Василий Соколов - Избавление

• Название: Избавление
• Автор: Василий Соколов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Медленно шли двое военных в шинелях. Верочка еле переставляла ноги, Алексей буквально тащил ее; шли, не стыдясь посторонних людей, которые, поравнявшись, пялили на них глаза, говоря им вслед ласковые слова. Лишь один хлопец съязвил:

- Гляди-ка, брюхатая... Ну и деваха!..

И эта неосторожная реплика не смутила Верочку и Алексея. Как, в сущности, мало прошли они, но для обоих это был и радостный, и спасительный путь.

Шли два человека в шинелях.

Шли, чтобы сохранить третьего, того, кто еще не появился на свет.

Шли, чтобы дать жизнь третьему.

Шли ради этого третьего, ради своего счастья.

Шли, сознавая, что еще лежит город в развалинах и еще бушует где-то война, сея смерть и унося человеческие жизни, а тут бьется внутри у Верочки новый человек. При этой мысли Алексей заулыбался, и Верочка, заметив его улыбку, попросила:

- Не загадывай, Алешка, не надо. Мне так тяжко... Ноги подкашиваются. А ты... Чему ты смеешься?

- Верочка, глупышка, ребенок у нас будет. На радостях...

Трудно поднялись на возвышение, и проходящие люди сказали, что вон там, посреди каштанов, в белокаменном доме родильня.

После того как наконец добрались до спасительного дома и Верочку сразу, без проволочек с оформлением документов, положили в палату, Алексей ни на час не отлучался отсюда - он и спал в прихожей приемного отделения, мирясь с неудобствами, зная, что ей там не легче.

На другой день Верочка что-то сказала ему сквозь стекло, пыталась разъяснить на пальцах, поднося их ко рту, и ему показалось, что есть уже ребенок, просит молока, и он опрометью побежал на базар, купил молока, пучок синих подснежников, а потом, возвратившись, отдал передачу дежурной сестре, спрашивая:

- Ну как у нее?..

- Ничего пока... Ваша жинка устала с дороги. И был очередной приступ.

На третий день Верочку выписали, врач велел ехать дальше, строжайше предупредив не допускать никакого волнения.

- Довезу ли?

- Довезете. Просто она устала, натряслась.

Они снова садились в поезд. Верочка уверяла, что чувствует себя отдохнувшей, совсем прилично. И, к радости обоих, держали они путь к себе, в Ивановку...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Намедни Митяй позвал к себе Игната и, уединившись с ним в комнате, высказал ему давнюю, засевшую в голову думку.

- Помнишь наш уговор насчет губителей?

- Каких губителей? - не понял Игнат.

- Ну, которые изничтожают сады, ровно короеды. Вспомяни меня, найдем на них управу. Намылим холку!..

- Надумал? - спросил Игнат.

Митяй закивал головой.

- Обрадовать тебя хочу, сваток. Слушай внимательно, - заговорил он. Поеду. Семь бед - один ответ. К тому же наверняка примет... Немца отшвырнули. За границей его доколачивают, малость нажать - и крышка. Передохнув от высказывания этих соображений, Митяй продолжал: - На радостях он, Сталин, теперь небось попивает чаек с вареньем да табачок редкостных сортов покуривает.

- А тебе от этого какой прок? - развел руками Игнат. - К чему ты клонишь?

- Смотришь, и меня угостит, - запросто ответил Митяй. - Как думаешь, примет?

- Эге, куда хватил! - подивился Игнат, внутренне крепко завидуя свату. "Ишь, меня обскакал в разъездах. Сижу, как наседка на яйцах, никак не слезу... А он, вишь, куда ехать затеял". А вслух озабоченно заметил: Оно, конешно, должон принять. Не в такое лихолетье Ленин мужиков принимал. Ходоками звались. А тут и путь недалекий. Садись на сталинградский - и на другой день утречком в Москве. Только дело не в дороге. Ты ему заготовь бумаги.

- Какие такие бумаги? - переспросил Митяй.

- Ну этот самый доклад, чтоб по писаному с ним толковать.

- Зачем по писаному? Что у него, ушей, что ли, нет слухать? Заботы до людских дел отпали? Али не может он войти в наше положение?

- А-а, брось ты, слова - ветер, - возразил Игнат. - Случись, резолюцию захочет наложить, ты ему бумагу-то вовремя подашь, он и ублаготворит просьбу. Ты потом бумагу-то в карман, и дело на мази.

Митяй посидел раздумчиво, кажется, серьезно внял словам свата, но вдруг ни с того ни с сего побледнел.

- Ты чего? Какие тебе страхи привиделись? - забеспокоился Игнат.

- Какие могут быть страхи? К вождю, еду, а он - страхи, - отмахнулся Митяй. - Ты вот скажи, где мне опосля переночевать? Москва-то хоть и велика, да, говорят, движение сильное, наедут машины, ежели на улице - в кустах приткнешься. Фу ты, леший меня дери! - вдруг воссиял Митяй, хлопнув себя по лодыжке. - Да у нас же родня в Москве! Помнишь Феодосию, ну, которая ложками торговала и ворожить складно умела?

