Новомир Лысогоров - Когда отступает фантастика

• Название: Когда отступает фантастика
• Автор: Новомир Лысогоров
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биология
• Год: 1968

Знаете ли вы, что «союз» растений и микробов намного теснее, чем думали раньше? Белки микробов становятся частью тела растений, которые, кстати сказать, позволяют микробам питаться соками своих корней? Или что изучение «войны» низших грибов с бактериями привело к открытию антибиотиков?

Но этого мало. Вызывая по своей воле борьбу обычно мирных микроорганизмов друг с другом, человек научился «дирижировать» их взаимоотношениями. Исследование идет дальше, и… обыкновенные пивные дрожжи начинают нападать на клетки раковой опухоли.

Изучение строения вирусов и бактериофагов во многом изменило наши знания о живой природе. Мир микробов предстает перед человеком во всем многообразии деятельности его обитателей, и начинается перестройка этого мира по желанию человека.

О том, как это происходило, какими путями шли ученые и как в последние годы удалось снять покров таинственности со многих сторон жизни обитателей «микрокосма», об их роли в существовании высших организмов и самой Земли увлекательно рассказывает эта книга.

---

— Зараза! — неожиданно вскипает Дик. — Эх, ты! Чему вас учили?!

Дик выпивает виски. Ставит пустую рюмку на прежнее место и начинает говорить быстро, зло и трезво:

— А ты знаешь, что микроорганизмы участвовали в создании каменного угля и нефти и тем самым обеспечили существование цивилизованного общества? Ясно? Мир микробов большой и разный. И не вина микробов, что люди вначале познакомились с той частью представителей этого мира, которые действительно являются заразой. Вот так-то!

— Дик, — мирно говорю я, — при чем здесь микробы?

— То есть как при чем? — быстро отзывается Дик. — Я же микробиолог.

Я смотрю на Дика так, будто вижу его в первый раз. Я мало верил рассказам, что Дик учился в Штатах, и мог в прошлом представить его кем угодно: чемпионом по боксу, капитаном хоккейной команды, пастором в конце концов. Но микробиолог!.. Нет! Такое в моей голове не укладывается, тем более что я даже толком не представляю себе эту профессию.

Вид у меня, по-видимому, довольно глупый, потому что Дик кладет руку мне на колено и как-то сочувствующе-устало говорит:

— Ладно, начнем сначала: сразу это трудно. Так вот я микробиолог. А о том, как случилось, что я стал барменом, ты сейчас узнаешь. Только не перебивай.

Родился я здесь, на Рио-Верте, где, как ты знаешь, каждый новорожденный мужчина — будущий горняк. В том, что я оказался исключением, виноваты скорее не родители, а старшие братья. Это они решили, что я должен получить образование. Вся семья обеспечивала мою учебу в Штатах, и весь поселок знал, что младший Валоне учится в Калифорнийском университете. Я был чем-то вроде символа семейного благополучия. Но не в этом дело. Я стал микробиологом. Получил степень доктора, хорошую работу в Штатах и даже некоторую самостоятельность в постановке экспериментов.

Работал я в области медицинской микробиологии, но в то же время, как микробиолог, знал, что существуют микробы, которые могут извлекать из растворов железо. Таких бактерий много. Их так и называют — железобактерии, но исследованы они очень слабо.

Десять лет я трудился как вол, изучая железобактерии. Сейчас даже трудно вспомнить, сколько срывов и неудач было в этой работе, сколько раз я хотел бросить все: и бактерий и науку, — но в конце концов я добился своего. Я получил новую культуру железобактерий, которой дал имя Лептотрикс Валоне. Это были бактерии, изумительные по скорости роста. В природе существует несколько родов железобактерий, в том числе и Лептотрикс, но ни один из них не мог и никогда не сможет сравниться с Лептотриксом Валоне. То, на что нужны тысячелетия, мои бактерии могли проделать за год.

В их оболочках откладывалось до 93 процентов чистейшего железа, извлекаемого из почвенных растворов, даже если оно там имелось в долях миллиграмма на много литров. К тому же мой Лептотрикс в несколько раз крупнее обычных природных железобактерий.

И тогда я решил, что людям незачем ковыряться под землей, добывая железо. За них это может сделать Лептотрикс Валоне. И 17 лет назад я приехал на Рио-Верте.

У меня было мало денег, но со мной был Лептотрикс Валоне. — Дик замолк.

Я так поражен всем услышанным, что не могу собраться с мыслями. Дик Валоне — микробиолог. Микробы, добывающие железо. Лептотрикс Валоне. Рудники, где работают бактерии. Все это не укладывается в голове, не может совместиться с Диком-барменом, с обычными представлениями о микробах, с затерянным в горах Северной Канады рудничным поселком на Рио-Верте.

Все это кажется слишком невероятным, чтобы быть правдой. Но передо мной лежит железное яблоко. И я начинаю думать: уж не оно ли результат работы микроба, которому Дик дал свое имя? Если это так, то Лептотрикс Валоне действительно существовал, а может быть, существует и сейчас. Тогда почему Дик работает барменом и улыбается этому граммофону-гиду, когда должен быть миллионером?

