Вадим Каргалов - Даниил Московский

• Название: Даниил Московский
• Автор: Вадим Каргалов
• Издательство: Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-271-02617-5

О жизни и деятельности младшего сына великого князя Александра Невского, родоначальника московских князей и царя Даниила Александровича (1261–1303) рассказывают романы современных писателей-историков Вадима Каргалова и Бориса Тумасова.

---

Торопит Стодол дружинников. А гридни и сами чуют, приустанут кони — из этакой сечи да вдогон…

Рязанцев увидели неожиданно. Они передыхали, не ожидая преследования. Не успели коней взнуздать, как московская дружина налетела…

— Князь Константин! — закричал Стодол. — Не будем рубиться, не прольем крови, аль мы не русичи? Князь наш хочет тебя на Москве видеть!

— В плен берешь, воевода?

— То как разумеешь, однако жизнь тебе и гридням твоим обещаю…

Безлунная ночь. Тишина на Москве, только перекликается на стенах стража да лениво перебрехиваются на посаде псы.

Не спится Даниилу Александровичу, задумчиво идет он по Кремлю, и мысли его о рязанском князе, которого он вот уже месяц держит в темнице.

Вчера гонец привез из Твери письмо князя Михаилы. Пишет тверской князь: доколь ты, Даниил Александрович, будешь таить Константина Романовича? К чему глумишься? Коломной овладел, и ладно…

Даниил, однако, опасается отпустить — освободит рязанского князя, а он к Ногаю кинется, и тот его пригреет, воинов своих даст, и хватит ли тогда у Москвы сил отбиться?

Сам того не замечая, оказался у темницы — бревенчатого сруба с дубовыми дверями, на которых навешен тяжелый замок.

Караульный узрил князя.

— Не уснул, страж? — спросил Даниил.

— Как можно, княже.

— Олекса, кажись?

— Я самый, князь.

— Доволен ли службой, гридин?

— Уж куда как.

— И добре, стереги пленного в оба.

— Аль отсюда побежишь?

Промолчал Даниил Александрович, ушел, оставив Олексу размышлять о предвзятостях судьбы. Вот хотя бы Константин Романович. Княжил в Рязани, владел городами и землями, а ныне в темнице томится. Видать, истину сказывал старый гусляр: «Жизнь, Олекса, ровно поле в оврагах и рытвинах, того и гляди, ногу сломишь…»

Князь Даниил спрашивал, доволен ли Олекса службой княжеской. А что отвечать? Сыт Олекса, одет, по миру не скитается с сумой… А еще Дарью повстречал… Тепло сделалось на душе у гридня, и не будь он караульным, так бы и пустился в пляс…

А князь Даниил Александрович поднялся по ступеням крыльца, поглядел на небо, затянутое тучами. Ни просвета, хотя бы где дыра открылась, звезда показалась.

В опочивальне, разоблачаясь, решил поутру призвать князя Константина, попытаться уговориться с ним по-доброму.

Побив на Оке не одну сотню татар, Даниил Александрович понимал — за это придется ответ нести. Позовет его Тохта и как оправдаться? Московский князь готов был и смерть принять, сыну Юрию наказы давал. Однако теплилась надежда, что те татарские воины были из орды злейшего врага Тохты — Ногая. Близилась осень. Молчит Сараи. Может, хан не обратил внимания, что князь Даниил прирезал к своему княжеству Коломну?

Со временем улеглись страхи, и теперь уже Даниил Александрович поверил — Тохта не придал значения своеволию московского князя и не разорит его княжество.

Они сидели в трапезной друг против друга и, хоть стол едой уставлен, к пище не прикасались.

Утром рязанскому князю баню истопили. Он попарился, грязь, какую собрал в темнице, смыл и теперь настороженно слушал, о чем говорил его недруг Даниил:

— Ты, князь Константин, не гляди на меня волком. Я, может, для тебя и серый, но меня жизнь принудила. Коломна-то город земли московской.

— Московской? — взбеленился рязанец. — С каких пор? Говори, Даниил, да не завирайся. Отколь Коломне княжества Московского быть?

— Аль отец мой, Александр Ярославич, не владел ею?

— Нет, не припомню такого!

— Не желаешь вспомнить, так твое право. А была, была!..

— Ты, князь Даниил, байки для других побереги.

— Ко всему, князь Константин Романович, Коломна у Москвы под боком. Ты же, поди, не забыл, как меня мальцом в Москве князем посадили. Княжество малое, нищее, и городов нет. Ты же землей рязанской завладел, одних городов у тя пять, не мене. Ужли умалится княжество Рязанское, коли на нищету мою Коломну выделишь?

— Те, Даниил, Коломну, Андрею — Муром… Вы, братья, звери хищные, ненасытные.

Даниил глаза прикрыл:

— Попусту злобствуешь, Константин Романович. Коломна была рязанской, ныне московская, а ты у меня в плену, и я волен в жизни твоей и смерти.

— Не стращай!

— Я не стращаю, сказываю как есть.

— Чего хочешь?

— Ряду подпишем.

— О чем?

— Коломну за Москвой признай.

— С ножом ко мне, ровно тать!

— Не суди строго. Была бы твоя сила на Оке, ты бы с Ордой Москву разорил.