- Что-то не упомню.

- Ну, горбатая которая... Все село знает, - продолжал обрадованно Митяй, - с плотником приезжим увязалась она в Москву. Дворничихой там, говорят, деньгу зашибает... Вот я и заявляюсь: мол, в гости к вам, родственнички. Не обессудьте.

- Только насчет Сталина им - ни гу-гу... Все дело завалишь.

- Почему?

- Какой ты, прости, непонятливый, - с видимой сердитостью ответил Игнат. - Едешь, можно сказать, по государственной важности, а будешь болтать всяким родственникам. Если хочешь, чтобы твое дело не накрылось, держи язык за зубами, пока не сдвинется.

- Да-а, правду говоришь... Позволь, приду в Кремль, примет меня, а что же ему докладать? - с неожиданной растерянностью развел руками Митяй.

- Голова садовая, так о чем же я и толковал. Надо письменно все изложить. И покороче. Ходит молва, Сталин не любит длинные доклады слушать. Время у него по минутам размерено: когда ложиться, когда вставать. Вот ты ему и короче излагай...

- Помоги мне, сваток, - с мольбою в голосе попросил Митяй. - Я же помню, как ты в трудное времечко об этих самых плутонгах Алешке отписал. Небось по сю пору не забывает. И... - Митяй прижал к груди руку, - помогли наши учения. Вишь, как турят немчуру, еле поспешают гнаться... Поможешь изложить доклад, тоже пойдет на пользу обществу. У тебя, сваток, - давно я приметил - голова генеральская! Жаль только, лампасов да папаху не имеешь.

- Ну-ну, хватит меня жалобить, - перебил Игнат. - А ежели всурьез, не уехал бы я в свое время с Крыма, то, глядишь, и выбился бы в черноморские адмиралы. У меня по морю до сей поры душа болит. Когда-нибудь махну к морю. Может, и тебя прихвачу с собой. Все-таки подлечиться тебе не грех, на поясницу жалуешься, на ревматизм.

- Порадей, век буду благодарить, - кивнул Митяй. - А покудова давай доклад обмозгуем.

Он встал, принес из смежной комнаты чернильницу с ручкой и ученическую тетрадь.

- Бумага нужна не такая, - возразил Игнат.

- Какая же?

- Слоновой кости, чтоб лоснилась и не мялась.

- Где такую взять? В кооперации только оберточная.

- А у тебя на печке, кажись, церковная книга имеется. Помню, Верочка мне приносила читать. Вот и вырви оттуда плотный изначальный лист.

Действительно, как это Митяй сам не докумекал: в этой церковной книге оказался чистейший лист, только, правда, по краям маленько мухами засижен, да не беда - кончики можно обрезать.

Сели. Призадумались. Игнат запустил пятерню в волосы и почесывал затылок. А Митяй, сложив под его взором крест-накрест руки, глядел на свата с превеликим умилением. Похоже, еще минута, и он раздобрится до того, что полезет целовать своего мудрейшего свата.

- Почни с дела... Ему некогда читать пустое... - тыркал пальцем в лист бумаги Митяй.

- С того и зачну... Не мешай. - Игнат обмакнул перо и начал писать:

"Обращается к вам колхозник села Ивановки, что вблизи Воронежа...

Короче говоря, не буду отвлекать вас от государственных дум, но что-то нужно делать с нашим колхозом. Подзаваливается он, и не по причине только военной порухи. Много плутней развелось в нашем селе. Как пиявки, впились в здоровое тело. Всяк себе хочет, и суют без зазрения совести руки в общественный амбар... Нет у нас толкового руководителя, а без вожака, как известно, птицы далеко не улетят. По сию пору у нас сменилось уже семь председателей. А вы знаете, что говорится в пословице: "У семи нянек дитя без глаза". Хромает наш колхоз на обе ноги, все идет через пень-колоду. Инвентарь ржавеет под открытым небом, где ж тут металла в стране набраться, коль такое безобразие... Аль возьмите вы зерно. Придет весна, сеять надо, а зерна нет. Все подчистую отправил председатель с красным обозом. Я уж не докладываю о том, что трудодень-то, по правде говоря, оказался тощим. Но мы как-нибудь переможем. А вот оставить весною поля незасеянными - это уже пахнет дурно.

Извините, Иосиф Виссарионович, что время у вас дорогое отнимаю, но доложу и по второму пункту: для чего мы живем? Чтобы разорять и, простите, шкодить в собственном доме? Нет. У нас цель великая. А как поступают на местах? Были в нашем селе два сада - старый и новый, более полтыщи корней сортных яблонь и груш - ранний и зимний анис, белый налив, апорт, антоновка, китайка, бергамоты, душистые дули... А что получилось - оба сада, можно сказать, косой скосили, порубили на дрова городским, вплоть до одного дерева. Получилось для кое-кого: после нас хоть потоп. Отбивают человека от земли, лишают радостей жизни...