Олег Волынец - Серебро и свинец, иной вариант

• Название: Серебро и свинец, иной вариант
• Автор: Олег Волынец
• Жанр: Детектив

---

— …Не дикари, — закончил Лева фразу.

Староста подозрительно покосился на БТРы, Кобзев, не оборачиваясь, махнул рукой, и по его сигналу солдаты принялись выгружать из машин и вываливать на расстеленные тут же, на площади, полотнища брезента ящики со сгущенкой. Старлей бросил что-то полушепотом сержанту Беловскому, и тот поднес Краснову ложку и вскрытую банку. Гэбист демонстративно запустил ложку в густую желтоватую массу и отправил себе в рот большой ком, моля бога и партию, чтобы только не поперхнуться. Из всех сладостей он признавал только шоколад, понимая, что это дичайшее барство, но будучи не в силах себя перебороть. Но он слышал где-то, что примитивные народы, как правило, готовы поглощать сладкое в любых количествах, точно дети.

Староста Тоур подозрительно глянул на предложенную ему банку, осторожно понюхал содержимое и проговорил что-то на своем зубодробительном языке, на слух Краснова напоминавшем немецкий.

— О чем это он? — поинтересовался гэбист, сообразив, что Лева почему-то оставил реплику без перевода.

— Я не совсем уловил… — пробормотал переводчик, заливаясь предательской краской, и, натолкнувшись на бешеный взгляд Краснова, добавил:

— Он спрашивает, не отравим ли мы его этими… соплями.

— Скажи ему, что это сладкое молоко, из которого убрали почти всю воду, чтобы долго хранилось. Дикари такое не умеют делать, — раздраженный Сергей Викторович после этих слов приказал разгружать подарки посерьезнее.

Топоры, косы, пилы, ножницы и прочий простенький инструмент большого восторга не вызвали у деревенских, что уж тут говорить про гвозди. Без переводчика было ясно, что качество металла восторга не вызвало. Лева перевел:

— Спасибо вам за подарки, коун. Но мы и сами умеем такое делать.

Кузнец скептически осматривал нож, купленный в охотничьем магазине Барановичей, потом достал свой и ударил лезвиями оба ножа. На магазинном зазубрина была куда глубже. Майор почесал репу и достал из кармана коробочку с крючками и пару мотков лески. Подозвал солдата и приказал тому показать иголки с нитками в шапке. Ухмылка с лиц крестьян пропала. Мужики в руках крутили крючки и леску, женщины заворожено осматривали иголки. Староста отметил:

— Тонкая работа, лучше чем ваши ножи. Хорошие у вас кузнецы.

— Мы и не такое можем, — с этими словами Краснов достал ручную дрель, именно дрель с ручным приводом, а не электродрель или коловорот. Любуясь на то, как горят глаза у сельских мужиков, сделал себе зарубку на память поискать и натащить разных хитрых механизмов, не требующих электро или пневмопривода.

***

Обри Норденскольд постарался сделаться как можно незаметнее. Особых успехов он не добился — трудно остаться незамеченным, когда в штабной палатке, кроме тебя, находятся всего трое. Кроме того, он и сам понимал, что волнуется, в сущности, зря. Адъютантская должность наделяла его замечательной безответственностью. За приказы, переданные Обри, отвечать будет адмирал, а верней сказать — исполнители этих приказов, на которых Дженнистон не преминет взвалить всю вину. Так что тревожиться нечего.

Но всякий раз, когда взгляд его падал на белое, постаревшее в десять минут на десять лет лицо подполковника Макроуэна, командовавшего сборным отрядом морской пехоты, Обри снова передергивало.

Человек в штатском прохаживался по палатке, слегка сгорбившись. Он слегка напоминал школьного учителя, распекающего оставленных после урока лоботрясов. Особую нелепость этой сцене придавало еще и то, что Обри гак и не узнал имени этого человека, имевшего право и возможность самого адмирала Дженнистона продраить с песочком.

— Я не стану говорить, — почти шепотом вещал человек в штатском, — о принципах гуманности и правилах ведения боевых действий. Мне начинает казаться, что столь абстрактные материи находятся за пределами понимания здесь присутствующих.

В отношении Обри тип в штатском ошибался, но майор менее всего желал обращать на это его внимание.

— Я не стану говорить даже о том, что из-за этого непростительного случая поставлена под угрозу сама возможность мирного договора с местными жителями, — продолжал тип. — А между тем вся наша стратегия строилась именно на том, что мы сможем опереться на них, блокируя точки перехода с этой стороны. Из-за вашего, адмирал, попустительства может случиться так, что тысячу триста миль до ближайшей русской точки нам придется проходить с боями и тратить жизни американских солдат там, где мы могли бы откупиться несколькими нитками бус.

