Джуно Диас - Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау

• Название: Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау
• Автор: Джуно Диас
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-86471-696-0

Очень заковыристо все в жизни Оскара, доброго, но прискорбно тучного романтика и фаната комиксов и фантастики из испаноязычного гетто в Нью-Джерси, мечтающего стать доминиканским Дж. Толкином, но прежде всего – найти любовь, хоть какую-нибудь. Но мечтам его так и остаться бы мечтами, если бы не фуку́ – доминиканское проклятье, преследующее семью Оскара уже третье поколение. Тюрьма, пытки, страдания, трагические происшествия и несчастная любовь – таков их удел. Мать Оскара, божественная красавица Бели́ с неукротимым и буйным нравом, испытала на себе всю мощь фуку́. Его сестра попыталась сбежать от неизбежности, и тоже тщетно. И Оскар, с отрочества тщетно мечтающий о первом поцелуе, был бы лишь очередной жертвой фуку́, если бы одним знаменательным летом не решил избавить семью от страшного проклятья и найти любовь, даже ценой жизни.

Роман американского писателя доминиканского происхождения вышел в 2007 году и в том же году получил Пулитцеровскую премию. Удивительный по своей сложности и многоплановости роман критики едва ли не хором сравнивают с шедевром Маркеса «Сто лет одиночества». Поэтическая смесь испанского и американского английского; магические элементы; новый культурный слой, впервые проникший на столь серьезном уровне в литературу, – комиксы; история Доминиканской Республики; семейная сага; роман взросления; притча, полная юмора. Словом, в одном романе Джуно Диаса уместилось столько всего, сколько не умещается во всем творчестве иного хорошего писателя.

---

Анде эль диабло! Нечистая сила! – восклицала Ла Инка. Иха, что, ради всего святого, ты ешь?

Будь Бели́ нормальной девочкой, звание самой рассисястой в округе развило бы в ней стеснительность, а то и вогнало в хренову депрессию. И поначалу у Бели́ наблюдались обе реакции плюс чувство, которое подросткам поставляют ведрами и задарма: стыд. Позор. Бергуэенса. Она отказалась мыться вместе с Ла Инкой, что серьезно изменило их утренний распорядок. Что ж, наверное, ты уже достаточно большая, чтобы помыться сама, бодрым тоном сказала Ла Инка. Но было ясно: она обиделась. В тесной полутемной ванной Бели́ омывала безутешными кругами свои новые сферы, избегая прикасаться к гиперчувствительным соскам. И каждый раз, когда она выходила на улицу, ей казалось, что она ступает в опасную зону, где на каждом шагу ее подстерегают мужские глаза-лазеры и колючие женские перешептыванья. А вой адресованных ей автомобильных гудков едва не сшибал девочку с ног. Она злилась на весь свет за эту свалившуюся на нее тяжесть и злилась на себя.

Точнее, первое время, длившееся около месяца. Постепенно за свистом, за диос мио асесина, разрази меня Бог, и «вот это вымя», и «какая грудастая», она начала угадывать тайные механизмы, вызывающие подобные комментарии. И однажды по дороге из пекарни, пока Ла Инка бормотала что-то о дневной выручке, Бели́ осенило: она нравится мужчинам! И не просто нравится, они от нее шизеют. Скоро она получила доказательство: их клиент, местный дантист, расплачиваясь, сунул ей украдкой записку. Текст был незатейлив: «Хочу с тобой встретиться». Бели́ перепугалась, возмутилась и ошалела. У дантиста была толстая жена, которая примерно раз в месяц заказывала Ла Инке торт либо для кого-нибудь из своих семерых детей, либо для пятидесятиюродных сестер (но, скорее всего, для себя и только себя одной). У нее были двойной подбородок и огромная пожилая задница, тяжкое испытание для стульев. Бели́ перечитывала записку опять и опять, словно это было предложение руки и сердца от молодца небесной наружности; дантист, впрочем, был лыс, с брюшком, выпиравшим сильнее, чем у многих «дядечек», а на его щеках пестрой рябью проступали тонкие красные сосуды. Он приходил в пекарню, как у него было заведено, но теперь в его глазах застыл вопрос, а от его приветствия – «Здравствуйте, сеньорита Бели́!» – несло похотью и чем-то пугающим. И сердце Бели́ билось как никогда. Раз пришел, два, и Бели́, поддавшись порыву, написала ответную и столь же коротенькую записку: «Да, ждите меня в парке в такое-то время». Записку она передала ему вместе со сдачей, а затем всеми правдами и неправдами заманила Ла Инку в парк к назначенному часу. Сердце у нее бушевало, она не знала, чего ждать, но дикая надежда не покидала ее, и, когда они уже выходили из парка, она увидела дантиста: он сидел в машине, не в своей, в чужой, притворяясь, будто читает газету, а на самом деле следил тоскливым взглядом за Бели́. Смотри, мадре, громко сказала она, это наш дантист; Ла Инка обернулась, и мужик, лихорадочно нажав на акселератор, рванул с места. Ла Инка и помахать ему не успела. Странно, сказала она.

