Александр Попов - Проза Дождя

• Название: Проза Дождя
• Автор: Александр Попов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-903966-38-7

Очередная книга Александра Попова, «Проза дождя», необычна как по содержанию, так и по оформлению. По содержанию – потому что автор ее как бы двоится. Иногда это человек, иногда – дождь, иногда – сумрак ночной, в котором сияют звезды…

"Есть ли у книги автор? А зачем? Если читатель с глазами, если они голы и голодны, свидетель – помеха.

Авторов – тридцать три. На какой букве остановишься, та и автор.

Есть ли цена книге? А зачем? Цену пишут на том, что портится.

Книгу можно отодвинуть, и она станет другой. Смена мест разнообразит. Книга без движения – узник. Выбор – великая вещь. Книга знает, в чьих руках раскрыться.

С чего начинается книга? Со слова? Нет! С поклона. Молитва необходима, как воздух. Книга: и окно, и двери, и дом, и тайна тьмы от света".

А оформление "Прозы дождя" – отдельная тема. Фотоколлажи Александра Потапова сквозной нитью проходят через книгу. Это уже не первый случай, когда Издательство Игоря Розина под одной обложкой объединяет два по видимости разных смысловых потока. Текст и визуальный ряд с первого взгляда – независимы, автономны, мало связаны друг с другом, но что-то происходит, что-то новое рождается в их диалоге…

---

Александр Попов Проза Дождя

Есть книги всепогодние. Эта не такая.

Ее и покупают в дождь, и цена на ней

не в рублях, а в каплях дождя. И читать

ее можно тоже только в дождь. Если

его нет, то и текст не тот, и буквы не те.

Книга, как птица, двукрыла.

Человек, что книга, двурук.

Начинается разорванной фразой, заканчивается недосказанностью. Она как жизнь – не знает первого слова, не узнает и последнего. Страницы не нумеруют, время не остановить, оно само за себя. Можно додумывать. А зачем? С прошлым не поспоришь, будущее не догнать. Книга, что песочные часы, – одни страницы перетекают в другие. Есть ли у книги автор? А зачем? Если читатель с глазами, если они голы и голодны, свидетель – помеха.

Авторов – тридцать три. На какой букве остановишься, та и автор.

Есть ли цена книге? А зачем? Цену пишут на том, что портится.

Книгу можно отодвинуть, и она станет другой.

Смена мест разнообразит. Книга без движения – узник. Выбор – великая вещь. Книга знает, в чьих руках раскрыться.

С чего начинается книга? Со слова? Нет! С поклона. Молитва необходима, как воздух. Книга: и окно, и двери, и дом, и тайна тьмы от света.

Книга без читателя – зеркало. Человек из книги вышел, в ней и останется. Всё пишет и всё читается. Понимает мало кто. А зачем? Понимание мешает смыслу. Страницы, что ноги, – если читатель не нравится, книга одна сбежит.

Материнство – смысл света. Тополиная клейкость листов заимствована у весны. Лето в полдень, там читатель задыхается от зноя текста. Осень в каждой строке. Зима за книгой. Книгинями зовут тех, из чьих рук посчастливится взять в глаза, открыть, наклониться и уйти из себя.

Предисловие

Автор неизвестен. Вернее, его все знают.

Он – дождь.

Дождь – жанр. Он не привязан ни к земле, ни к людям, ни к небу.

Пока идет, он – дождь.

Человечество – тоже дождь. Оно то есть, то его нет.

Главные минуты у людей – в дожди. Они их ждут, и те им верят.

Дождь – попытка любви между небом и землей.

Есть автор, тело – текст.

Нет автора – дождь.

Прежде считал, что кроме имени иметь что-то еще нескромно. Сейчас и имя – роскошь. Дело! Дождь – дело, вот и иду.

Поэзия – воздух. Вода – проза. Дождь – между.

Он не единственен. Кроме дождя свободны снег, листопад и пальцы влюбленных.

У авторов первая буква – «я», у дождя она как в азбуке – последняя.

У авторов: книги, гонорар, слава. У дождя – радуга.

* * *

Не в дождь я одинок. Не в дождь даже думать не могу. Одиночеством не думается. Спасают сны.

– Ты кто?

– Копия.

– Копия чего?

– Истины.

– А где она, истина?

– Она тебя забыла.

– А как выглядит, на что она похожа?

– На зеркало.

Той истины, которую ищу, о которой думаю, мечтаю, давно нет. Она ушла, как всё уходит. А на новую осмелиться не могу. Одиночеством не думается. Если истина не ищет меня, значит, кого-то из нас нет. Дождя нет, и меня нет тоже. А истина в прихожей, ей там темно и одиноко.

Я не прав, кроме снов есть еще память. У нас в доме не было зеркала, бабушка считала, что зеркала приносят несчастье.

– Бабушка, а где истина?

– Она всегда с тобой.

– А я ее не видел.

– И не увидишь.

Она была в ненастроении, и я ничего не понял. Когда она уезжала от нас к своей младшей дочери, позвала меня к себе, обняла и прошептала:

– Истина, внучок, это спина.

– Она от меня отвернулась?

– Нет, она всегда у тебя за плечами.

Киоск «Союзпечати»

– Что угодно?

– Ни в линейку, ни в клетку, желательно – в дождь…

– Извините, в него нет.

– Вы высуньтесь – и будет.

Обрывки биографии

Океан – роман. Море – рассказ, я не то и не это. Я – дождь. Для того чтобы прочесть моря и океаны, требуются корабли, они не у всех. Зонт – зов на дождь. Разверните, и я пойду для вас.

