Владимир Солодовников - Ожидание старого учителя (Принцип Криницына - 3)

• Название: Ожидание старого учителя (Принцип Криницына - 3)
• Автор: Владимир Солодовников
• Жанр: Детектив

---

Осмотр места происшествия работниками уголовного розыска, следователем, приехавшим из города судебно-медицинским экспертом ничего нового, что нам было бы неизвестно, не дал. Ничего, по крайней мере, неожиданного. Нас допросили в присутствии понятых из деревни. По взаимной договоренности - моей, Егория и Русинова - все, что касалось Виктории и Филиппа, никто из нас не сообщил. Не сказали мы и о найденной записной книжке Виктории Кузнецовой. Ну, а личные записи учителя Заботина и вообще принадлежали теперь мне. -Вы ведь на плоту по речке шли? - с таким вопросом обратился к нам следователь. -Уплыл плот, пока мы в деревню ходили, - торопливо, опережая кого-либо из нас с Егорием, на случай, если мы решим что-то сказать, ответил ему Валерий. -Уплыл? - пристально и с подозрением глянул на него следователь. -Да, мы сгрузили вот свои вещи, а плот уплыл, Криницын вон даже подтолкнул его, плот, значит. Такая трагедия случилась в самом начале нашего плавания - не к добру. Мы и решили прекратить свое плавание, - добавил к сказанномому, приняв игру Русинова, Егорий Васильевич. -Ну, хорошо, пока - свободны. Из города особенно не отлучайтесь. Как никак, а вы теперь главные свидетели убийства получаетесь. Больше ведь никого нет. -Мы - не свидетели убийства. Мы обнаружили тело убитого. И доложили вам, - с некоторой злостью сказал Русинов, уже уходя к нашим, сложенным кучкой, вещам. Вещи мы втроем разобрали по неравной части: Егорий, понятное дело, взял меньше, как "слабобольной", и отправились в Ильинское пешком. -А почему ты все-таки решил ничего не говорить о том, что плот наш угнали? спросил Валеру Васильич. -Не убийца это угнал. Зачем убийце продукты? Да и чего бы он на плоту поплыл? Нет, настоящий убийца уже где-нибудь в городе ошивается. -Тогда кто? -Пока не знаю. Я ни о чем не спрашивал Русинова, потому что у меня у самого в голове завертелись кое-какие идеи, неуверенные пока и неустойчивые. Но я целиком был согласен с Валерой: сейчас плот искать не надо. Тому человеку, который его угнал, он был, наверное, нужнее. Шли мы гуськом по тропинке, надеясь пройти до покоса Варенцовых по руслу речки, сообщить о своем отъезде домой - в город - надо ведь. За всю дорогу никто из нас больше не проронил ни слова. Мне очень было тягостно на душе от убийства Александра Максимовича Заботина. Я вспоминал, как мы вместе рыбачили, какой он внимательный и добрый человек. Заботин: Даже в фамилии его отражена главная черта носителя - забота о людях. Видит Бог, до меня еще не дошла глубина этой трагедии. Как сейчас сообщить об этом Петру Николаевичу и Нюре? Не знаю, но для меня была очевидной связь убийства с девушкой по имени Вика. "Угораздило же ее связаться со всякой швалью, изза нее вот Настоящий человек погиб", - со злостью уже подумал я. Варенцовы, как я заприметил еще издали, были на сенокосе, но работа у них как-то шла ни шатко, ни валко. Они покосят малость, покосят да и остановятся, вновь и вновь обсуждая какую-то проблему. Когда мы подошли к ним, нам все стало ясно: об убийстве старого учителя они уже знали. Нюра все вытирала глаза свои, то замолкала, всхлипывая тихонько, то начинала негромко подвывать. И дяде Пете нехорошо было. В другое время он стал бы, наверное, успокаивать супругу, а сейчас и сам с трудом сдерживал плач. За последние годы Заботин, потеряв своего старого друга, Василия Ивановича Курочкина, бывшего председателя колхоза в деревне Березовка, подружился с Варенцовыми, особенно - с Петром Николаевичем. Рыбалка ли их только связывала, а может сходство душевное? - мне трудно было объяснить. Пожалуй, что сходство характеров: честность, доброта, отзывчивость. Да много чего. Годами они были разные: дядя Петя много моложе был. Это ж сколько поколений училось у Александра Максимовича Заботина математике и всем другим жизненным премудростям? - с пятьдесят восьмого года, как вернулся он из ссылки в Средней Азии, из Таджикистана. Трудной судьбы был человек, но ничто его не сломило, не ожесточило сердце его до той степени, что не стал бы он вдруг различать: где - зло, а где - добро. Учеников своих учил только добру. Зря я на Вику разозлился, пожалуй. Она к нему, как к последнему островку надежды, обратилась за помощью. Не к матери даже (да и чем ей мать могла помочь?), а к учителю. И больно мне было, и гордость во мне говорила от того, что много еще на земле нашей добрых и отзывчивых людей. -Поедем мы, Нюра. До свидания, дядя Петя. Кошку свою я у вас оставлю пока. Пусть в преддверии родов на парном молочке жирок нагуляет. Я приеду скоро, - пообещал я Варенцовым.