Мне он не нравится, сообщила Бели́. Он смотрит на меня.

В следующий раз в пекарню за тортом явилась его жена. Где же дантист? – невинно поинтересовалась Бели́. Он такой ленивый, не допросишься что-нибудь сделать, с откровенным раздражением ответила его жена.

Бели́, всю жизнь мечтавшая точно о таком теле, какое она обрела, была на седьмом небе. Неопровержимый факт ее желанности, кроме всего прочего, наделял ее властью. Это как случайно наткнуться на Кольцо, то самое, единственное. Как отпереть «сезамом» волшебную пещеру или найти потерпевший крушение корабль Зеленого Фонаря. Ипатия Бели́сия Кабраль наконец-то обрела власть и истинное представление о себе самой. Она расправила плечи и теперь, роясь в гардеробе, выбирала только ту одежду, что облегала тело как можно плотнее. Бог ты мой, вздыхала Ла Инка всякий раз, когда девочка выходила из дома. И зачем Господь послал тебе это бремя, да еще в такой стране!

Попробуйте отговорить загнанного толстого паренька пустить в ход внезапно проявившиеся у него способности мутанта. Вот и на Бели́ столь же не действовали повеления не щеголять своими округлостями. С властью приходит ответственность… чушь собачья. Наша девочка рванула в будущее, распахнутое для нее новым телом, и ни разу не оглянулась назад.

Охота на рыцаря света

После летних каникул Бели́ вернулась в «Эль Редентор» при полном, хм, вооружении, посеяв смятение как среди преподавателей, так и учеников, и с порога начала преследовать Джека Пухольса с целеустремленностью Ахава,[46] гнавшегося сами знаете за кем. (Надо же, альбинос Моби Дик как символ происходящего. Стоит ли удивляться азарту, с каким велась охота?) Другая девочка поступила бы утонченнее, исподтишка приманивая добычу, но терпение и выдержка не были сильной стороной Бели́. Она пустила в ход весь свой арсенал. Пялясь на Джека, хлопала глазами так, что едва не заработала себе тик. При каждом удобном случае вставала или садилась так, чтобы ее выдающаяся грудь находилась в его поле зрения. Приобрела походку, вызывавшую визг учительниц и головокружение у мальчиков и мужской части педсостава. Пухольс, однако, оставался невозмутим, смотрел на нее непроницаемыми дельфиньими глазами и ничего не предпринимал. Минула неделя, и Бели́ начала сходить с ума; по ее представлениям, Джек должен был запасть на нее в одну секунду. И вот однажды, в бесстыдном отчаянии, она притворилась, будто забыла застегнуть пуговицы на блузке; под блузкой на ней был кружевной лифчик, украденный у Дорки (которая и сама обзавелась вполне симпатичной грудью). Но, прежде чем она успела задействовать свое колоссальное декольте – ее очень специфическое орудие для создания ударной волны, – Вэй, густо покраснев, подбежала к ней и застегнула пуговицы доверху.

