Еремей Парнов - Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе

• Название: Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Еремей Парнов известен читателям как прозаик и публицист. Его перу принадлежат несколько научно-фантастических произведений — «Падение Сверхновой», «Зеленая креветка», «Душа мира», «Море Дирака» и др. — и научно-художественных книг — «Окно в антимир», «Дальний поиск», «На перекрестке бесконечности».

В последние годы Е. Парнов много пишет о древних культурах Востока — «Звезда в тумане», «Третий глаз Шивы», широкую известность получила документальная повесть «Бронзовая улыбка», посвященная древним самобытным культурам Монголии, Тибета, Гималаев.

Е. Парнов — автор нескольких исторических романов и повестей. Им написаны «Ларец Марии Медичи», «Проблема 92» (об И. Курчатове). В серии «Пламенные революционеры» выходили его повести об Эрнсте Тельмане и Шандоре Петефи.

Повесть «Посевы бури», посвященная латышскому поэту и революционеру Яну Райнису, выходит вторым изданием.

---

— А вы уверены, что действительно пропили деньги? — спросил Плиекшан. — Что их у вас не украли?

— Так ведь Упесюк сказал, жандарм…

— Кто-кто?

— Жандармский унтер наш, господин Упесюк, или не знаете?

— При чем же он здесь? — Плиекшан кое-что уже начинал понимать. — Отчего вы сразу не рассказали обо всем товарищам?

— Вот и я его об этом спросил, — проворчал Екаб. — В кутузку, говорит, угодил.

— Помолчите покамест, — попросил Плиекшан. — Продолжайте, Строгис.

— Я, когда чуток опомнился и на улицу выполз, так тут же и бросился к товарищу Яну, — Строгис метнул на Изакса виноватый испуганный взгляд, — да не тут-то было! Меня урядник наш сцапал, Теннис, говорит: вы, господин Строгис, устроили дебош и в пьяном виде набезобразничали, за что пожалуйте в участок. Ну, привели меня, а пристав Грозгусс даже разговаривать не захотел. Только перчаткой взмахнул: мол, бросьте эту пьяную рожу в холодную, пусть хорошенько проспится. — Строгис замолк и грузно привалился спиной к сену.

— Что было дальше? — спросил Плиекшан и, подумав, защелкнул крышку часов. — Вас допрашивали?

— Ага, допрашивали… Все доискивались, откуда я взял столько денег, чтобы день и ночь кутить, расшвыривать, значит, красненькие по шлокским мостовым.

— Так и сказал: расшвыривать?

— Слово в слово. Видели, говорят, как ты платок свой развязал и начал пускать по воздуху десятки да трояки. У меня, вправду, четыре красненькие были, а так все больше целковые и трояки.

— Двести восемьдесят шесть рублей, — уточнил Майзель.

— Ага, столько… Но не могло того быть, чтобы я деньгами бросался! Даже в пьяном виде… Потом, когда узнал про Зутиса, все узнал, мне подумалось, что могла быть провокация.

— Что вы показали в участке? — Плиекшан настороженно прислушивался к каждому слову.

— А ничего… Сказал, что гулял на свои капиталы и, откуда они у меня завелись, никого не касается, а с кем гулял и чего делал — не припоминаю. На том и стоял все время. Тогда пристав велел меня вышвырнуть вон, но пригрозил, что еще не все кончено и он со мной разберется. Как я оттуда вышел, так без промедления связался с товарищами, повинился во всем… Но они уже знали.

— Откуда? — Плиекшан вскинул руку и быстро повернулся: — Откуда вы узнали, Изакс?

— Это единственное, что говорит в его пользу. — Изакс смерил Строгиса тяжелым, изучающим взглядом. — Весть о том, что он пропил общественные деньги, распространил Зутис.

— Почему сразу не начали выяснение? — обратился Плиекшан к Изаксу.

— Начали бы, — кивнул Изакс. — Только Строгис снова исчез. Ты все еще уверяешь, что тебя арестовали тогда?

— В тот же вечер. В Ригу повезли. По два раза на дню на допросы таскали…

— Это мы уже знаем, — прервал его Ян Изакс. — И Райнис тоже. Если у тебя есть что-то новое, говори, а так… — Он махнул рукой.

— Да, — подтвердил Плиекшан, — товарищи мне передали. — Послушай, Ян, — обернулся он к Изаксу, — когда к тебе пришел Строгис?

— Он вообще не пришел, — отрывисто бросил Майзель. — Мы сами к нему пришли.

— Почему? — Плиекшан повернул голову к Строгису. — Почему, после того как жандармы вас выпустили, вы не поспешили доложить обо всем организации?

— Не мог же я! — Он зажмурился, страдая. — Они же филера за мной пустили!

— Это так, — подтвердил Изакс. — Креплин заметил. Но это ни о чем еще не говорит.

— Ни о чем определенном — согласен, — кивнул Плиекшан. — А вообще говорит об очень многом. О ком у вас чаще всего выспрашивали на допросах? — спросил он Строгиса.

— Сначала о Зутисе: где, чего, когда виделись, с кем встречались? — Он задумался, припоминая. — С той пьянки его, дескать, больше нигде не видели. Намекали, что это я его…

— Намекали? — Плиекшан обменялся быстрым взглядом с Изаксом. — Только намекали?

— Да нет, куда уж там! Напрямую шли. Даже свидетелей выставляли.