Мы уже уложили свои "шмотки" в багажник моей "Победы", как Дуська тоже на правах хозяйки подошла и села рядом с машиной, выжидательно и с вниманием на меня поглядывая. -Тебе, Дуся, придется остаться здесь. Гуляй, мышей лови, жирок себе нагуливай. Не озоруй тут без меня. Жди, я скоро приеду за тобой, - проворковал я своей любимице, пощекотав ее при этом за ушком. -Мя-я-у-у, - ответила мне Дуська и ударила хвостом о землю, не соглашаясь с моим решением. -Останься, Дусенька, так надо, - как с человеком опять заговорил я с кошкой. Не поверите, Дуся посмотрела на меня внимательно, муркнула что-то себе в усы и медленно, не оборачиваясь на меня, отправилась к калитке, легко запрыгнула на деревянный штакетник и отвернулась демонстративно. Мы уезжали, а я все, пока мы не скрылись за поворотом, наблюдал за Дуськой в зеркальце: нет, не повернулась даже обиделась. Друзей своих я "подбросил" на машине к больнице, где работал Егорий Васильевич. Ну, то, что Егорий к себе на работу пошел, меня не удивило. А вот Валера Русинов, видать, крепко увяз в своем чувстве к Леночке. Разве не к ней он направил стопы свои? Придя, наконец, к себе домой, я вытащил бутылку пива из холодильника и уселся в раздумьях в кресло, охлаждая мозги глотками "Балтики №9". Взгляд мой упал на телефон. Я подошел и перекрутил кассету в автоответчике, затем включил на прослушивание. -Ваня, - услышал я слегка глуховатый грудной голос, который узнал бы из тысячи похожих голосов, - я приезжала недавно домой в наш город, но не рискнула повидаться с тобой. Ваня, ты ведь слушаешь меня? Я очень люблю тебя и всегда любить буду: как друга. Я все продумала и поняла, что чувства наши - ошибка, все это - дань памяти юности нашей. А юность давно прошла, надо думать о том, как жить дальше. Ты хороший, Ваня. И я искренне желаю тебе удачи и счастья. Муж мой, Матвей Моисеевич Абрамов, хороший, добрый и очень домашний человек. Обеспеченный. И, вообще, мы уезжаем в Германию. -Пауза, а затем вновь послышался расстроенный и грустный голос Эдиты Лик. - Мы ведь останемся друзьями? Не расстраивайся, ты заслуживаешь лучшей, чем я. Прощай. Была еще запись звонка от отца, Криницина Андрея Петровича. Он просил приехать. В расстроенных чувствах я позвонил и отцу, и маме моей, Зинаиде Александровне Кринициной: стандартные вопросы, ответы, как дела, как здоровье: Отцу я пообещал, что в ближайшее время заеду к нему. Удивительное дело, но я довольно равнодушно выслушал объяснение Эдиты. Я ждал ее все эти долгие месяцы. Поведение ее мне было непонятно, но только и всего. Вероятно, я "переболел" свою безответную, как оказалось, любовь. А может быть, причиной моего равнодушия к Эдите была прошлая душная июльская ночь с Натальей среди ромашковых и клеверных ароматов? В любом случае, дома мне не сиделось, и я решил поехать к отцу.