— Я был хорошим микробиологом, — прерывает мои размышления голос Дика, — но я плохо знал жизнь. Мои старшие братья, куда менее образованные, чем я, значительно лучше разбирались, что к чему и как устроен мир. Довольно быстро они доказали мне, что мои планы — это мечты идеалиста.

Вопрос стоял просто: ты представляешь, сколько появится новых безработных, если вместо шахтеров железо начнут добывать микробы?!

И все-таки я должен был испытать своих микробов в деле. Ведь могло оказаться, что в природе они поведут себя не так, как в лаборатории. К тому же лучшего места жительства для Лептотрикса Валоне, чем Рио-Верте, пожалуй, не найти на всем земном шаре. Ведь она буквально профильтровывается через горы.

Ни одна река не несет в своих водах так много железа, как Рио-Верте. Я проделал сотни анализов и знал это точно. Но так же точно я знал, что долина Рио-Верте принадлежит компании «Айрон Макдональд». Ей принадлежит все: и земля, и воды реки, и рыба в ней; и если окажется, что от бактерий есть польза, то и бактерии.

Пустить Лептотрикс Валоне в Рио-Верте равносильно тому, что подарить его компании. Такой глупости я, конечно, не сделал. Но что-то делать было нужно; я не мог не использовать свое открытие: такова уж натура ученого. Но я не мог и использовать его во вред рабочим.

В общем положение казалось безвыходным.

Прошло два года. Я прекрасно изучил микрофлору Рио-Верте. Нашел я в ней и железобактерий. Это были обычные медлительные и чахлые дети слепой природы, которые не могли идти ни в какое сравнение с моим Лептотриксом Валоне — произведением науки и человеческого гения.

Наступил 1944 год. А 10 января на руднике произошел обвал. Рио-Верте подмыла старые шахты, в которых почти не было руды и где из-за ветхих креплений компания не имела права производить работы. Но железо шло на войну. Компания получала сумасшедшие прибыли и с техникой безопасности не считалась. Ты думаешь, они зря быстро согласились выдать пенсии семьям погибших и соорудили памятники? Нет! Они боялись скандала, боялись потерять военные заказы. А я потерял своих братьев!

Дик умолкает и тянется к бутылке с виски.

— Не надо, Дик, — говорю я.

— Нет, надо! — берет бутылку Дик. — Теперь уже все равно. Но не в этом дело. Короче, несколько лет я был занят одной мыслью: «Неужели я, Homo sapiens, человек разумный, венец творения природы, черт подери, не сумею найти способ помочь людям, которым я могу и обязан помочь!» Кажется, Эйнштейн сказал, что для того, чтобы чего-то достичь, нужно долго думать в одном направлении. И действительно, мысль человека никогда не работает напрасно. По-видимому, где-то в подсознании у меня все время откладывались какие-то крупицы и части будущего плана действий и, наконец, весь план пришел мне в голову сразу целиком и во всех деталях. В общих чертах он был прост. Для его осуществления нужны были время и деньги.

Деньги я достал, продав патент на одно небольшое открытие. А вскоре, купив акции компании, получил право приобрести участок земли на Рио-Верте.

Теперь место, где стоит бар, и низовья реки у старых шахт стали моей собственностью. Так началось выполнение плана. Но мне понадобилось несколько лет предварительной работы, прежде чем я решился выпустить Лептотрикса Валоне в природу. За эти годы я не только изучил строение здешних гор не хуже ведущего геолога компании, но мне удалось разобраться в течениях Рио-Верте, узнать все ее фокусы.

Рио-Верте не зря называют «оборотнем». Течения ее так замысловаты и перепутаны с грунтовыми водами, что разобраться в них мог лишь только такой одержимый человек, как я.

Ты знаешь, иногда Рио-Верте одну и ту же воду несет дважды. Некоторые ее протоки уходят в землю и возвращаются в основное русло выше того места, где они его покинули. Вот так-то! И все же есть место, где после всех коловращений воды реки собираются воедино. Это у старых шахт. Ты понимаешь, что это значит?! — Дик умолк.

— Так, значит, в бутылях были микробы? Значит, Лептотрикс Валоне все-таки попал в Рио-Верте?

— Да, попал, — глухо отвечает Дик. — Именно здесь, у старых шахт, но не сегодня, а десять лет назад.

Теперь я снова ничего не понимаю.

— Десять лет, — продолжает Дик, — я наблюдаю, как миллионы железных веточек живой культуры смываются рекой и уносятся в подземное озеро, образовавшееся на месте старых шахт. Сейчас там уже тысячи тонн железной руды. И какой! В ней девяносто шесть процентов чистейшего железа! Но мало того. Мой микроб оказался даже сильнее, чем я думал. Года четыре назад он вдруг пошел против течения вверх по реке.

Лептотрикс Валоне проложил себе дорогу к главным залежам месторождения «Айрон Макдональд». Я же тебе говорил, что Рио-Верте буквально профильтровывается через горы. Вот в этих-то сумасшедших извилинах подземных течений и поселился Лептотрикс Валоне.