Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

• Название: Тайна дразнит разум
• Автор: Глеб Алёхин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Главный герой обоих романов — самобытный философ, преданный делу революции большевик Калугин. Он участвует в борьбе чекистов против церковников и контрреволюционеров в Старой Руссе («Белая тьма»), в бескомпромиссной идейной борьбе в 20-е годы отстаивает памятник «Тысячелетие России» в Новгороде («Тайна Тысячелетия»). Калугинская «логика открытия» помогает чекистам в их работе.

---

Сеня потащил приятеля на кухню. Секретничали недолго: Любу уговорил вступить в коммуну не Леша, а Воркун. Сеня бросился к Ивану Матвеевичу, но раздался звонок, и молодой чекист выкинул такой пируэт на носке, что все рассмеялись.

Новый член коммуны принесла шуточное заявление и мешочек сушеной чулановки[17]. От радости Сеня взялся варить компот. Он слышал, как в столовой Калугин готовил Груню к выступлению:

— Совершенно верно, голубушка, у вас отличная память. Вы рождены для трибуны! Итак, повторяю, Антиохский собор, Златоуст Константинопольский, Юрьевский монастырь…

Сеня выглянул из кухни. Люба сидела рядом с Груней и восхищенно смотрела на нее. А та горячо, страстно перечисляла доказательства, словно стояла на возвышении перед толпой.

Теперь ясно, почему Калугин пригласил Алешу вместе с Груней, но как понять обособленный разговор на «голубятне»? Интересно, о чем секретничал Николай Николаевич с Алешей? Смыслов ушел домой сильно озадаченный.

«Наверное, книга с пометками?» — подумал Сеня и не ошибся. В двенадцать часов ночи Калугин окончил осмотр книги Ницше и позвал к себе на чердак Воркуна с Селезневым. Николай Николаевич заговорил шепотом:

— Друзья мои, вот Рысьи следы, — он пальцем указал на красную линию под строкой. — Этот же карандаш чиркал и Библию, страницы, посвященные стратегии Моисея. Обе книги из библиотеки Вейца…

Калугин взял толстый том с тисненым крестом:

— Вручая мне Библию, хозяин сказал, что он признает в ней только «Песню песней». Выходит, кто-то другой штудировал Пятикнижие. Но вот, приметьте, Леша берет Ницше «Так говорил Заратустра». Хозяина нет. Книгу разрешила взять его жена, предупредив, что муж ее почти не расстается с «Заратустрой»…

— Неужели он? — Иван переглянулся с Сеней.

— Он эстет, друзья мои. Он может восхищаться стилистикой философа. Но на его столе лежит красный карандаш. Надо сличить. — Калугин обратил их внимание на яркость и прямоту линии: — Видите, и «Заратустра» и «Пятикнижие» подчеркнуты одной рукой. Алеша обещал принести листок с пометками Вейца…

Иван и Сеня опять переглянулись:

— Неужели чахоточный?

— Друзья мои, вспомните показание Ерша Анархиста: Рысь выше меня ростом и виртуозно владеет голосом. Все это относится к регенту. Даже сегодняшняя хрипота его, возможно, искусственная. Его библиотека — прекрасная приманка. К нему идут те, кто ловит его. Он дружит с теми, кто близко связан с чека…

Воркун, видимо, подумал о жене и смущенно крякнул. Николай Николаевич положил ладошку на его грудь:

— Голубчик, ни слова Тамаре Александровне. Никаких перемен. Малейшее подозрение — Вейц уедет «лечить» горло и не вернется. Так или не так? Нуте?

Воркун одобрительно моргнул. Сеня представил Алешу в кабинете Вейца и понял, почему приятель ушел озадаченным. Попробуй-ка спокойно смотреть на регента, зная, что он-то и есть Рысь, контрик-убийца!

— Черт возьми, — взорвался Иван, дернув усами, — ну кто мог подумать?! Тихий. Общительный. Сочувствующий большевикам. Безбожник. Бросает церковный хор. Помогает ликбезу. Пользуется всеобщим уважением. Снабжает литературой председателя укома…

— И слушателей философского кружка при чека, — улыбнулся Николай Николаевич, хватаясь за голову. — Уму непостижимо!

— Интересно-любопытно, а завтра он выступит?!

— А что толку от хрипуна? — Иван приказал Селезневу следить за тем, чтобы Вейц не удрал из Руссы, и опять взорвался: — Ей-богу, не засну сегодня!

Сеня тоже всю ночь проворочался на кухонных табуретках: на его кровати спала Люба.

СХВАТКА С РЫСЬЮ

Ему предстоит обхитрить регента. Леша приготовил красный карандаш для подмены. Он завтракал молча…

Груня бубнила тезисы своей «речи». Она не знала, почему сегодня Леша не спешил на работу. И даже не заметила, что он не доел свой любимый овсяный кисель с молоком.

Лешина мама и Вадим пытались отговорить ее от выступления, брат даже нарисовал «жуткую картину» побоища. Груня резко осадила его:

— Трус ты, Вадька!

