Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.]

• Название: Современный чехословацкий детектив [Антология. 1982 г.]
• Автор: Эдуард Фикер
• Издательство: Радуга
• Жанр: Детектив
• Год: 1982

Эдуард Фикер (1902–1961) — один из основателей чешского детектива — хорошо известен советскому читателю. Сюжет его романа «Девятнадцатый километр» (1960) связан с разоблачением шпионской деятельности западных разведок на территории ЧССР.

Роман Вацлава Эрбена «Смерть художника-самоучки» (1978) рассказывает о загадочном в своей немотивированности убийстве в замке старинного чешского городка. Описание расследования интересно раскрывает психологические аспекты современного искусства.

---

Я встал и положил руку на плечо Карличеку.

— А вы разве слышали, чтоб я отменил прочесывание леса, после того как Фидлер и Гадраба заявили, что видели Арнольда?

Карличек выпрямился:

— Значит, вы не верите, что он объявился! Это хорошо. Редкий мертвец разгуливает по улицам и вскакивает в трамваи.

— Да, такого не бывает, вы правы. Что же до интриг с разведками и бегства за границу, то мы предпринимаем кое-какие шаги. Идите спать, юноша! Я вас прямо видеть уже не могу!

— Иду, — Карличек с трудом встал. — Пора уже. Замечу еще только — между старым Фидлером и Гадрабой должны существовать какие-то более близкие отношения, если оба так дружно врут. Не носил ли Гадраба раньше другую фамилию? Например, Яндера?

Он неизбежно должен был прийти к такому смелому предположению.

— Сделаем так, Карличек, — успокаивающим тоном сказал я. — Это я тоже беру на себя, чтоб вы могли спать спокойно. Яндера исчез. Но мы расследуем прошлое Гадрабы и попробуем выйти на Яндеру с противоположной стороны. Довольны вы? Ну то-то же! И пока не думайте больше ни о чем. Не такой уж у вас сильный организм. Или хотите, чтоб у вашего Карлуши был больной папочка?

— Не хочу. Только я еще думаю…

Я нежно вытолкал его, за порог. Но он обернулся и, пока я затворял дверь, успел договорить:

— Только я еще думаю, этот микроаппарат может быть у Гадрабы.

Лишь после этого он окончательно удалился.

12

Болеть у Карличека должен был скорее язык, чем ноги: он столько наговорил со вчерашнего дня, что голос его так и звенел у меня в ушах.

Или в моей голове роились все эти путаные, не согласующиеся друг с другом мысли, подавляющее большинство которых возникло в мозгу Карличека, причем часть их легла в основу работы моего отдела, гоняющегося за чем-то, что могло оказаться ничем?

В воскресенье мне удалось пообедать — сейчас уже не вспомню, где и как. Я с трудом мог упомнить, над чем работают мои сотрудники, хотя обычно мне не нужно даже заглядывать в какие-либо записи. Мои товарищи перемешались с многочисленными подчиненными надпоручика Скалы; даже его самого я не мог разыскать, когда надо было сообщить, что ухожу потолковать с уборщицей Фидлера — по совету Карличека. Пришлось передать это заместителю Скалы. Изучить прошлое Гадрабы я поручил той группе, которая занималась розыском знакомых или родственников Яндеры. Родственники его что-то никак не всплывали; напрасно напрягал свои силы уголовный розыск, причем благодаря Карличеку уже со вторника. Я понимал, что совершенно некритично нацелился на Гадрабу: не было ведь никаких доказательств, что он солгал о появлении Арнольда.

Уборщица Фидлеров пани Ольсецкая жила на окраине в районе Панкрац. К счастью, я застал ее дома. Она была одна, занималась уборкой. Это сидело у нее в крови — поддерживать порядок. Ольсецкая была уже пожилая, но статная, высокая и сильная женщина, по виду добрая душа. В ее квартире пахло грудным младенцем и красками. И верно, вскоре я узнал, что ее дочь замужем за рисовальщиком реклам и что у них недавно родилась дочурка. Еще вернее я догадался, что супруг самой пани Ольсецкой — каменщик: я заметил его рабочую куртку, приготовленную для стирки, и типичную для строителей коротенькую трубочку-носогрейку. Я также сравнительно легко сообразил, что молодые вышли погулять с ребенком. А вот чего никак не мог угадать, так это того, что старый Ольсецкий с утра строит дачку где-то за Збраславью. Узнав же об этом, я ни на минуту не усомнился в том, что трубки у него две — вторую он взял с собой.

Строительство дачки Ольсецких послужило отличным переходом к разговору о вилле Фидлеров — разговору дружескому, ибо с пани Ольсецкой только так и можно было разговаривать. Эта женщина, видно, никогда не раздражалась. Зарабатывала семья прилично и жила довольной, мирной жизнью. Мое появление ничуть не удивило Ольсецкую — на этой неделе ей уже приходилось общаться с работниками уголовного розыска. Муж ее сколачивает загородный домишко тоже ради ребенка, как в свое время это сделал пан Фидлер. Я сидел на добела выскобленной табуретке. Передо мной благоухало блюдо домашних булочек. К своему сожалению, я вынужден был с благодарностью отказаться от них — а скажите сами, когда это холостяку выпадает счастье отведать домашнего печения?!

