Ласло Варгаши - Котёл

• Название: Котёл
• Автор: Ласло Варгаши
• Жанр: Юмористическая проза

Эту книгу должен прочитать каждый гражданин России, несмотря на все ее недостатки, как в историческом, так и в художественном плане, ибо ее цель — развеять миф о так называемом «младшем брате». Мы сами его породили: кормили, поили, ублажали, полагая, что в любую трудную минуту он будет рядом. А он, этот младший брат, тихо из-за угла начал плевать нам в душу, а потом, обнаглев, как бы вышел из подполья, взял оружие в руки, стал постреливать в старшего брата и поносить его на каждом перекрестке в невероятной злобе и истерии.

Крестным отцом нынешний Украины можно считать Владимира Ильича. Именно он подарил Украине огромные территории, оторвав их от России. А потом пошло. Сталин, Хрущев, подражая Ленину, оскапливая великую Россию, создали большоше европейское государство, которое теперь поглядывает на Кремль с огнем в глазах. То, что украинцы по всей стране сносят памятники своему крестному отцу Ленину, это они так благодарят его за щедрые подарки. Такова их сущность. Смотрите ниже. Бисмарк точно определил их натуру. Миф о том, что есть хунта и есть украинский братский народ — ложный миф. Хунта отражает чаяние народа. Эта патологическая ненависть к русским в ее разных видах существовала давно, костер тлел, а теперь вспыхнул.

---

— Я не могу с тобой ехать, голубушка, никак, — сказала врач Люба, — вот еще один раненый. — Его тоже пытается доставить санитарка, такая же, как и ты, и она тоже боится, и я боюсь, но долг врача помогать раненым, а куда деваться. Страх…, он проходит. Только не надо думать о снарядах, о том, что они рвутся, надо избегать их. Видишь, мужиков нет, они все на передовой, ты же знаешь.

В это время прибежала еще одна санитарка, маленькая ростом, щуплая, бойкая, стала тащить раненого. Кто тут боится- как не стыдно бояться- Жизнь человеку надо спасать, а не дрожать за свою шкуру. Ты присягу принимала, ты клятву давала-

— Мугу, — расплакалась Аня, но подошла на помощь.

Две санитарки и врач сначала посадили раненого, подложив подушки под спину, потом доставили нового, только что привезенного для осмотра. Водитель, молодой, почти мальчишка не отказался помочь в одном и другом случае.

Аня села у ног больного, и машина взяла курс на город, в больницу. На борту светились крупные знаки скорой помощи, ярко горели фонари, снаряды по-прежнему рвались, могли угодить, не разбирая, какую цель поражать.

Люба закрыла дверь, села рядом с водителем и стала хлебать жидкость из бутылки, пользуясь тем, что раненый не подавал признаков беспокойства, хотя на лбу все время выступал пот, а лицо выглядело искаженным и мрачным. Только один раз он издал глубокий стон и беспокойно зашевелился. Люба раскрыла карточку и как бы случайно прочитала фамилию — Ястребов Сергей Васильевич. Ястребов…Ястребов… года три тому некий Ястребов ухаживал, вернее пытался ухаживать, да она, по какой-то бабьей вредности отвергала эти ухаживания.

— Неужели тот самый- она отбросила бутылку с недопитым морсом, повернулась к больному… Она вытерла пот с лица и произнесла:

— Я Люба Дерякина. Ты…помнишь меня, Сережа- Я жила в общежитии транспортного института, когда была на третьем курсе, а ты пытался ухаживать за мной. Это ты тот Ястребов- Не может такого быть.

Сергей открыл глаза и эти глаза, превозмогая боль, узнали Любу, гордую, неприступную девушку.

— Помню.

— Ты ранен в живот, очень опасное ранение, Сереженька, птичка, Ястреб, как ты себя чувствуешь- говори скорее.

— Мне очень жарко, и в голове все смешивается.

— Сейчас, сейчас, потерпи. Укол, пенициллин. Потерпи, соколик мой.

Она остановила машину, пересела к нему, дрожащими руками развела флакончик с пенициллином, сделала укол и стала набирать телефон больницы.

— Срочно! Хирург, операция, ранение в живот, очень опасное. Я слушать не хочу, человек умирает, а они…Дорога каждая минута. Раненый…это мой…брат, мой единственный, — закончила она плачущим голосом.

Ее знакомый хирург уже ждал ее. Люба сидя рядом с Сережей, повалила его на спину, а под голову подставила свои колени и вся время поглаживала по лицу.

В больнице Сергей был положен на операционный стол и ему сразу же стали делать операцию. Люба не отходила от стола, а когда все кончилось, последовала за ним в реанимацию.

Довольно быстро Сергей пришел в себя, окончательно узнал Любу и хотел задать ей вопрос: свободна ли она, но воздерживался. Ее ответ мог для него много значить. Есть такой закон: то, чего ты не знаешь, может закончиться отрицательно в неведении, хотя и не всегда; то, что ты знаешь, может никак не закончиться, либо закончиться положительно. Если Люба замужем это рана, которую тяжелее будет перенести, чем рану в живот.

А так…он ждал ее всякий раз и всякий раз, когда она приезжала к нему, приносила соки и другие деликатесы, это был для него праздник.

«Повезло мне. Как только выздоровею совсем, спрошу. Может она была замужем, может у нее ребенок. Может муж на передовой, или, не сложилась семейная жизнь. Иначе, как объяснить, за что мне такое внимание?»

