Григорий Костюковский - Напряженная линия

• Название: Напряженная линия
• Автор: Григорий Костюковский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Художественно-документальные записки военного связиста, командира взвода связи, прошедшего в составе Первого Украинского фронта от Житомира до берегов озера Балатон.

---

Когда мы возвращались к нашему эшелону, по соседнему пути, пыхтя и отдуваясь, паровоз тащил какой-то состав. В дверях теплушек стояли обнявшись девушки в шинелях и пели.

От паровоза к хвостовому вагону, нарастая, неслось:

Калинка, малинка моя,
В саду ягода, малинка моя.

Я и Бильдин очутились между двумя составами в узком проходе.

Песня смолкла. Из теплушки, мимо которой мы шли, звонкий веселый голос крикнул:

— Связисты идут!.. На погонах паучки!

Я оглянулся. В дверях теплушки стояла девушка в шинели, лихо заломив пилотку на затылок. В эшелоне начали новую песню, она пошла от вагона к вагону:

Загудели, зашумели провода…

Мы остановились. Мне показалось, что где-то я видел эти темно-голубые глаза, такие густые на вид черные волосы и эту маленькую белую руку. А теплушка, покачиваясь, проходила мимо.

— До свиданья! — крикнул я девушке.

— Запишите адрес! — бойко отозвалась она. — Фронт, первый окоп, до востребования, мне… — она прокричала еще что-то, но слова ее потонули в дружном хоре девичьих голосов:

Мы такого не видали никогда…

Миловидная незнакомка на прощанье махнула нам рукой, и я обрадовался этому. А Бильдин, кажется, всерьез рассердился:

— Субординацию плохо усвоила! Ты офицер, как она смеет с тобой шутить!

— Не будь строгим! — попросил его я.

Глава вторая

На одной из станций, от Киева километрах в восьмидесяти, эшелон остановился. Кончался короткий осенний день. Кто-то авторитетно заявил, что приехал за пополнением, то есть за нами, командир дивизии вместе с начальником политотдела. Вскоре слух подтвердился. К нашему вагону подошел высокий грузный полковник в сопровождении нескольких офицеров. Нас выстроили в одну шеренгу. Полковник шел вдоль нее, тяжело и неровно ступая на правую ногу.

— Ну, как говорится, добро пожаловать, — сказал он глухим, простуженным голосом. Потом остановился на краю шеренги и, подождав шедшего следом худенького, низкорослого подполковника, обратился к нему:

— Ну, начислит, хлопцы славные, дальневосточники, сибиряки.

— У нас все хорошие, — мягким и неожиданно густым голосом сказал подполковник.

Рядом с грузным, большим комдивом начполит выглядел подростком, и я подумал, что, наверное, он и в делах дивизии где-то сбоку, занятый газетами, сводками, политдонесениями.

Нас отвели от станции километра на три. Здесь в одном из сохранившихся зданий фермы совхоза размещался дивизионный клуб. Он был выбелен, имел сцену, у стен стояли скамейки. Тускло, с неровным накалом — очевидно от движка — горели электрические лампочки. На стенах висели плакаты, портреты, лозунги.

Мы сидели на скамейках, а комдив, начполит и еще несколько штабных офицеров, рассматривая нас, стояли у сцены. Сейчас я хорошо разглядел комдива. У него были вислые украинские усы, и это придавало ему поразительное сходство с Тарасом Шевченко.

Комдив сказал:

— Стрелки, поднимите руки!

Взметнулось десятка два рук.

— Саперы!

Поднял руку Васильев.

— Пулеметчики!

— Я! — крикнул Бильдин таким тоном, что все вокруг заулыбались.

— Ишь ты! — комдив тоже улыбнулся.

— Связисты!

Я поднял руку.

И уже обращаясь ко всем, комдив продолжал:

— Будем знакомы — Деденко. А это наш начальник политотдела — подполковник Воробьев… Предстоят большие сражения, на формировке простоим недолго. Используйте каждую минуту для учебы.

Воробьев, поглядывая на нас умными, внимательными глазами, заговорил густым басом:

— Познакомитесь с подразделениями, коммунисты и комсомольцы встанут на учет. Готовьтесь к боевым походам… Нам с вами жить вместе долго. Так долго, пока не разгромим врага. Будем узнавать друг друга, помогать в беде, радоваться победам. Сейчас вы еще незнакомы, но привыкайте уже к тому, что вы — единая семья. Единая и нерасторжимая!

Тут же в клубе всех нас, прибывших офицеров, распределили по полкам. Я, Бильдин и любитель чая Васильев попали в шестьсот сорок пятый полк, остальные в шестьсот восемьдесят восьмой и шестьсот семьдесят седьмой. Полки сокращенно называли: «пятерка», «семерка» и «восьмерка». Размещены они были в ближайших деревнях.

