Амин Маалуф - Лев Африканский

• Название: Лев Африканский
• Автор: Амин Маалуф
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034883-5

Из Африки — в пышную и жестокую Османскую империю…

Из средневековой столицы арабской науки и искусств Гранады — в Рим, переживающий расцвет эпохи Возрождения…

Это — история жизни Хасана ибн Мохаммеда, великого путешественника, знаменитого авантюриста и блистательного интеллектуала, при крещении получившего имя Иоанн-Лев и прозвище Лев Африканский.

История странствий и приключений.

История вечного голода духа, снова и снова толкающего незаурядного человека ВПЕРЕД — к далекой, неизвестной цели.

«Потрясающая смесь фантазии и истории!»

«Paris Match»

---

Вошел покупатель, и наша беседа прервалась. Акбар пошел ему навстречу, извинившись перед нами. Принцесса собралась уходить, но я удержал ее:

— Сколько ты надеялась выручить?

— Не меньше трехсот динар.

Я попросил разрешения взглянуть на гобелен. Про себя я уже принял решение купить его, но сделать это, не взглянув на него, — более походило на милостыню. Однако и рассматривать его слишком пристально я не хотел, чтобы она не подумала, будто я желаю нажиться на нем позже. Словом, я бросил на гобелен беглый взгляд и проговорил:

— Триста так триста. Я беру.

Однако она раскусила меня:

— Женщине не пристало получать подарки от мужчины, которого она не может отблагодарить.

Слова были резкие, чего нельзя было сказать о тоне. Я притворно возмутился:

— Речь не идет о подарке. Я покупаю, потому что мне это дорого!

— Но почему?

— С ним у меня связано воспоминание.

— Ты же впервые видишь его!

— Порой достаточно одного взгляда, чтобы что-то стало для тебя незаменимым.

Она залилась краской. Наши взгляды встретились, наши уста приоткрылись. Мы уже были друзьями. Служанка, еще больше повеселевшая, сновала между нами, прислушиваясь к нашим словам. Мы назначили друг другу свидание: в пятницу, в полдень на площади Эзбекия.

* * *

Со времени прибытия в Египет я ни разу не пропустил торжественной пятничной молитвы. И вот это произошло, а я не испытал особых угрызений совести. В конце концов именно Создатель сотворил эту женщину столь прекрасной и ниспослал ее мне на моем пути.

Медленно, по мере того как заканчивалась молитва в мечетях, заполнялась народом площадь Эзбекия. У каирцев вошло в привычку собираться здесь, чтобы поиграть в кости, послушать зазывал, а то и провести вторую половину дня в злачных заведениях на прилегающих улочках, заманивающих более коротким путем в Рай.

Черкешенки еще не было, и я смешался с толпой, окружившей человека, выступавшего с ослом. Ротозеев все прибывало, я посматривал вокруг, не мелькнет ли знакомое лицо, а также на солнце в надежде, что оно хоть немного умерит свой жар.

Бродячий артист и его осел исполняли танец, так что было трудно понять, кто кому подражает. Затем человек принялся разговаривать со своей скотиной и сказал, что султан намерен предпринять большое строительство и для перевозки извести и камней собирается реквизировать всех каирских ослов. Осел тут же упал на землю, перевернулся на спину копытами вверх, надул живот и закрыл глаза. Плут стал оплакивать перед зрителями потерю осла и просить денег на покупку другого. Собрав несколько десятков монет, он заявил:

— Не думайте, что мой осел издох. Этот обжора, зная мою бедность, притворился мертвым, чтобы я собрал немного денег и купил ему поесть.

Схватив палку, он обрушил на осла град ударов.

— А ну вставай!

Но осел не двигался. Тогда шарлатан обратился к зрителям:

— Каирцы, султан только что издал указ: все население обязано завтра выйти на улицу и встречать его торжественный въезд в столицу. Ослы реквизируются для знатных дам.

Осел тут же вскочил и принял гордый и радостный вид. В толпе раздался хохот.

— Вот как, а ты, оказывается, любишь хорошеньких женщин! Здесь много таких! Какая тебе по нраву?

Осел побежал по кругу, словно выбирая, а затем остановился возле одной из зрительниц в нескольких шагах от меня. И хотя ее лицо было закрыто плотным куском материи, я тут же узнал ее благодаря высокому росту и манере держаться. Испугавшись смеха и направленных на нее взглядов, она сама подошла ко мне и взяла меня под руку. Я бросил в сторону осла:

— Ну уж нет, моей жены тебе не заполучить! — и с достоинством увел ее прочь.

— Не думал, что ты явишься с закрытым лицом. Если б не осел, мне бы ни за что не узнать тебя.

— Для того-то я и закрыла лицо, чтобы не быть узнанной. Мы на улице, вокруг столько любопытных глаз, и никому невдомек, что я не твоя жена. — И добавила, подтрунивая надо мной: — Когда я хочу нравиться всем, я открываю лицо, когда хочу нравиться одному — закрываю его.

— Отныне мне будет неприятно видеть тебя с открытым лицом.