Каждые сутки, в сумерки, без одиннадцати восемь, я рождаюсь. Там моя родина во времени. Мне повезло, нынче на календаре 2012 год. Мне всего двадцать три. Я умру молодым.

Пространство пролетел давно. Родина – время. Оно отмерило четыре века, подумало и еще десяток лет накинуло.

* * *

– Какие книги на ваших полках?

– Моря, океаны, реки, озера, пруды, арыки, лужи.

– А вы кто?

– Я – дождь.

Место

На моей стороне никого нет, не идут на мою сторону. А может, и сама сторона отсутствует? Я там, где дождь. Без дождя не выхожу из дому. Он и посох в пути, и друг, и собеседник мой. Мест в мире много, и времени достаточно, да вот только редкие места и нечастое время человеком именуются. Все места под солнцем людьми заняты.

* * *

На воле памятник Мандельштаму изуродовали, руки откололи, сломали нос. Добрые люди починили его и отправили на зону. Там он жив и здоров до сих пор, стоит себе и стоит. Зэки с него пылинки сдувают, почитают за крылья на волю.

Ублюдки

Она лежала на самой верхней полке, я на нижней прятался от холода. Мы только-только начали выходить из детства. Нас лишили свободы и везли в неволю. Мы всё понимали, сказать не могли, слова еще не доросли до нас. Хлеб съеден, кипяток остыл, храп, бормотанье и стыков суд.

– Хочешь послушать, как дождь по крыше ходит?

– Да, а как?

– Поднимись и услышишь.

Было страшно, нас запугали всем на свете. Я представил себя птицей и взлетел туда, к ней, на верхнюю ветку. Мы стали вместе слушать дождь. Она тихо плакала, я гладил ее по голове, вспоминая мамины волосы, она иногда разрешала мне заплетать их в косы.

– Ты знаешь, где закат с восходом встречаются?

– Разве такое возможно?

– А тебе твоя мама не успела этот секрет открыть?

– Нет, я без мамы у тетки долго жила.

– Можно тогда я расскажу?

– Да.

– Они встречаются на лицах добрых людей.

– Я, кажется, догадалась. Верхняя губа – восход, а нижняя, значит, закат.

– А знаешь, что между восходом и закатом находится?

– Нет.

– Слово.

– Какое слово?

– Самое главное слово, оно как пароль.

– Я поняла, а кто из нас его первым скажет?

Мы не успели решить, кто будет первым. Нас обнаружили, полку мою нижнюю ущупали и сказали слово за нас.

– Ублюдки!!!

Песчинка

Мы так тяжело прощались. Я не мог найти слов. Она просила, умоляла, а я не мог. Счастье у меня на два года отбирали, обрекали на две бесконечности: без ее губ, без ее глаз… Хотелось выть, встать на колени перед людьми и просить об одном: «Сделайте что-нибудь, люди, не разделяйте надвое, ну что вам стоит, люди?..» Почему мир так жесток, почему, когда приходит счастье, его, как игрушку, ломают? Я так только думал, произносить такое было стыдно. А когда думаешь одно, – как произнести то, другое, что она ждет от меня?

На вокзал не взял. Обцеловал последний раз в общаге и убежал сломя голову от ее раздирающих душу слёз. За долгую дорогу проглотил все журналы, книги, что нашлись у соседей по вагону. Я не мог без ее рук, без ее голоса, тянуло на колени, на унижение, на просьбу запретную вернуть меня к ней.

Первые дни службы захлестнули муштрой, кроме отбоя и подъема не помнил ничего. Где-то через месяц потянуло на слова. Брал в руки чистый лист и буксовал на первой букве. Запаниковал не на шутку. Она каждый день ждала письма, а я не только говорить, но и писать разучился. Если бы не друг, пропал бы.

– Ты не мучайся, пошли пустой лист, чистый, как наш снег. Это лучше, чем ничего.

– Как пустой? Что ты говоришь? Она слов ждет, а я ей – пустой лист…

– Ладно, не переживай, придумаю, как выкрутиться из этой беды.

И он не только придумал, он спас от безмолвия, любовь сохранил.

– Ты вот что, найди песчинку.

– Какую еще песчинку?

– Симпатичную, на нее похожую, обогрей и пошли вместе с чистым листом.

– Издеваешься, да?

– Эта песчинка за долгую дорогу сама всё напишет.

– Шутишь всё.

– А ты доверься ей, она знает.

– Откуда?

– Старше песчинки на Земле никого нет.

Что оставалось? Исполнил то, что он велел. Отправил в конверте белый лист и песчинку, что всю ночь отогревал в своей ладони, не спал совсем, потерять боялся.

Не верил, что ответ придет, не верил, что песчинка поможет, не верил, что она за меня нужные слова подберет. Но он пришел – ответ – и удивительно быстро. Почту вручали после обеда перед самоподготовкой. Я боялся вскрыть конверт, сунул эту бомбу в нагрудный карман и сидел тихо-тихо, как мешком из-за угла пришибленный. Друг пытался расшевелить, но у него ничего не вышло. Перед ужином отыскал дыру в заборе, выбрался на волю. Я не мог разделить позор ни с кем. Надышался свободой, надорвал конверт, вынул письмо, удивительно красивое от букв, запятых, точек. Долго любовался пустыми клеточками, они не пугали, не сулили опасности, успокаивали пустотой. Когда добрался до букв, разобрал слова, глазам не поверил. Счастье вернулось: