Вячеслав Софронов - Кучум (Книга 2)

• Название: Кучум (Книга 2)
• Автор: Вячеслав Софронов
• Жанр: Русская классическая проза

---

-- В точности мой бедный брат, Ахмет-Гирей, такой же гордый и неукротимый. Но почему именно тебя отправил хан в поход? Или у него нет более опытного башлыка для битв и сражений? Ведь ты его единственный племянник и у тебя всего одна жизнь.

-- У всех людей на этой земле одна жизнь, -- Мухамед-Кул, словно повторил чьи-то слова,-- но я мужчина, а значит, воин. Или не так?

-- Воин, мой мальчик, воин,-- успокаивающе проговорила она, и провела тонкими пальцами по лицу, нащупав едва пробивающиеся усы на нежной юношеской коже, коснулась его губ и, словно испугавшись этого прикосновения, отдернула руку и тихо предложила, -- лучше сядем и поговорим, если у тебя найдется время для одинокой, забытой всеми женщины. Иногда меня выпускают за ограду поглядеть на мир. Очень ненадолго выпускают. Сядем.

Они подошли к темнеющему у ограды бревну и сели неподалеку друг от друга, случайно встретившиеся родные по крови люди. Мухамед-Кул нащупал кожаный мешочек, оставленный ему сотником, и протянул робко Зайле-Сузге.

-- Прими на память о нашей встрече.

-- Что это? -- спросила она, с готовностью взяв мешочек, и пробежала пальцами, ощупав его.-- Женские украшения,-- проговорила разочарованно, -- к чему мне они? У меня нет мужа, который бы увидел на мне и обрадовался красоте их. Разве что подарю девушкам моим, которые помогают переносить одиночество. И будет, что дать охранникам, чтобы почаще выпускали погулять...

-- За какую вину обрек тебя хан на одиночество? -- тихо спросил Мухамед-Кул. -- Чем ты провинилась перед ним?

-- Всего лишь тем, что стала женой человека, которого он убил. Мать сына, законного наследника ханства Сибирского. Не будь я его сестрой, он давно бы нашел способ избавиться от меня.

-- Чья ты жена? -- с удивлением переспросил Мухамед-Кул. -- Повтори и расскажи подробнее. Ведь я ничего не знаю и только сегодня узнал, что у моего отца была сестра. Узнал и про Девичий городок. Я готов слушать тебя столько, сколько нужно.

-- Долгий то будет разговор,-- усмехнулась Зайла-Сузге,-- сотни не станут тебя ждать и найдут другого башлыка.

-- Я их башлык и без меня они не тронутся с места. Будут ждать хоть год, хоть два.

-- Не будь так самоуверен, мой мальчик. Ты еще не испил чаши предательства и слава Аллаху. Мой муж, Бек-Булат, тоже верил своим воинам, но оказалось достаточно одного подлого человека, чтобы лишить его жизни, а его сына -- отца. Так слушай, если ты уже воин и мужчина. Слушай, чтобы узнать всю правду от меня, а не из чьих-то лукавых уст.

Долог был рассказ Зайлы-Сузге о том, как она попала в Сибирь, как стала женой хана Бек-Булата и родила ему сына, наследника Сибирского ханства. Только обошла она стороной в своем рассказе то, самое сокровенное, чего никому и знать-то не положено, а родному племяннику тем более, о Едигире, которого не могла выбросить из своего сердца, как ни старалась.

-- Значит, у меня есть еще один брат, -- задумчиво произнес Мухамед-Кул, зябко поеживаясь от ночной прохлады. Начало уже светать, и он отчетливо видел проступающие сквозь туман контуры деревьев, тонкий дымок от угасающих костров лагеря, где дремала утомленная ночным бдением стража.

-- Только не знаю жив ли он, -- всхлипнула Зайла-Сузге,-- верно, сильно я провинилась перед Аллахом, коль послал он на мою несчастную голову столько бед. Даже весточки о нем не имею.

-- Так может быть он здесь, где-то рядом? И тоже не знает как отыскать тебя? Я обязательно разузнаю о нем и сообщу тебе, обещаю.

-- Спасибо за доброе слово, но боюсь нелегко это будет сделать. Слышала я, что увезли его в Бухару и держат там, как заложника. Но верен ли тот слух... Наговорить могут всякого.

-- Я найду предлог, чтобы отпроситься у хана в Бухару. Я разыщу своего брата.

-- И не пытайся. Если хан заподозрит что недоброе, ушлет тебя в глухие места. Сибирь велика...

Неожиданно их разговор был прерван чьим-то глухим покашливанием и Мухамед-Кул тут же вскочил, ухватившись за рукоять кинжала.

-- Да не пугайся, а то и я испугаюсь,-- послышался из тумана старческий голос,-- я мирный человек и зла никакого не сделаю.

-- А... Это рыбак Назис,-- шепнула юноше Зайла-Сузге,-- он часто приходит ко мне, приносит свежую рыбу. От него и узнаю обо всем.

Назис, слегка прихрамывая, подошел ближе и, почтительно поклонившись, положил на траву несколько серебристых рыб, еще сонно взмахивающих хвостом и шевелящих жабрами.

-- Прими, хозяйка Девичьего городка, мои дары. Поди, такой рыбкой тебя тут и не потчуют. А?