– Ты видно!

Джек равнодушно прошествовал мимо.

Она перепробовала все – результат нулевой. И тогда опять принялась натыкаться на него в коридоре. Кабраль, улыбался он, поосторожнее.

Ей хотелось крикнуть: я люблю тебя! Я хочу стать матерью всех твоих детей! Хочу стать твоей женщиной! Но она отвечала: сам будь поосторожнее.

Бели́ приуныла. Закончился сентябрь, и, как ни поразительно, выяснилось, что это был ее самый успешный месяц в школе. В смысле учебы. Лучше всего ей давался английский (забавно, не так ли?). Она выучила названия пятидесяти штатов. Могла заказать кофе, спросить, как пройти в туалет, который час и где находится почта. Учитель английского, тайный извращенец, уверял, что у нее превосходное, превосходное произношение. Другие девочки позволяли ему трогать себя, но Бели́, уже нутром чуявшая «неправильных» мужчин и не сомневавшаяся, что сама она достойна только принца, выскальзывала из-под его масляных рук.

Учитель словесности предложил им задуматься о следующем десятилетии. Какими вы видите себя в ближайшем будущем, нашу страну и нашего великого президента? Никто не понял вопроса, и учителю пришлось разделить его на два простых задания.

Для одного из одноклассников Бели́, Маурисио Ледесме, это плохо закончилось, настолько плохо, что родителям пришлось контрабандой вывозить его из страны. Маурисио был тихим мальчиком, который сидел за одной партой с воительницей из Верховного эскадрона, изнывая от любви к ней. Возможно, он решил произвести на нее впечатление. (Догадка, не слишком притянутая за уши, поскольку очень скоро возникло поколение, вовсю охмурявшее девушек сходством вовсе не с Майком, нашим Джорданом,[47] но с Че.) Либо его просто все достало. И корявым почерком будущего поэта-революционера Маурисио вывел: «Всей душой я хотел бы видеть нашу страну демократией, как Соединенные Штаты. По-моему, нам больше не нужны диктаторы. Я также считаю, что Галиндеса[48] убил Трухильо».

И этого хватило. На следующий день ни мальчик, ни учитель в школе не появились. И никто на это никак не отреагировал.[49]

Короче, узнав о диссертации, Эль Хефе попытался выкупить ее, а когда это не удалось, отрядил своего главного Черного Всадника (искусного могильщика Феликса Бернардино) в Нью-Йорк, и буквально спустя дня два Галиндеса одурманили, связали, упаковали и приволокли в Санто-Доминго; согласно легенде, очухавшись от хлороформа, он обнаружил, что висит голышом и вверх ногами над котлом с кипящим маслом, а рядом стоит Трухильо с экземпляром оскорбительной диссертации в руках. (А вы еще ругали свой научный совет.) Кто, на хрен, в здравом уме способен измыслить такую пакостную жуть? Подозреваю, Трухильо решил устроить торжественные проводы несчастному обреченному ботану. И что это были за проводы, боже ты мой! Однако исчезновение Галиндеса вызвало в Штатах скандал, все указывало на Трухильо, а он, конечно, клялся в своей невиновности; на это обстоятельство и намекал Маурисио. Но мужайтесь: на каждую фалангу погибших ботанов всегда приходится горстка добившихся успеха. Прошло не так много времени после того кошмарного убийства, и компания революционно настроенных ботанов высадилась на песчаной отмели у юго-восточного побережья Кубы. Да, это был Фидель и его команда, вернувшиеся взять реванш в матче с Батистой. Из восьмидесяти двух революционеров, добравшихся до берега, в живых остались, чтобы отметить Новый год, лишь двадцать два, включая одного аргентинца – знатного книголюба. Войска Батисты встретили их кровавой баней, расстреливая даже сдавшихся в плен. Но тех двадцати двух, как выяснилось, оказалось достаточно.