Ольсецкая назвала Арнольда шалопаем, но осуждать его не стала. К Фидлерам она ходит уже два года, конечно же, пан Арнольд рос и мужал у нее на глазах. Мальчик нуждался в более сильной руке, в таком человеке, которого бы он боялся и уважал.

— Сколько раз бывало — меня бы он скорее послушался, да что толку, когда отец слаб! Уж я-то сумела бы выгнать мальчишку из постели, когда он отсыпался по полудня! Да разве сладишь, коли отец потакает…

Я не стал спрашивать у Ольсецкой того, о чем, как я полагал, ее уже спрашивали работники уголовного розыска. Но при первой же возможности завел речь о новом костюме Арнольда.

— И еще куртка новая? — удивилась она. — А как, скажите, это выглядело?

Я терпеливо описал полотняный костюм — все, что услышал от Бедржиха Фидлера.

— Ну нет, — хорошенько подумав, сказала Ольсецкая. — Ничего такого я у них не видела. А могу перечислить все, до последнего галстука, хотите?

— Не надо, спасибо. Значит, вы уверены, что не было у Арнольда такого летнего костюма?

— У него есть коричневые брюки отличного качества, светлая куртка, в прошлом году куплена… Вещи все дорогие. И сохранились прекрасно. Впрочем, молодой пан не постеснялся бы выбросить денежки и на какую-нибудь обнову. Может, купил что вчера, в субботу… Нет? А где вы это нашли?

— Видите ли, пани Ольсецкая, — тут я несколько покривил душой, — нам нужно доказательство, что эти вещи принадлежат Арнольду.

— Я этого доказать не могу, — решительно заявила она. — Только вряд ли это его костюм. Да что, уж не утонул ли бедняга? Вещи-то где сыскались, на берегу, у плотины?

— Нет, — улыбнулся я. — Они пока что только у меня в голове.

Итак, костюмчик-то старый Фидлер выдумал!

Мы и раньше подозревали, что он догадался о слежке за собой. И не мог Фидлер считать своего «ангела-хранителя» слепцом, неспособным заметить парня в кожаном костюме, с рюкзаком за плечами. Потому и одел он призрак своего сына в другой костюм — причем, конечно, не в те вещи, которые остались висеть дома. Скажем, Арнольд купил вчера новый костюм. И, скажем, переоделся прямо в примерочной, а кожаный костюм велел завернуть и оставил там на хранение. Очень милая версия. Но Бедржих Фидлер не продумал до конца свою ложь: стремясь придать ей правдоподобие, он заявил, что еще в прошлый вторник искал ключи в карманах несуществующего костюма…

Итак, благодаря Карличеку не отсутствие костюма привело нас к сомнениям в правдивости Бедржиха Фидлера, а, наоборот, ложь Фидлера привела нас к уверенности, что такого костюма у Арнольда и не было.

— Понимаете, пан Фидлер думает, будто видел на улице своего сына в этих брюках и куртке, — объяснил я Ольсецкой. Не было смысла скрывать это от нее, Фидлер мог и сам ей сказать. — Значит, он ошибся, видел другого человека, похожего на сына. Тем более что этот человек не обернулся на его зов. Вы пока ничего пану Фидлеру не говорите, эта встреча немножко успокоила его, а то он серьезно тревожился об Арнольде.

— Ну… — Ольсецкая пожала плечами. — Встревожиться ему следовало бы давно. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить… Кто их знает, что они там творили, на даче-то…

— В понедельник вы ведь убирали их квартиру?

— А как же.

— Ничего особенного не приметили?

— Ничего. Разве что молодой пан уже ушел. Такого еще не бывало. По понедельникам он обычно спит чуть ли не до обеда.

— А может, он и не ночевал дома в ночь на понедельник?

— Не знаю. Постель-то была смята, но это еще с пятницы могло остаться. Сами они никогда не застилают и постельное белье не проветривают.

— В котором часу пришли вы туда в понедельник?

— Около половины одиннадцатого. Я на трамвае езжу, от нас это далековато. Окна у них стояли настежь, это я еще с улицы заметила.

— Вы сочли это признаком, что оба уже ушли?

— Да нет…

— Я тоже так думаю. Летом лучше спится при открытых окнах.

Ольсецкая засмеялась, словно я сказал что-то смешное.

— Только не там, что вы! Как же, выспишься там при открытых окнах! Дом-то угловой, на перекрестке, а вы не знали? С трех сторон по стрелкам трамваи громыхают, три остановки там, машины, мотоциклы, гудят, скрипят тормозами, и вообще… Даже ночью немногим лучше поди. А с утра в понедельник вдобавок, помню, рельсы там меняли, целый день грохали под окнами. Квартира на втором этаже, с улицы все слышно. Ну, привыкнуть, конечно, можно, и поначалу, видать, шум не мешал пану Фидлеру, он ведь с войны вернулся. А у молодого такой привычки нет, ребенком он больше на даче жил. Одним словом, спят они при закрытых окнах. Открываю уже я сама. И это не лучше, а хуже: столько сажи да пыли налетает, что поскорей закрываешь. Особенно когда через перекресток какой-нибудь грузовик пыхтит. Нет, не хотела бы я там жить.