Но я стану и буду говорить о том, что ваши солдаты не выполнили прямой приказ, адмирал! — Человек в штатском хлопнул ладонью по походному столу с такой силой, что тот заходил ходуном. — Что вы можете на это ответить?

Обри решил, что у адмирала опять начнется припадок — в последние дни это происходило не реже пяти раз в день, в результате чего осуществление проекта "Уризен" фактически перешло под контроль майора Норденскольда и подполковника Макроуэна. Но, к его изумлению, этого не случилось.

— Во-первых, мистер, потрудитесь относиться с должным уважением к флоту, — отрезал адмирал. Старик, видимо, решил показать, что порох в пороховницах держит сухим. — Виновные понесли наказание… Понесли, мистер Макроуэн?

Подполковник только боднул воздух.

— И я не вижу необходимости рыдать из-за нескольких убитых туземцев, — закончил Дженнистон. — Во Вьетнаме потери среди гражданского населения…

— Вы, адмирал, кажется, забыли, чем для нас окончился Вьетнам, — ядовито отрезал тип в штатском. — Что касается уважения к флоту — не понимаю, о каком уважении может идти речь, когда ваши люди вначале не могут отличить мирную деревню от засады "красных", а потом позволяют себя вырезать этим, как вы выразились, туземцам, которые, по данным разведки, даже пороха не изобрели. Притом, что та же разведка доносит, будто сбитый вертолет подвергался воздействию сверхвысоких температур, а тела погибших сожжены чище, чем напалмом. Тут, адмирал, одно из двух — или ваша разведка врет сквозь зубы, или ваши люди — законченные кретины.

У нас, адмирал, — продолжил он, поднятием руки останавливая готового вспылить Дженнистона, — есть приказ. Приказ президента. Обеспечить безопасность Соединенных Штатов от возможного нападения через точки межпространственного переноса. Захватить все имеющиеся на этой планете такие точки. И подготовить их для десантирования на территорию противника и/или запуска через них крылатых ракет среднего и малого радиуса действия. И если вы, адмирал, сорвете выполнение приказа…

Остаток фразы повис в тишине. Макроуэн сглотнул.

— Это все, — сухо проговорил человек в штатском.

Обри Норденскольду захотелось стать маленьким-маленьким. Как бацилла. И спрятаться где-нибудь среди пылинок.

— Подполковник Макроуэн, — прохрипел адмирал невыразительно, — завтра же направьте к местным жителям дипломатическую миссию. Как хотите. Какую хотите. Если сможете — договоритесь с ними о возмещении. Если вас прикончат, как отделение Пауэлла, — плакать не буду, но спасибо скажу. Тогда у нас будет повод показать этим обезьянам, кто здесь главный.

Обри Норденскольд позволил себе вдохнуть. Это оказалось ошибкой.

— А вы, Обри, отправитесь с миссией в качестве наблюдателя, — закончил адмирал.

"И по тебе я тоже плакать не стану", — повисло между ними недосказанное. Адмирал с удовольствием бы лично придушил свидетелей своего позора, но он был человек податливый и с радостью предоставил такую возможность туземцам.

Обри с Макроуэном переглянулись. Глаза Макроуэна были полны облегчения — он, должно быть, ощущал себя как помилованный на эшафоте.

— Будут какие-то… особые указания? — поинтересовался Обри тем особо невыразительным тоном, который выработал специально для общения со злопамятным и мнительным Дженнистоном.

— Для вас — нет, — отмахнулся адмирал. — А вам, Макроуэн… можете обещать местным жителям золотые горы. Но будьте предельно осторожны в беседе. И не вздумайте признавать нашу вину там, где без этого можно обойтись. Как говорит президент Картер — американцы не извиняются.

***

Лева Шойфет брел по деревенским проулкам, зачарованно озираясь. О нем, казалось, забыли. Майор Краснов, после безуспешных попыток рассказать крестьянам об инструментах, восседал на броне БТРа, точно улыбчивый будда, довольно наблюдая за сценами братания солдат и местного прогрессивного крестьянства и время от времени повторяя сидевшему рядом безмерно гордому старосте Тоуру одно из трех заученных им к этому времени эвейнских слов — "Хорошо!". Староста солидно кивал, отвечая "Хорошо!", и по временам покрикивал на излишне разошедшихся односельчан.

Прежде Леве никогда не приходилось бывать в деревне. Даже в колхоз "на картошку" его почему-то не посылали — сам он никак не мог для себя решить, то ли правда по состоянию здоровья, то ли потому, что еврей. Поэтому все для него здесь было ново и неожиданно, как московские улицы — для папуаса, только что принятого в институт Дружбы народов.