Старец Иосиф Исихаст - Выражение монашеского опыта

• Название: Выражение монашеского опыта
• Автор: Старец Иосиф Исихаст
• Издательство: Свято–Троицкая Сергиева Лавра
• Жанр: Религия
• Год: 2006

В этой книге собраны все изданные к настоящему времени в Греции сочинения знаменитого подвижника Святой Горы старца Иосифа Исихаста. Первые две части книги представляют собой исправленный перевод изданных ранее его писем (Старец Иосиф Афонский. Изложение монашеского опыта. Свято–Троицкая Сергиева Лавра, 1998), в третьей части помещено его сочинение «Десятигласная духодвижимая труба» (Монах Иосиф. Старец Иосиф Исихаст. Свято–Троицкая Сергиева Лавра, Спасо–Преображенский Валаамский монастырь, 2000).

Перевод с греческого иеромонаха Симеона (Гагатика) (часть I‑II), Алексея Крюкова (часть III).

Под редакцией иеромонаха Тимофея (Никонова).

***

Добавлена IV часть — ТОЛКОВАНИЕ НА «ДЕСЯТИГЛАСНУЮ ДУХОДВИЖИМУЮ ТРУБУ» монаха Иосифа.

Это II часть книги «Монах Иосиф. Старец Иосиф Исихаст» (Свято–Троицкая Сергиева Лавра. Спасо–Преображенский Валаамский мужской монастырь, г. Сергиев Посад, 2000).

Перевод на русский язык выполнен Алексеем Крюковым с греческого издания Ὁ Γέροντας Ἰωσὴφ ὁ Ἡσυχαστής. Βίος. Διδασκαλία. «Ἡ Δεκάφωνος Σάλπιγξ». «Старец Иосиф Исихаст. Жизнь и учение». Новый Скит, Святая Гора, 1986.

---

Один, девяностолетний, нам рассказывал, что жил на одной вершине семнадцать лет. И ударяли молнии и разрывали ему одежду; а он проявлял предельное терпение.

Другой нам рассказывал, что дал антидор нагим святым подвижникам, которые никому себя не показывали.

Третий — что причащал их, служа в полночь.

Еще один — что сам он был русский и много лет жил на вершине. И каждые десять лет приходил и встречался с другим пустынником. И он нам сказал, что ждал его там, где мы тогда находились. И мы тоже могли бы его увидеть. Но он, по–видимому, умер в пустыне.

Все они благоухали, как святые мощи.

И когда я это слышал, во мне еще сильнее разгорался огонь. И я спрашивал, как они едят, как молятся, что видели, что постигли, что видят, умирая.

Один видел Пресвятую, другой ангелов, когда отходила его душа. И ныне такое случается. Что перед смертью видят видения, чтобы Бог их забрал с миром.

И так как я слышал подобное, то бежал, когда они были при смерти с жаждой видеть, слышать, что они говорят.

И от этих святых я получил «чин» и «устав», как мне себя вести в своей жизни. Они меня наставили. От себя я не говорю ничего.

Знал я и дом того старца, о котором Вы говорите, лудильщика, того, который ловил рыбу, отца Неофита, делавшего нательные кресты, и многих других. Но я смотрел, где есть духовная жизнь. Где могу приобрести душевную пользу. Когда сокровища уйдут в сокровищницы Божии и наступит голод, не будет слышно слово Божие. Светильники угасают. И мы идем во тьме осязаемой. Слово о том, как спастись, редко можно услышать. Только злословие и осуждение. Один желает учить другого, а кто‑то хочет свою расслабленную жизнь выдать за исполнение Евангелия как продолжение жизни отцов. Великая боязнь искушений и непомерное хвастовство на словах.

Но оставим окружающих, благословенная старица. Как каждый из них живет, так и говорит. Так видят, так говорят. Все правы.

Когда человек потеряет дорогу, потому что уклонился и другой дороги не знает, то хочет, чтобы все шли так, как идет он. Если кто‑нибудь ему скажет, что есть и другая дорожка, более короткая, он ответит: «Ты прельстился! Другой дороги нет», ибо он ее не знает. Поэтому он прав. То, что он видит, то, что он думает, — это он от себя говорит и судит.

Сейчас, поскольку мы затворились, чтобы безмолвствовать, ибо этому научились с самого начала, все настроены против меня. Или, скорее, это делает искуситель, которому не нравится видеть, что кто‑то заботится о спасении в нашем роде. Итак, да упразднит его Господь и да будут помилованы эти братья за то, что говорят и как судят.

А я все оставляю Богу и учусь терпеть случающееся безропотно.

Однако скажем сейчас о молитве Иисусовой, о которой ты спрашивала.

Я думаю, моя добрая старица, что ты потерпела большую несправедливость. Ты не была предназначена для стольких забот, но была предназначена для безмолвия. Итак, если хочешь меня послушать, я нахожу, что было бы хорошо установить меру деланию и безмолвию, смешивая то и другое. Ибо без безмолвия не бывает благодати, а без благодати человек — ничто.

Поэтому попроси старца дать тебе отдельную келлийку, чтобы в ней безмолвствовать. И до полудня принимай, беседуй. А потом, после того как поешь, спи до вечера. И не позволяй, чтобы тебя беспокоили до следующего утра, даже если загорится монастырь. А как проснешься, если еще день или заходит солнце, сама занимайся чтением, выполняй правило, когда же стемнеет, выпей чашечку кофе и начинай свое бдение — начинай молитву.

Твоя цель — подвигнуть благодать, чтобы она стала действием. А когда начнет действовать благодать — это всё.