— Так ты совсем не желаешь смотреть на него?

Мы не могли пойти ни ко мне, ни к ней, нам оставалось лишь бродить по городу. В день нашего первого свидания Нур настояла, чтобы мы посетили запретный сад.

— Он так называется оттого, что окружен высокими стенами, и султан запретил его посещать, чтобы сохранить чудо природы: единственное в мире дерево, дающее настоящий бальзам.

За серебряную монетку служитель пропустил нас туда. Склонившись над бальзамическим тополем, Нур отвела с лица покрывало и надолго замерла, впав в мечтательность.

— В целом мире одно лишь дерево, такое хрупкое, нежное и такое бесценное! — проговорила она, будто обращалась к себе.

На мой взгляд дерево было самое заурядное: листья походили на виноградные, правда, чуть меньше. Вот только росло оно прямо в источнике.

— Говорят, если его поливать другой водой, оно тут же засохнет.

Мне показалось, что посещение сада взволновало Нур, но почему — этого я понять не мог. На следующий день мы встретились снова, она была весела и чутко внимала мне. С тех пор наши прогулки стали ежедневными или почти ежедневными, поскольку по понедельникам и вторникам она была занята. Когда месяц спустя я завел об этом речь, она вспыхнула:

— Ты мог бы вообще меня не видеть или видеть раз в месяц, но я с тобой два, три, пять раз в неделю, а ты меня упрекаешь.

— Я не считаю тех дней, когда вижу тебя. А вот прочие кажутся мне нескончаемыми.

Было воскресенье, мы проходили мимо мечети ибн Тулуна[39].

— Готов ли ты следовать за мной, не задавая вопросов?

— Хоть до Китая, если потребуется!

— Тогда жди меня завтра утром с двумя верблюдами и полными бурдюками воды перед Большой Мечетью Гизеха.

* * *

Полный решимости сдержать слово, я не спрашивал у нее, куда мы направляемся, за два часа пути мы обменялись лишь несколькими словами. И все же один вопрос я счел не противоречащим нашему договору:

— Где-то здесь должны находиться пирамиды. Мы движемся в том направлении?

— Да.

— Ты каждую неделю отправляешься в путь, чтобы взглянуть на эти круглые постройки?

Она от души расхохоталась, я же смутился и, чтобы выказать недовольство, отстал, слез с верблюда и стреножил его. Она повернула назад.

— Извини меня за смех. Но ты сказал, что они круглые.

— Это не я придумал. Ибн Баттута, великий путешественник, именно так и написал: «они имеют круглую форму».

— Значит, он их никогда не видел. Или же видел издалека и ночью, да простит его Господь! Но не осуждай его. Когда путешественник рассказывает о своих подвигах, он попадает в ловушку восторженных возгласов тех, кто его слушает. И не осмеливается заявить «не знаю», «не видел» из страха потерять авторитет. Есть ложь, в которой уши виноваты в большей степени, чем уста.

Мы двинулись дальше.

— А что еще рассказал этот Ибн Баттута о пирамидах?

— Что они были возведены ученым, сведущим в движении светил, и что он предугадал потоп, оттого и выстроил эти пирамиды, чтобы изобразить на них все искусства и науки и спасти их от забвения.

Боясь услышать от нее новые саркастические шутки, я поспешил добавить:

— Как бы то ни было, Ибн Баттута уточнил, что это не более чем предположения и что никому не ведомо, каково назначение этих необычных построек.

— По мне так пирамиды были выстроены лишь для того, чтобы быть прекрасными и величественными, чтобы стать первым чудом света. Наверное, у них было какое-то предназначение, но это не более чем оправдание для того, кто затеял строительство.

Мы достигли вершины холма, на горизонте четко вырисовывались пирамиды. Черкешенка придержала верблюда и торжественно и взволнованно протянула руку в сторону востока.

— Не будет ни наших домов, ни дворцов, ни нас самих, а пирамиды все еще будут стоять. Не означает ли это, что в глазах Вечности они важнее всего?

Я накрыл ее руку своей.

— Но мы еще живы. Мы вместе. И одни.

Оглядевшись, она вдруг ответила шаловливым тоном:

— И то верно!

И приблизившись ко мне вплотную, отвела с лица покрывало и поцеловала меня в губы. Боже! Я мог бы остаться там до Страшного Суда!

Не я прервал поцелуй, и не она отстранилась от меня. Виноваты были наши верблюды — они разошлись в разные стороны, так что мы чуть не свалились с них.

— Смеркается. Не отдохнуть ли нам?

— На пирамидах?

— Чуть дальше. В нескольких милях отсюда есть деревушка, где живет воспитавшая меня няня. Каждый понедельник она ждет меня.

Несколько в стороне от деревни особняком стояла лачуга, утопавшая в грязи, в каких обычно живут феллахи[40]. К ней вела тропинка, по которой и отправилась Нур, заклиная меня не следовать за ней. Я ждал, прислонившись к пальме. Уже почти стемнело, когда она вернулась в сопровождении толстой и добродушной крестьянки.