Мне опять повезло: нынешней супруги моего отца дома опять не оказалось. И я этому был несказанно рад. Само провидение оттягивало столь неприятный для меня момент. Я ничего против новой семьи моего отца не имею, но видеть его жену почему-то не хочу. Такой уж я эгоист. -Проходи, вот тебе мягкие тапочки, - сказал мне отец после того, как с чувством обнял меня. -Чем ты сейчас занимаешься, отец? -Все те же проблемы: нет денег на раскопки курганов на Кубани. Там интереснейшие должны быть находки, которые окупили бы все затраты на наши изыскания. Пошли к столу, - пригласил он меня. - Время обеденное уже, а ты, конечно, поесть забыл. За обеденной трапезой с непременной рюмкой водки отец начал со мной беседу, ради которой, собственно, и состоялась наша встреча. А можно бы уже и не говорить ничего об Эдите: ведь о ней же пойдет речь? - или я ошибаюсь? -Эдита позвонила мне два дня назад, напросилась на встречу. Ну, я, понятно, не отказал. -Откуда она твой телефон: ах, да, я же сам ей и записал твой номер телефона. Так что же она говорила, - абсолютно спокойно спросил я Андрея Петровича. -Понимаешь, Ваня, она мне говорила, что никак не мыслит себя в роли твоей жены. В качестве друга - да, но не жены. И никаких других аргументов. А ты, я смотрю, и не переживаешь очень. -Есть целый ряд причин, по которым я не переживаю. Во-первых, я, кажется, влюбился. Во-вторых, есть и еще обстоятельства: Эдита в моей помощи и защите не нуждается, ну, дружили, ну, любили: Согласен с ней. Кстати, кто ее муж? - она об этом тебе сообщила? -Обеспеченный и добропорядочный кинорежиссер Абрамов Матвей Моиссевич, очень благополучный еврей, разбогатевший в России. Разбогател и - в Германию. Я слышал, что таких немок, как Эдита, в Германии не очень и жалуют с приемом. А вот евреев - всегда пожалуйста. -Еврей в России - больше, чем еврей. Украл в России - сбежал за бугор. Так Эдита, значит, из-за своего благополучия и возможности "слинять" в Германию и вышла за этого Моисея замуж? -Очень ты строго судишь о людях. Не заметил за собой одну особенность? - ты неудачник. А Эдитке нужна широкая спина. Кстати, ее муж не Моисей, а Матвей. И я о нем наслышан. Очень порядочный человек, грамотный, эрудированный. Евреи здесь ни при чем. Я знаю очень много достойных и порядочных людей среди евреев. Что же до подонков, так они, как известно, национальности не имеют. А в общем - организованная нация, в массе своей - образованные люди, не пьяницы, причем. Религия у них рациональная. -Религия у них рациональная, да! Рациональнее не придумаешь! О сионизме анекдот слышал? Вопрос: чем занимаются Сара и Абрам под одеялом? Ответ: сионизмом. Ха-хаха: -Да-да, их религия объединила нацию, сохранила ее. А наше православие со своим сюсюканием и непротивлением? Ничего дурнее ведь не придумаешь! Позволять в своей стране русских же людей растаскивать по разным сектам и толкам! Кого оно православие - объединяет? Я нервно (а было с чего нервничать - событий сколько!) вскочил с табурета и зашагал из угла в угол, силясь найти самые убийственные аргументы, унизительные в отношении Эдитки и ее мужа-еврея. -Приедет сейчас в Германию, как же! Здесь Матвей Абрамов, там - Маттеус фон Абрамер. Хитрющие ведь какие! -И в русской истории хитрость и изворотливость ума - не порок. Слышал - мудрый, хитроумный? А это ведь синонимы. Вот и тебе бы похитрее быть. С Эдитой - это тебе урок, а не наказание. -В этом и заключается смысл нашей беседы? - я уже успокоился, уселся на свое место и спрашивал совсем равнодушно и устало. -В принципе - да. -Господи, ну, почему вы меня с мамочкой евреем не записали. Я согласен даже на обрезание. -Не богохульствуй. Быть русским - тоже не так уж плохо. Русский - это не национальность, это - состояние души. -Согласен. С состояние души - согласен. Извини, отец, но у меня есть и свои принципы. На этом, собственно, и закончилась официальная часть беседы. А неофициальная часть - это не беседа, а обед. Он был вкусен и обилен. -Чем же ты сейчас занимаешься, если не секрет, конечно? - спросил меня после обеда отец. После некоторого раздумья я вкратце рассказал ему, как человеку проверенному, историю с Викой и Филиппом, упомянув и о гибели учителя математики Заботина Александра Максимовича. -Эта записная книжка - не улика, скажем, для суда, но - ключ к разгадке гибели Заботина. Скорее всего, есть нечто более существенное, чем записная книжка с номерами телефонов и именами, пусть даже - влиятельных и, честно говоря, не очень чистоплотных людей. Иначе, не стали бы убивать старого человека. А ты отдаешь себе отчет в том, что ввязываешься в серьезное и опасное дело? Поискать Викторию и Филиппа можно. И даже нужно, если об этом просил такой человек, как Александр Максимович. Но убийство - это дело прокуратуры. В любом случае будь осторожнее, пожалуйста, - попросил меня отец на прощание.