Я начинаю так: сперва повечерие с акафистом. И как закончу, начинаю молиться словами, которые придут мне на ум, Христу и нашей Пресвятой: «Иисусе мой сладчайший, свете души моея, единственная любовь, единственная радость, мир…» И говорю много и с болью. Потом Пресвятой. Какую великую любовь проявляет наша сладкая Мамочка — о если бы Она всегда была у вас на устах!

И когда успокоится ум, усладится душа, садись и произноси умно молитву, как ты пишешь, пока не подступит дремота. Тогда снова неспешно пой со сладостью и воспевай Владыку Христа, Его Пречистую Матерь. Читай медленно, четко: «Свете тихий…», «Кто Бог велий…», «Святый Боже…» и другое, что знаешь.

Затем Всецарице: «Радуйся, Царице…», «О Тебе радуется, Благодатная…», «Достойно есть, яко воистинну…», «В Чермнем мори…» и тому подобное. И если сонливость упорствует, прибавляй: «Объятия Отча…», «Хотех слезами очистити…», «Кто обуреваем и притекая…», «Овча аз есмь…» и что еще вспомнишь.

Произноси это с умилением, сидя на своем ложе, ожидая милости и щедрот Божиих.

И если после этого благодать не начнет действовать в словах, то начнет действовать в Иисусовой молитве, а если нет, — в пении.

А чтения наедине не оставляй никогда, так как оно приносит большую пользу. Ибо получаешь пример от святых. Видишь, как в зеркале, свои ошибки, недостатки и исправляешь свою жизнь. Чтение — свет во тьме.

Так больше пользы принесешь сестрам, чем если будешь весь день утомляться.

Затем вставай. Если хочешь, иди в церковь. А если останешься в уединении, совершай службу по четкам и отдыхай.

Так и здоровье свое сохранишь, и душе своей принесешь пользу, и для сестер будешь горящим светильником. А иначе, старея среди шума, совсем потеряешь свою молитву, ибо ты приучена к безмолвию.

Итак, моя истинная сестра, поскольку ты попробовала и безмолвие, и жизнь среди многих, то узнала пользу того и другого. Посему сраствори одно с другим, и благо тебе будет. Позаботься о том, чтобы безмолвствовать, сколько сможешь, и уйти отсюда успокоенной.

27 «Я убегаю ради Бога, а о людях не пекусь»

Ты говоришь о старце, что он хочет совершить паломничество на Святую Гору. Доброе и святое дело он сделает. Только пусть не рассчитывает на то, что он меня знает или что я есть в этой жизни. Потому что я живу в совершенном безмолвии, по уставу, отличающемуся от обычного, и поэтому со мной трудно встретиться. Поскольку дверь закрыта и открывается только в определенные часы.

Если он чего‑то хочет, могу ему помочь при содействии братии. А того, что выходит за рамки устава, которому я следую, — чтобы я открыл дверь, заговорил, потерял свою молитву и безмолвие, — этого не могу никак. Только по необходимости, во время, которое определю я. Ибо мое время ограничено. И мне придется допустить небольшое упущение, потерять ради того, чтобы поговорить ночью один или два часа.

А пишу я это для того, чтобы дать объяснение прежде, чем меня неправильно поймут. Я во всех своих поступках имею обычай говорить и делать все ясно, как в зеркале, чтобы никому не давать повода для подозрения словом и делом или же мыслью.

Ибо приходили многие из разных мест, не пожелав узнать устав, которому мы следуем. И поскольку я их не принял, соблазнились. Но и здесь все соседи настроены против меня, потому что я им не открываю. Хотя я закрываю дверь не для того, чтобы соблазнились отцы. Но, наученный долгими годами, увидев, что не получаю пользы от этой «любви», — только разрушаю без пользы свою душу — закрылся от всех навсегда и успокоился. Теперь не открываю никому. Нет у меня даже лишней комнаты для приезжих. А если кто‑нибудь придет издалека, то должен прийти, когда отцы работают, утром. И если есть необходимость, он останавливается в комнате моего священника. Ибо во все субботы, воскресенья и праздники у нас бывает литургия. Приходит наш священник, совершает для нас литургию, и мы причащаемся.

Итак, я это сказал, чтобы не было соблазна. Я убегаю ради Бога, а о людях не пекусь. Хотя бы меня оскорбили, хотя бы поносили, хотя бы оклеветали, хотя бы имя мое опозорили, хотя бы все творение принялось говорить против меня.

Ибо я видел и много раз испытал, что если благодать Божия не просветит человека, то из слов, сколько бы ты ни говорил, пользы не выйдет. Одно мгновение он их слушает, а в следующее снова возвращается, плененный, к своему. Однако если одновременно со словом будет действовать благодать, то в тот же час происходит изменение, при благом произволении человека. И с этого часа чудесно изменяется его жизнь. Но случается это с теми, которые не ожесточили в себе слух и совесть. А со слушающими и не оставляющими непослушания по своей злой воле, хоть день и ночь беседуй, хоть мудрость отцов истощи в их уши, хоть чудеса сотвори у них перед глазами, хоть течение Нила на них обрати, — они не получат ни капли пользы. Они хотят только приходить, беседовать, чтобы провести время, из‑за уныния. Итак, поэтому я закрываю дверь и, по крайней мере, сам получаю пользу от молитвы и безмолвия. Поскольку молитву обо всех Бог всегда слышит, тогда как от празднословия всегда отвращается, даже если кажется, что оно духовное. Так как, согласно отцам, празднословие заключается, главным образом, в том, чтобы проводить свое время в словах, не исполняя свои слова на деле.