Поль Моран - Парфэт де Салиньи. Левис и Ирэн. Живой Будда. Нежности кладь

• Название: Парфэт де Салиньи. Левис и Ирэн. Живой Будда. Нежности кладь
• Автор: Поль Моран
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00813-9

Поль Моран (1888–1976) принадлежит к числу видных писателей XX века. За свою творческую жизнь он создал более шестидесяти произведений разных жанров: новеллы, романы, эссе, путевые заметки, пьесы, стихи. И это при том, что литературную деятельность он успешно совмещал с дипломатической.

В сборник вошли исторический роман «Парфэт де Салиньи», психологические — «Левис и Ирэн», «Живой Будда» и роман «Нежности кладь», состоящий из отдельных новелл.

---

Аэродром Бурже был уже далеко, хотя покинули его всего два часа назад; позади остались бойни, дорога, пересекающая Фландрию, вдоль которой забивают свиней и запасаются бензином у автоколонок, и дорога, бегущая по каменистому пространству к аэродрому, где в своих железобетонных конюшнях спят гигантские самолеты, под которыми скопились лужицы зеленоватого машинного масла. Остались далеко позади рекламные щиты, на которых хорошенькие девушки-служащие, неправдоподобно изящные, выходят из своих парижских бюро. Здесь сразу попадаешь в объятия англиканской церкви. Воскресенье. Время вечерни. Читается пятая глава Евангелия от Матфея. К вновь прибывшему страна поворачивалась не черным лицом вокзала, а чистыми щеками загородных газонов. Мгновенный спуск в самый центр английского дома. К ужину в клубы пускают только в костюмах. Воскресный отдых, нижние этажи домов закрыты, все служащие в церкви; солдаты Армии Спасения поют в юго-восточном туннеле, где сильно накурено; выходцы из Израиля, не признающие цилиндров, возвращаются в свой квартал с симфонического концерта; игровые площадки совершенно пустынны, будто проклятые; над трубами не видно дыма: семьи в этот день предпочитают холодный ужин. Двери открыты только у пожарных ангаров и у баров, откуда тянет запахом кожи и солода.

Левис попросил отвезти его в лондонскую гостиницу «Стрэнд». Номер выходил окнами на Темзу, которая в этом месте делает плавный изгиб и ее отсвечивающие серебром воды текут к парламенту. Левис открыл чемодан, вынул папки. Задержал свой взгляд на той, где было написано «Сан-Лючидо». Недовольно повел плечами.

IX

На следующий день, утром, около двенадцати, Левис поднялся по Флит-стрит по направлению к Олд Джюри, где находился лондонский филиал банка «Апостолатос».

Под тяжестью железнодорожного моста и штабелей газет Флит-стрит прогибается, оседает, а потом вдруг, как с трамплина, устремляется вверх к собору Святого Павла, огибает его и взмывает к медно-розовому небу. Повсюду на рекламных щитах виды Уэльса с голубыми небесами, столь же обманчивыми, как все кельты; на других щитах — господа в стеганых халатах покуривают у камина, у их ног, словно львята, играют дети — картина, которая так радует ленивую натуру жителей здешних мест.

Левис огибает собор Святого Павла, идет вдоль зеркальных стекол оптовых магазинов. Вот наконец расположенный в старинном еврейском квартале дом цвета слоновой кости, изнутри выкрашенный в бледно-зеленые и шоколадные тона, тона эпохи Пиквика; на двери черные буквы:

БАНК «АПОСТОЛАТОС»

Финансовая компания, основанная в 1846 году.

Фрахтование, ссуды под залог товаров.

Филиалы в Афинах, Ларисе, Волосе,

Ханье, Митилини, на о. Корфу.

Специальная транзитная служба сообщения

с портом Пирей.

Эти греческие названия, вырванные из столь извилистых берегов Греции, что известный географ Реклю сравнивает их с извилинами человеческого мозга, заброшенные сюда, на север, словно плиты Парфенона, отсвечивали здесь таким восточным блеском, что Левис зажмурился. В его памяти воскресла жара, нежнейшие лиманы. Средиземное море, такое соленое, что на одежде от воды остаются пятна, словно от фруктового сока.

На первом этаже — деревянные столы, на которых помещаются приходные и расходные книги дебета и кредита, похожие на нотные тетради для церковного пения, огромные, почти в человеческий рост, обтянутые бычьей кожей, с металлическими уголками. Вход — словно витрина салона шляпного мастера Лока, оформленный с таким расчетом, чтобы подчеркнуть давние традиции этой — пусть иностранной — фирмы, которая достойна всяческого уважения, благодаря финансовой порядочности, подтвержденной целым веком деятельности, и умению соблюдать добрые английские обычаи.

