючки, галоши и надвинутая на глаза вязаная шерстяная шапочка. Что он делал? Неумолимо, решительно гнался за девочкой, сжимая в руках детскую тяпку. Он жестоко бил девочку на ходу, а она ревела и кричала, и оба мчались через поле между зданием средней школы и спортзалом. На полпути – воспоминание цепко засело в памяти – мальчик свирепо ударил тяпкой по детской голове. Девочка с воплем упала лицом вниз на мерзлый гравий, а Стюарт Хедли, утолив злобу, развернулся и быстро побежал обратно.

Казалось невероятным, что он мог совершить нечто подобное. Видимо, девочка что-то сказала, как-то намекнула на его заикание. В детстве Хедли заикался: мысли и чувства намертво застревали в горле. Она смеялась, дразнила его… и получила по заслугам. Но сам он провел полгода в муниципальной спецшколе для проблемных детей.

– Эй! Вы что, спите?

Хедли крякнул и поднял глаза.

– Ваш сандвич и «кола», – весело смеясь, продавщица подвинула к нему тарелку. – Просыпайтесь.

– Спасибо, – сказал Хедли и с радостью вернулся к реальности. – Большое спасибо.

Застенчивая, простодушная девушка замешкалась, ее щеки игриво разгорелись.

– Что скажет ваша жена, если узнает, что вы здесь сидите? Неужели она не готовит вам ужин?

На левой руке Хедли виднелась золотая полоска обручального кольца. Он смущенно погладил его:

– Ей сегодня нездоровится.

– Да что вы говорите, – сказала девушка, облокотившись на прилавок. – Не морочьте мне голову. Могу поспорить, что вы вышли погулять. Ведь сегодня суббота.

Хедли съел сандвич, тарелку жирных картофельных чипсов и выпил «колу». Он безразлично запихивал все это в рот, витая в облаках, а вместо девушки видел лишь неясную фигуру в белой хлопчатобумажной одежде. Хедли коротал здесь время, остававшееся до начала лекции. Он бесцельно бродил в одиночестве, без Эллен, пытаясь как-нибудь убить два часа, чтобы затем отправиться в Зал Стражей вместе с остальными – всеми этими Уэйкфилдами и навязчивыми расфуфыренными старухами.

Откуда берутся эти богатые пожилые женщины? Что их так сильно привлекает? Где бы ни возникло движение подобного рода, тут же появляются толстые старухи с деньгами и массой свободного времени. Что бы вы ни делали и что бы ни говорили, они все оплачивают, предоставляют помещения для собраний, пускают в ход связи и внимательно слушают. Разве у них больше ничего нет в жизни? Неужели они по-прежнему остаются неудовлетворенными, несмотря на огромные дома, «крайслеры», шмотки и деньги?

Какая-то загадка.

Да, это кое-что объясняло. Богатые старухи отличались от Хораса Уэйкфилда: изнуренный продавец цветочного магазина жил в однокомнатной съемной квартире с крохотной кухонькой – в стерильной, опрятной клетушке, где не слышалось пения птиц и где ничего не согревало голые ковры и стены. Секта привлекала людей различного типа – капризных старух и немощных продавцов; Хедли также заметил ряды серьезных негритянских лиц. Что общего между дюжими неграми и обильно надушенными старухами? Разнорабочие с женами – их он тоже заметил. Еще молодежь – горстка щуплых набожных ребят, которым, наверное, не хватило мест в «Молодежи за Христа»[16]. Ярые молодые фанатики.