— Ждем представителей из полков, — объявил нам Воробьев. Потом, спросил:

— Не проголодались? Нам сообщили, что вы обеспечены продуктами по сегодняшний день включительно…

— Обеспечены! — раздались голоса.

— Ну и хорошо. Привыкайте сами себе варить. На фронте часто бывает, что кухне к передовой не подойти.

Воробьев достал портсигар, оделил нас папиросами. Кому не хватило папирос, тот свернул цигарки из махорки. А через минуту мы сидели вокруг Воробьева плотным кольцом, и он казался нам давно знакомым. Воробьев рассказал про дела на фронте: наши части отогнали противника на сто километров от Киева.

В «пятерку», куда я был назначен командиром взвода связи, вместе со мной ехали Бильдин и Васильев. Нас вез на тарантасе командир второго батальона капитан Оверчук, который отныне стал моим начальником. На дорогу он угостил нас свекловичной самогонкой, мясными консервами и пеклеванным хлебом.

Мы ехали, напевая песни, чувствуя себя уже старыми фронтовиками. Я разглядывал Оверчука. Молодой, сухощавый, белобрысый, с тонким шрамом над левой бровью, он казался мне очень мужественным и чуть загадочным. На вопросы комбат отвечал односложно. От него мы узнали, что в полку сейчас «башковитый замполит» — майор Перфильев… Я встрепенулся и спросил:

— Молодой?

— Виски седые.

«Не тот», — огорчился я.

Мы ехали темной степью, навстречу южному влажному ветру. Васильев задумчиво напевал:

— Реве та стогне Днипр широкий…

Он пел долго, в разговор не вступал. Оверчук, видно не охотник до песен, оборвал:

— Помолчал бы ты, сапер! — и Васильев смолк.

Комбат сидел, погрузившись в свои думы. Вскоре он нам их высказал:

— Надеялся получить хотя бы десять офицеров, а мне дали всего двух, да и то один из них связист. Без связиста я могу обойтись: взводом связи Сорокоумов командует, толковый солдат, его вся дивизия знает. И без пулеметчика можно бы обойтись. А вот офицеров-стрелков после боев под Орлом не хватает. Повыбивало многих.

* * *

Я сидел в хате и знакомился с солдатами своего взвода. Их было пять.

— Коммунисты есть? — спросил я.

— Есть, — встал Сорокоумов, приземистый, с широкими плечами. Опустил тяжелые руки по швам и колкими зеленоватыми глазами из-под взъерошенных бровей оценивающе оглядывал меня.

«Не обстрелянный», — казалось, говорил мне этот взгляд.

— Комсомольцы?

— Один я, — встал паренек с женскими поджатыми губами, придававшими умному, бледному лицу оттенок скрытности и тонкого ехидства. Но ясный и застенчивый взгляд противоречил выражению губ, а когда паренек заговорил, впечатление ехидства и вовсе исчезло.

— Из Кургана я, по фамилии Миронычев.

— Из пяти человек один коммунист и один комсомолец, на первый случай достаточно, — вслух подытожил я.

— Ну, а вы почему в комсомол не вступили? — спросил я у молодого солдата, рассматривающего голенища своих сапог, кажущиеся короткими на его длинных ногах. Солдат бойко вскочил.

— Пылаев, непартийный большевик! На днях прибыл в полк. В комсомол вступлю на фронте! — отрапортовал он и, заложив язык за щеку, скорчив правую сторону лица, стал причмокивать.

— Что, конфетку сосете? — полунасмешливо спросил я.

— Нет. Два года конфет в рот не брал, зуб болит.

В манере Пылаева держаться было что-то беззаботное, птичье. И хотя он в боях, как я узнал, не бывал еще, веяло от него фронтовой лихостью. Он трогал больной зуб языком, причмокивал, кривился и, слегка наклонив голову набок, смотрел на меня лукавым взглядом.

Во время этого знакомства нас разыскал ординарец Перфильева.

— Едва нашел вас, — обрадовался он, узнав моих связистов. — Вот, думал, придется пошагать, если вы свою паутинку в поле раскинули. Товарищ лейтенант, вас вызывает майор Перфильев.

Дорогой ординарец пояснил мне:

— Майор всегда всех новичков вызывает. Так у нас заведено.

А я, слушая его, думал: «Перфильев, Перфильев. Однофамилец? Конечно, однофамилец. Мало ли Перфильевых».

— Вот на этой квартире они с командиром полка стоят, заходите, — показал ординарец на пятистенный крытый железом дом.

Замполит сидел за столом, перебирая бумаги. Он повернул к нам голову, порывисто шагнул ко мне.

— Сережа, Сергей, товарищ лейтенант! — кричал он, тряся меня за плечи.

— Ефим! Как ты побелел! — изумленно шептал я, приподняв голову: он был выше ростом. Мы обнялись и расцеловались.