На следующих этажах все по-другому; Вместо черных вручную нарисованных букв — буквы из меди, начищенной до блеска, вместо старинных фолиантов — американские каталожные шкафы. Лифтами, которые поднимали клиентов, распоряжается однорукий сержант с медалями на лацкане. На четвертом этаже Левис пересек огромный зал, где за отполированными перегородками трудилась целая армия молодых людей с напомаженными до блеска волосами; его ввели в святая святых банка: ковер густого ворса, матовые стекла, фарфоровые плевательницы, призывающие: «цельтесь в меня получше»; в прихожей — рыцарские доспехи английского финансового мира: цилиндры и зонтики.

Но вот распахнулись двери, и три менеджера банка «Апостолатос» вместе с поверенным в делах господином Рота поднялись ему навстречу. Они ждали его в центре огромного кабинета, где по стенам разместились сейфы и портреты президентов Административного Совета, избиравшихся в 1846, 1852, 1867, 1876 годах (они, оставаясь греками, превратились из-за тщеславия или по необходимости кто в английского рыцаря, кто в австрийского барона, кто в пашу́ — это было видно по различному покрою их костюмов и форме трубок).

Здороваясь, они внимательно оглядели друг друга. И хотя внешне все поднявшиеся ему навстречу, если судить по модным пиджакам и брюкам, были британцами, Левис сразу почувствовал, что имеет дело с людьми Востока — завистливыми, страстными, дикими, верными сыновьями своих отцов: они занимались все тем же делом в течение целого века, вкладывая в свою деятельность любовь к традициям, терпение, холодное упорство, словом, были его полной противоположностью. В отличие от лиц младшего обслуживающего персонала, набранного в основном из англичан, их лица были отчетливо смуглыми.

Принесли самосское вино, и работа началась. Переговоры продвигались быстро: эти греки ради англосаксонских методов пожертвовали своим обычным краснобайством и страстью к крючкотворству.

Условия выдвигались следующие: компания «Апостолатос» предлагала выкупить земли Сан-Лючидо за 150 тыс. фунтов стерлингов. Будут оплачены концессия, издержки по комиссионным и перепродаже, а также возвращены суммы, затраченные на оплату складских территорий. Греки выкупали к тому же материал, завезенный на место изысканий, и возмещали убытки Французскому банку за две речушки, уже закованные в трубы, и за установленные турбины, взяв на себя оплату двигателей, которые в настоящий момент направлялись к месту назначения через Марсель. Оплатив все это, греки получали 167 тыс. акций (из 200 тыс., которые контролировал Левис).

В этот момент секретарь принес письмо.

Старший из менеджеров, господин Пизистрат, с черепом таким же чистым, как горизонт в Греции, достал часы:

— Звонила моя кузина Ирэн, чтобы сообщить, что немного задерживается, она только утром прибыла из Триеста. Но к моменту подписания она будет здесь.

X

— Вы возвращаетесь в центр?

— Я еду дальше, я живу у моего дяди Солона в Бэйзуотере[18], — ответила Ирэн.

— Разрешите мне проводить вас.

— Скорее я должна проводить вас к гостинице, у меня машина.

— Но я хотел с вами поговорить, — настаивал Левис.

— Ну пожалуйста.

Они пошли рядом, пробираясь между многочисленными машинами, застрявшими, как обычно в обеденное время, в узких улочках, запруженных грузовиками и переполненными омнибусами, которые, застыв, словно в желе, беспомощно взирали на обтекающий их людской поток, выброшенный из контор и всасываемый подземными переходами; люди перекусывали, стоя в барах или чайных салонах компании «Воздушные хлебцы».

После гвардейских казарм дорога пошла вниз. Последние наездники, приехавшие еще утром, теперь возвращались; лошади, которых возьмут на вторую половину дня, еще не подготовленные к выезду, тем не менее находились в хорошей спортивной форме, предвкушая, что скоро их оседлают. Ирен и Левис пересекли газон лондонского Кенсингтон-сквера, где росли деревья с кронами аккуратными, как у генеалогического древа. Англичанки с фальшивым янтарем на шее возвращались, держа под мышкой, влажной от пота, романы в зеленых тряпичных переплетах, в сопровождении высоких нескладных кавалеров, шагающих на полусогнутых со шляпами в руках.

— Только что в офисе я боялся вас еще больше, чем на Сицилии.

— А сейчас?

— Меньше… Когда вы не заняты делом, вы больше похожи на обыкновенную женщину. Я часто о вас думал… Вы не сентиментальны?

— О нет, сентименты выдуманы людьми, у которых нет сердца. Я часто вспоминала Сан-Лючидо.

— Ну вот вы и вознаграждены. Вы — женщина деловая, умеете быть настойчивой.

— А вы — деловой мужчина, поскольку умеете уступать.

— Я объясню, почему уступил: чтобы увидеть вас, — произнес Левис с нежностью в голосе.

— Давайте говорить серьезно. Вы уступили, потому что не могли сделать иначе. В случае неудачи вас ожидали бы большие финансовые затруднения. Поскольку вы достаточно хладнокровны, вы не опоздали, а только «порезали себе палец», как говорят на Бирже.