— Каких свидетелей? — Плиекшан, словно для того, чтобы лучше слышать, повернулся к Строгису ухом. — Вам их показывали?

— Трое их было, — устало вздохнул Строгис. — И все незнакомые. Будто бы видели, как я его пристрелил и побежал к вам прятаться.

— Ко мне?! — изумился Плиекшан.

— Ага, к вам.

— Какие еще имена упоминались на допросах? — Плиекшан озадаченно покрутил головой.

— Про Арвида Штуля спрашивали, про Роберта Лекыня, — Строгис стал загибать пальцы, — про каких-то Сергеева и Шапиро, про Леписа, про Креплина, но больше всего про вас… Только не сомневайтесь, товарищ Райнис, я им ничего не сказал. Сколько ни били.

— Вас били?

— Еще как! Отделали по первому классу. Разве не видно?

— Видно. — Плиекшан вновь глянул на припухшие, с нездоровой желтизной и угольными тенями, скулы Строгиса. — Что же вы говорили жандармам?

— Ничего не говорил. Терпел, да и все.

— И они вас выпустили?

— Потом выпустили… Подписку взяли и выпустили. Я сам сперва удивился, но, когда филера заметил, смекнул.

— Что же вы смекнули?

— А то, что сунули меня как подсадную утку! — Строгис зашмыгал мокрым носом и тыльной стороной ладони отерся. — Они же опять возьмут меня, братцы! Не берите греха на душу. Я им ничего не скажу!

— Видите ли, Строгис, — Плиекшан носком ботинка поковырял подмерзшую землю, — ваша история далека от ясности. В ней трудно разобраться. Да и не дано нам для этого времени. Никак не дано. — Он поднял голову и резко спросил: — Вы пьете?

Строгис только вздохнул.

— Зашибает, — ответил за него Екаб Приеде и повторил: — В нашем деле что алкоголик, что готовый провокатор — один черт.

— Мне трудно возразить своему товарищу, — промолвил Плиекшан. — Он по существу прав. Но я все-таки по ряду причин склоняюсь к тому, чтобы поверить вам, Строгис. Революция сурова и беспощадна, как суровы и беспощадны ее враги. Она безжалостна, потому что всякое послабление гибельно для нее. Но есть еще одна сторона революции, лучшая, прекраснейшая ее сторона. Вглядитесь в лица своих товарищей, Строгис, и вы увидите, насколько чиста революция. Я знаю, друзья, что подвергаю всех вас немыслимому риску, но во имя чистоты нашего дела я предлагаю дать ему возможность исправиться. — Он притянул к себе Строгиса за отвороты пальто.

— Спасибо, Райнис, — почти теряя сознание, выдохнул Строгис. — Господь вас благослови.

— Я не верю, что он провокатор. — Плиекшан оттолкнул обмякшего Строгиса и подступил к Яну Изаксу: — Если он хоть в малом обманул нас, ему придется умереть, но сейчас я предлагаю проверить его.

— Ты понимаешь, что говоришь? — прищурился Изакс.

— Да, Ян, такое я вношу предложение. Мы не можем позволить себе ошибки. Она отзовется потом страшнее всех угрожающих нам сегодня бед. Поэтому я и вношу свое предложение… Конечно, если большинство решит иначе, я подчинюсь.

— Ты представляешь, чем нам придется платить, если он действительно окажется провокатором? — Изакс взглядом призвал остальных высказаться, но они угрюмо молчали.

— Я понимаю все, — мягко сказал Плиекшан. — Но еще страшнее будет расплата, если мы ошибемся. По-моему, Строгис стал жертвой широко задуманной провокации. Он, конечно, совершил тягчайший проступок. И, по-видимому, не случайно Зутис именно его наметил своей жертвой. Но дадим ему спасти хотя бы душу, если сам он не сможет спасти свою жизнь.

— Будем решать, товарищи? — Изакс сначала вопросительно заглянул в глаза Екабу: — А, Рыбак? — Затем обратился к Майзелю: — Твое мнение, Янкель?

— Я не верю ему, — Майзель кивнул на Строгиса, — но все же голосую за предложение товарища Райниса. До окончания проверки предлагаю отстранить Строгиса от всякой деятельности.

— Пусть будет, как Райнис сказал, — согласился и Екаб Рыбак.

— Ты все понял? — Изакс обернулся к Строгису.

Но тот ничего не ответил. Колени его подогнулись, и он сполз на землю, шурша колючим сеном.

— Срок тебе отмерен, вот что, — прохрипел, склонясь над ним, Екаб. — Не забывай.

ГЛАВА 14

Для допроса в центральной полиции Бориса Сталбе доставили в закрытой карете. С того утра, как он осознал себя лежащим на койке тюремной больницы, в его положении произошли обнадеживающие перемены. Ему не только разрешили вести переписку и получать передачи, но даже прямо настояли на том, чтобы он поскорее подал о себе весточку родным. Темная ледяная камера вспоминалась теперь как привидевшийся кошмар.

Когда он, осунувшийся, заросший до неузнаваемости, очнулся на белых простынях и встретил дружелюбный, внимательный взгляд пожилого доктора, то прежде всего поинтересовался числом и месяцем. Оказалось, что наступил уже канун рождества. Сколько времени пролетело с того злополучного, совершенно непонятного дня?

Доктор напоил больного крепким куриным бульоном и намекнул, что не следует перегружать нестойкую память мучительными сопоставлениями. Все равно он не додумается ни до чего путного, а только изнурит себя бесцельными усилиями.