— Орда, уходя, Пронск пожгла.

— Ты татар сам навел. Давай миром ряду подпишем, и отпущу тебя в Рязань.

— А не подпишу?

— Ох, князь Константин, не пытай меня.

— Видит Бог, душегубствуешь.

— То суди как хочешь.

— Жизнь нас рассудит.

— Как знать. Так как, Константин Романович, станем писать ряду?

— Зови бояр. Седни быть по-твоему.

Мало прожил Олекса, да много повидал, иному и на две жизни достанет. С дедом-гусляром странствовал, гриднем стал, копыта его коня топтали дороги от Москвы до Твери, Переяславля, теперь в Рязань послал его князь Даниил, сопровождать рязанского князя.

С Олексой еще два гридня. Третий день в пути, обо всем переговорили. Князь Константин впереди едет, в седле скособочился, у него, видать, свои мысли.

Чудно Олексе — зачем московский князь рязанского в темнице держал? От боярина Стодола слышал, за Коломну князья спорили. А о чем говорить, когда Москва Коломной овладела?

Гридин считает, жизнь княжеская слишком суетная. Неймется князьям, друг против друга злоумышляют, войны ведут, норовят землицы у соседа урвать, смерда пограбить. Ко всему татар с собой приводят…

Размышляет об этом Олекса и удивляется алчности княжеской. Ужли мало им того, чем владеют, и отчего не берегут они Русь? Для того ли власть им дадена, чтоб разбои учинять?

Задает себе Олекса вопрос, а ответа не находит. Чаще думает гридин о Дарье… Его, Олексу, в Москву дед Фома привел, а Дарью судьба из Владимира в Тверь вела, а оттуда в Москву, и все для того, чтоб они встретились. Разве не счастье это?..

О счастье Олекса слышал в юные годы от кузнеца. Как-то забрели они со старым гусляром в Чернигов, и на ночлег пустил их кузнец. Кузница его стояла за воротами города, вросшая в землю, крытая дерном. Гарью тянуло в открытую нараспашку дощатую дверь.

Кузнец поделился с гостями хлебом и луком, а из бадейки, стоявшей в углу, почерпнул квасу. Дед Фома заметил:

— Скудно живешь, мастер.

Снял кузнец кожаный фартук, поправил волосы, перетянутые ремешком, промолвил:

— Это, дед, с какой стороны подходить, коли с живота, может, ты и прав. А я вот жизнью своей счастлив, людям добро несу. Бедный аль богатый что подаст за мой труд, и ладно. Все едино нагими родились, обнаженными и в могилу сойдем…

На пятый день издалека увидел Олекса главы рязанских церквей, стены кремлевские. Рязань открыла князю Константину Романовичу ворота…

В пути подстерегла Олексу беда. Под Коломной хворь с ним приключилась. Горит гридин огнем, и все у него плывет, как в тумане.

В какую-то деревню въехали, Олекса с коня сошел и, едва несколько шагов сделал, упал. Не слышал, как его в избу втащили, на лавку уложили, и, велев хозяевам выхаживать гридня, товарищи уехали.

Врачевала Олексу старуха, травами всякими поила, даже кровь отворяла, и только на десятый день гридин в себя пришел. Обрадовалась старуха, а к вечеру вернулись и хозяин с сыном.

— Ожил? — спросил старик. — Мы, грешным делом, думали, не жилец. Теперь день-два — и на ноги встанешь. Коня твоего сохранили…

Накануне отъезда Олекса сидел за столом. Старики трапезовали, а гридин долго смотрел на хозяйского сына. Был он крупный и сильный, малоразговорчивый и добродушный. Звали отрока Петрухой, и Олекса спросил:

— Не отправиться ли те, Петруха, со мной на Москву? Князю Даниилу такие воины нужны.

Старик ложку отложил, на гридня из-под густых бровей покосился. Недовольно заметил:

— Ты, гридин, Петруху не искушай. Он смерд, пахарь, и его дело землю обихаживать. Ты вот от земли отошел, он уйдет, другие побегут, а кто хлеб растить станет? А без хлеба, гридин, как жить? Так что у Петрухи судьба ратая.

Накануне отъезда Олекса пробудился затемно. В избе горела лучина и пахло свежеиспеченным хлебом. Этот дурманящий хлебный дух живо напомнил гридню Дарью. С радостью подумал о предстоящей встрече…

Провожали Олексу деревней. Старуха положила в суму хлеба, а когда гридин в стремя ступил, отерла слезу:

— Прикипела к те, ровно к сыну.

А старик заметил:

— Ты, отрок, не обессудь, что Петруху не отпустил, его удел пашню холить…

Застоявшийся конь легко нес гридина лесами-перелесками. Ближе к Москве потянулись сосновые и березовые леса. Места ягодные, грибные. Глаза Олексы часто натыкались на целые семьи. Мясистые, не тронутые червями, они красовались темными и красными шапками. Не баловал, по всему, эти края грибник. Деревни редкие, малолюдные, земля конями ордынскими избита. Не успеет смерд хозяйство поднять, как коли не Орда налетит, так баскак заявится… И в поисках спасения уходил люд в глубь лесов.