-- Да какая же я хозяйка,-- грустно проговорила та, -- будто сам не знаешь, что под стражей сижу и лишь изредка выхожу за проклятые стены. Видать, до самой смерти мне тут жить...

-- Эй... Зачем так говоришь? Моя старуха сколь лет из землянки не выходит, ослепла совсем, а что она плену, что ли? Хозяйка. Правда, нашего жилища всего лишь. А тебя видишь, какая стража стережет, опекает. Дорогая, значит, ты птица, что столько людей вокруг тебя живут, от врагов заслоняют, кормят, поят, девушки песни поют.

-- Да я бы лучше в твоей землянке жила, дым глотала, чем за этими стенами невольницей быть.

-- Да где ты ее, хорошая моя, волю-то видела? Птица в лесу и та одна погибнет, сгинет. Где воля, а где неволя -- нынче не разобрать. Так я говорю? -- обратился старый рыбак к Мухамед-Кулу. -- Ты вот вольный человек?

-- Вольный. Какой же еще? -- не задумываясь ответил тот.

-- Неужто и хану нашему ты не подвластен? -- округлил свои слезящиеся с хитринкой глазки Назис. -- Первого человека в наших краях встречаю, чтобы в отлучке от хана жил. Как тебя зовут, скажи старику, чтобы всем передал, рассказал, поведал.

-- То мой племянник, Мухамед-Кул,-- ответила за юношу Зайла-Сузге.

-- А-а-а... Стало быть, родной племянник нашему хану? -- удивленно протянул тот.-- А сам хан-то живой еще или ты уже его шатер занял?

-- Живой хан,-- смущенно ответил юноша, поняв в какую ловушку заманил его невзрачный с виду старик, -- но я живу сам по себе. Хан мне и не указ.

-- Значит, два хана теперь у нас. Войны ждать надо, -- всплеснул руками старик, -- вай-вай, опять воевать станут. Опять бедный Назис голодный будет, когда лодку отберут.

Мухамед-Кул чувствовал издевку в каждом слове, произносимом старым рыбаком, но не было за что зацепиться, на что обидеться, и он лишь наливался гневом, зло покусывая губы и сверля старика взглядом исподлобья.

-- Хватит, Назис,-- неожиданно вмешалась Зайла-Сузге, -- ты добрый человек и не нужно злить другого. А то из доброго человека он может превратиться в волка. Он же не виноват, что родился от своего отца, чей брат хан Сибири. К тому же Мухамед-Кул обещал отыскать моего сына, отправиться за ним в Бухару.

-- Ой, какой человек оказывается твой племянник! Как зовут, говоришь? Мухамед-Кул? Рука пророка, по-нашему, значит. Пусть сбудется то, о чем он задумал, пусть стрелы врагов минуют его, пусть конь его любую дорогу одолеет, пусть болезни пролетят мимо него; пусть мать сына себе вернет.

-- Ладно, Назис, -- прервала его Зайла-Сузге, -- ты бы лучше подсказал, как ему до Бухары добраться.

-- О чем ты говоришь, кызы патша, свет очей моих?! Разве старый Назис на своем челноке плавал туда? Или с купечески караваном ходил? Не тебя ли много лет назад, царица моя, привезли оттуда? Не там ли родился твой племянник? Почему старого Назиса о дороге в Бухару спрашиваете, когда ее лучше меня знать сама должна?

-- Когда меня по той дороге везли, то я больше о смерти думала, а Мухамед-Кул совсем мальчиком был. Никто и не знал, что дорогу обратно спрашивать будем.

-- Тогда я вам вот, что скажу: нельзя ему одному в дальний путь отправляться. Может добрый человек и подскажет, куда идти, ехать, да только разбойников нынче много вокруг развелось, так и рыщут, с коня путников ссаживают, голову с плеч снимают. Рассказывал мне мой родич, а ему кто-то из купцов говорил, что без сотни воинов ни один караванщик в путь не отправляется.

-- И я о том же слышал,-- подал голос молчавший до сих пор Мухамед-Кул, -- совсем редко в Кашлык караваны приходить стали.

-- Вот, о чем и толкую. Пропадешь зазря. И сына госпоже нашей не сыщешь, и сам назад не вернешься. Еще больше она печалиться станет, что на верную смерть тебя спровадила.

-- Прав старый Назис, -- провела тонким пальцем по переносью Зайла-Сузге, -- тебе нужно сотню воинов с собой брать, а для того деньги нужны немалые. А лучше всего с караваном идти. Самый безопасный путь.

Мухамед-Кул собрался, было, что-то ответить, но тут со стороны лагеря послышались торопливые шаги, и к ним подбежал запыхавшийся Янбакты, понизив свой с хрипотцой после сна голос, заговорил:

-- Там Карача-бек тебя спрашивает.

-- Что случилось? -- глянул на него с беспокойством Мухамед-Кул.

-- Мне ничего не сказал. Ты им нужен, мой господин.

-- Берегись этого человека, испуганно вскрикнула Зайла-Сузге, -- он очень коварен и хитер, как лиса.

-- Правильно говоришь, патша кызы, -- закивал головой Назис, -- не так в наших краях хана боятся как его визиря. Никто не знает, что у него на уме. Он ни с кем не дружит, ни к кому в гости не ездит. Опасный человек!