Мать с надеждой посмотрела на сына: образумь ее, пока не поздно, образумь хоть ты. Леша понимал, что Груня рисковала жизнью. При мысли о разлуке его захолодило. И все же лучше подстраховать ее, чем сорвать калугинское задание.

Обиженный Вадим ушел на работу раньше всех. Груня поцеловала заплаканную Прасковью.

— Обедать не жди, — она взяла кусок хлеба, посолила его и завернула в чистый носовой платок. — Придешь на собрание?

— Приду, милая. — Мать снова бросила взгляд на сына: — А ты, Алешенька?

— Конечно…

Они вышли вдвоем. Больше месяца Груня дулась на Лешу за то, что он «натворил» на кладбище, — напугал до смерти старика Солеварова и не попросил у него прощения. К людям преклонного возраста она относилась с почтением и не раз говорила: «И мы же состаримся». Но сама Груня не спешила стариться: спала под тонким одеялом, купалась в соленом ручье и усердно молилась: «Боже, сохрани здоровье!..»

Однажды Сеня подмигнул коленопреклоненной Груне: «Я тоже просил-молил бога удлинить мне кости. А он ни в какую!» Она перестала с ним разговаривать. Вот теперь он при каждом удобном случае шлет ей приветики. Но примирению помог Калугин.

Неожиданно Николай Николаевич поддержал Груню. Он осудил Алешу за то, что тот, как пасач[18], тряс наганом перед стариком. «Это, голубчик, роговская отрыжка. Так церковника не одолеешь». А Сене заметил: «Раз верующая обиделась, значит, ты, друг мой, в чем-то не прав». Насмешник хотел оправдаться: «Да ведь молитва — бред собачий!» — «Нет, друзья мои, молитва — ловкий прием церковной стратегии. Верующий ежедневно утром и вечером сосредоточивается на ближайшей цели. Он просит бога помочь ему достигнуть задуманного. Внушает себе, что с ним сам всевышний, и действует значительно смелее, фанатичнее. А церкви только это и нужно: фанатизм ослепляет разум. Заметьте и другое! Я планирую свои дела на листочке и каждое утро читаю, как „молитву“. А перед сном опять за листок: проверяю, что сделано. Учтите, ребятишки, молитва даже с медицинской точки зрения — прекрасное средство для успокоения нервов. Без анализа ты, Сеня, рискуешь превратиться в балагура! Так или не так?»

С того дня Груня другими глазами стала смотреть на председателя укома. Обычно о коммунистах она судила по старшему Рогову. Его крылатые словечки облетели всю Руссу: «Раз верит, значит, дурак!», «Все попы жлобы!». А Калугин никогда не оскорблял чувства верующего. Вот почему Груня охотно беседовала с ним, прислушивалась к его голосу и согласилась выступить на собрании верующих. Он убедил ее: у церкви есть лишнее золото…

За воротами парка Груня спросила:

— Ты куда, Леш?

— Отнесу книгу регенту…

Она просила передать привет Вейцу и направилась в магазин Солеваровой. На бирже труда очереди не сокращались. При первой возможности Груня сменит работу. Она получала небольшие деньги. А Леша зарабатывал неплохо: за каждое раскрытое преступление получал вознаграждение двадцатью процентами рыночной стоимости похищенного натурой или денежными знаками.

Новый, двадцать второй год пугал и одновременно бодрил Алешу. Любовь Груни, дружба с Вадимом, успехи в калугинском кружке, поручения Воркуна и Калугина — все это не могло не радовать его. В то же время нет писем от бати, мать зачастила в церковь, а тут еще сговор церковников, наглость торгашей, рост преступности, сокращение штатов, закрытие школ — все это настораживало Лешу.

Вот и сейчас — мартовское солнечное утро, а на душе несладко. Вчера в коммуне он заметил, что Вейц нервничал. Видать, почувствовал, что над ним сгущаются тучи. Сейчас жена его откроет двери и скажет: «Уехал в Питер лечиться».

Агент нащупал в кармане толстый карандаш. Что покажет последняя проверка? Если карандашный цвет один и тот же на Библии и на страницах Ницше, если все пометки сделаны рукой Вейца, то последователь Моисея и Ницше не уйдет от чекистов. Хотя до ареста еще далеко: мало ли кто увлекается идеями Моисея и Ницше. Ведь подчеркнутыми цитатами не докажешь, что и Рогова, и Жгловского убил Рысь. И что Рысь — это и есть Вейц. Возможно, Калугину известно нечто большее?

Отсчитав пять знакомых ступеней, Леша дернул деревянную ручку коридорного звонка…

Алеша старался быть таким, как всегда: внимательно-молчаливым. Однако зрение и слух настолько обострились, что даже привычная обстановка казалась ему необычной.

Хозяин вежливо пропустил гостя по узкой дорожке деревенского половика. Леша вышагивал по коридору и думал: «Если дернуть за конец дорожки, то брякнешься на пол». Жена Вейца и раньше не выходила на звонок, а теперь померещилось, что муж нарочно выпроводил ее из дома. В кабинете тяжелые шторы давно защищали книги от солнца, а сейчас почудилось, что занавешенные окна и тихий полумрак предвещали преступление.