В одно из воскресений она пришла расфуфыренная, с огоньком в темных глазах, с ярким румянцем на пухлых щеках. Так же радостно улыбалась и в этой улыбке была какая-то тайна, которую он не мог разгадать еще тогда, будучи студентом.

— Ты Сережа поправляйся. Тебе уже воевать нельзя, будешь при мне санитаром. Ты тогда исчез, не сказав ни слова, и больше не приходил, а я именно тогда почувствовала, что мне чего-то не хватает, что душа не на месте, что сердце не так бьется. Как же ты так, Сереженька, мой дорогой, мой влюбленный мальчик поступил совсем не по-мужски. Разве так делают-

— Но Люба. Я два года приходил почти каждый день, а ты только хохотала, я думал: смеялась надо мной.

— Мало, что ты думал. Не надо было думать, а продолжать приходить: капля дождя камень точит, ты знаешь это- Ты женат-

— Нет. После тебя…после моей неудачной, вернее безответной любви к тебе, я решил вовсе не жениться. Какой смысл жениться на одной, а думать о другой, целовать одну, а видеть лицо другой.

— Ты что, по-прежнему так любишь меня- спросила Люба, теребя полу его больничного давно нестиранного халата. — Я ведь уже изменилась, отцвела, потолстела, подурнела, да и характер стал более скверный, чем был.

— Ничего пока сказать не могу. Просто мне очень приятно, нет, я счастлив, что мы встретились, и хочу, чтоб так было всегда. А ты была замужем-

— Не приходилось. Да и к чему- Замужество — это обязанность, это дети, а тут сам видишь раненые, в том числе и тяжело. Как они без меня- Ну, скажи, чтобы ты делал, если бы не было меня, ты уже лежал бы сейчас, мертв. Как твоя рана, извлекли ли пулю-

— Пуля вышла правее позвоночника, не задев важные органы. Я родился в рубашке. Через неделю меня выпишут, и если ты возьмешь меня к себе…, пойду.

Сергей вспомнил свой неудачный любовный роман с Любой. Он немного дружил с ее сокурсницей Надей, но когда увидел Любу, его взгляд просто прилип к облику Любы. Он не мог себе объяснить почему с ним это произошло, что у Любы было такое, что схватило в клещи и больше не отпускало.

— Ты же Надин кавалер, не перепутал ли-

— Похоже, — отвечал Сергей, краснея.

— Эх ты, кавалер. А девочка страдает. Пойди, извинись.

— В другой раз.

Но проходили дни, а Сергей шел в читальный зал, туда, где была Люба. На танцульках по субботам, подстерегал только ее. На свою нищенскую пенсию покупал подарки и подносил Любе. Но Люба, похоже, никак не реагировала на ухаживание, она ни разу не вышла с ним на прогулку и не отгоняла его от себя.

Когда ее переселили в общежитие транспортного института, Сергей стал приходить реже, раза два в месяц.

Как-то вечером, возвращаясь из учебного корпуса в общежитие, он встретил подругу Любы Женю.

— Почему не приходишь на свидание к Любе-

— Какой смысл- Сколько может длиться безответная любовь-

— Любил бы, приходил бы, — сказала Женя. — А то так: пошли, погуляем, и я тебя ощупаю как курочку всю. Так что ли-

— Нет, Женя, нет. Совсем не так. Но за эти полтора года Люба ни разу не сходила со мной в театр, в кино, значит я ей в тягость, не больше.

В том же году, после окончания учебы, перед тем, как поехать по направлению, Сергей зашел в общежитие, где обитала Люба, вызвал ее. Она спустилась по ступенькам, предстала перед ним полненькая как налитой огурец и сказала:

— Я только что вернулась из колхоза, была там поварихой и растолстела. Должно быть, я тебе уже не нравлюсь, или…я все так же тебе нравлюсь-

Сергей не ответил на ее вопрос. Она, как и прежде поднялась, давая понять, что свидание окончено.

— Ну, я пойду, — сказала она и стала подниматься вверх по ступенькам. Она не знала, что Сергей больше никогда не придет. Это была их последняя встреча.

2

Бойцы Правого сектора отличались особой жестокостью и национальной местью. Они изобрели самые жестокие способы карательных операций по отношению к населению и, особенно по отношению к пленным ополченцам. Они привязывали пленного за ноги, крепили к танку живыми и здоровыми и совершали марши, обливали бензином и поджигали, ломали пальцы на руках и на ногах, выжигали свастику на ягодицах, привязывали одну руку к танку, другую к дереву и двигались с места. Принимали и другие методы пыток, каких не было в других армиях мира. Правому сектору подражали каратели из батальонов «Днепр», «Азов», «Айдар» и многих других. Возможно, это влияние американцев, поскольку американские солдаты воспринимают своего противника, как оловянного солдатика, которому совершенно не больно. Можно резать, жечь, рвать на части, но и это наиболее вероятно, сказывается нацистская ненависть к русскому человеку, к старшему брату, который веками был старше и ущемлял самолюбие младшего брата, хохла, а где-то и обежал его. В любом случае нацистская философия от ума, который рехнулся. Не получится ли так, что старший брат будет испытывать такие же чувства к младшему брату, какие теперь испытывает младший к старшему. И это будет на сотни лет. Было ведь время, когда слово бандер было ругательным словом, и любой представитель западной части Украины чувствовал себя в чужом корыте на востоке. К нацизму следует привязать малограмотность, это доказывает интеллигенция сегодняшний Галиции. Только малограмотные мастера слова Львова могли объявить русский язык языком мата и попсы. Не будем называть их фамилий. Слишком много чести.