Ира Зима - Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

• Название: Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая
• Автор: Ира Зима
• Жанр: Детектив
• Год: 2014

Это не просто остросюжетный и захватывающий детектив, интересный читателю любого возраста, это настоящее историческое погружение внутрь времени. Юная героиня, потерявшая всех близких, даже тех, кого не знала при своей жизни наяву, чувствующая связь с погибшими и ушедшими, вступает в смертельное противостояние с убийцей. Она не может обратиться за помощью к друзьям, искренне любящими ее, только она одна сможет найти правду и уничтожить маньяка. Хрупкая шестнадцатилетняя девушка с длинной косой с каждым новым витком увлекательного сюжета, с каждым обрезанной прядью волос становится все более грозным воином, ломает все стереотипы и все преграды. Она бежит по лезвию бритвы, а читатель пребывает в неослабном напряжении на протяжении всего романа. Саша ведет настоящую психологическую войну-расследование, жестокую и бескомпромиссную игру со смертью, намеренно подставляет себя под очередной смертельный удар. Ее убивают, но она выбирается из нескончаемых ловушек снова и снова, каждый раз становясь все сильнее изнутри, ломая свои внутренние преграды, идя к той многосоставной цели, достичь которой она должна, чтобы спасти жизни других и отыскать истину. Еще не ушло время Советского Союза, с его пионерскими лагерями, дефицитом, наивностью или вседозволенностью для власть имущих. Действие происходит в элитном пионерском лагере рядом с закрытым сибирским городом, которых тогда было достаточно много, но о которых мало что было известно даже в то время. Вместе с героями читатель погружается в историю страны, о которой сейчас почти не вспоминают, но от этого события, рассказанные очевидцем во всех деталях, становятся еще более интересными и занимательными. Детские и спортивные лагеря, раскинувшиеся вдоль широкого русла Енисея и Маны, великолепная природа Сибири, знаменитые Красные столбы — место действия. Но кто лишил Сашу семьи и дома тогда, в пятьдесят четвертом? Каким образом таинственные староверы, несшие службу Белой Матери, с их верой в Гелен Аму, связаны с чекистскими зачистками и урановыми рудниками? Что за связь у маленькой Саши, потерявшей в загадочных обстоятельствах и мать, и деда — с его сестрой, ее копией, и теми невинными юными девушками, которые погибали в течение тридцати лет и не были обнаружены? «…Я тащу груз, который мне не по плечу и не по размеру, и я даже не стремлюсь избежать этой не своей кары, только хочу успеть исправить как можно больше, но как такое исправить?»

---

Ира Зима Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

Пролог

Она пряталась за столетней сосной, именно так, пряталась, потому что уж слишком близко слышался голос Алены, и было неловко прислушиваться, неловко здесь быть. Вот зачем она поперлась за ней на «Красную горку»? И так все в их отношениях полетело к черту, так еще сорвать Алене свидание не хватало. Вместо разговора по душам и примирения между двумя лучшими подругами снова случился скандал. Знает же, что тут место свиданий, зачем за ней притащилась? Слушать, пусть и невнятный, но личный разговор ужасно неприятно, и уйти уже не получается, тогда они услышат шуршание веток и рассекретят ее. И что она тогда скажет? Определенно случится новый скандал, а Саша Зарецкая больше всего хотела помириться со своей лучшей подругой, готова была отказаться от всего. Неужели «капитанство» в команде «КВН» стоит того, чтобы потерять Алену навсегда? Не стоит…

И вот ей уже кажется, что разговор за кустами стал явно выходить из мирного русла. Алена нашла причины поскандалить и с тем, с кем встречалась. И кто этот ее тайный парень? Узнать, конечно, охота, но совести подглядывать не хватит, нет и нет! Конфликт все нарастал, и голос Алены уже срывался на визг. Она как-то неестественно громко говорила, а того, кто был с ней, не было слышно вовсе. Так ведь Алена известная истеричка, с Сашкой вон как публично ссорилась, на весь пионерлагерь ославила! Конечно, Алена и не такое может, вполне вероятно, что не стоит обманываться, и их дружбу уже никогда не вернуть. Что-то изменилось безвозвратно в подруге, как она могла так поступить — толкнуть подругу с обрыва на «Зарнице»? И она не верила себе, даже слышать это свое внутренне эхо не могла и глушила его изо всех сил, но что-то падало и падало внизу живота, рождая отчаянье. Может, Алене нужна помощь? Вообще по жизни и сейчас тоже — вон как она уже шипит и злится…

И в неоправданном обстоятельствами дружеском порыве она пригнулась к земле и почти ползком подтянула себя на горку под кустами, высунулась, увидела недоуменное лицо Алены, обращенное прямо на нее, Сашку — глаза в глаза. Но происходящее было совершенно неестественно как застрявшая пленка. Алена стояла спиной к тридцатиметровому обрыву на фоне располневшей во все небо Луны, и при этом ее руки были распахнуты в области живота, она согнулась, ноги уже не имели опоры, и, абсолютно молча, она ухнула вниз. Шлепок от удара тела разнесся эхом по всей долине. Судорожно откатившись под кусты, Саша зажала сама себе рот и от невыносимости увиденного прокусила ладонь, кровь текла, а она боялась отпускать руку, боялась, что услышит собственный крик. Все, что она увидела — это тень, метнувшуюся перед ней, значит, надо молчать и сидеть тихо. Сколько напилась собственной крови, пока, прижавшись к сосне, сидела не дыша? Но, набравшись смелости, снова проползла на смотровой язык площадки, открывающей вид на долину Маны — сногсшибательный вид, поэтому сюда и бегают на свидания. Подтянувшись к обрыву, посмотрела вниз: в свете Луны четко был виден силуэт Алены.

Алена лежала там, на огромном плоском булыжнике. Как же сильно надо было ее толкнуть, чтобы тело отбросило так далеко? И, не думая, совсем тихо поползла в обратную от лагеря сторону. Вместо того, чтобы звать помощь, она, преодолев обозреваемую со смотровой площадки зону, побежала вниз — спасать Алену. Как спасти? Это уже невозможно! Но бежала. Нельзя оставить подругу там одну, убитую, нужно быть рядом, нельзя ее оставлять так. И спускалась все ниже и ниже кружным путем, и сколько так мчалась непонятно, потерялась во времени и в невыносимости увиденного, но, преодолев последний валун и выйдя под основание горки вдруг ясно поняла, что на скальной плите Алены нет.

Сначала, конечно, появилась версия о собственном помешательстве, и это немало обрадовало, значит, ей все показалось! Алена жива! Значит, все хорошо! И она уже готова была дать себе слово никогда и никому не рассказывать об этом, но камень вдруг блеснул влажным ребром. Камень мокрый? Камень мокрый только там, где была Алена, а все остальные валуны сухие? Тот, кто это сделал, уже был тут и либо скинул Алену в реку, что проблематично, либо просто столкнул в кусты, чтобы как можно дольше не привлекать внимание.

Она спряталась за дерево, прислушалась — тихо, подошла к месту, потрогала влажный валун, ну да, его явно намочили, а соседние камни и листья высокой травы совершенно сухие. Присела на корточки и стала шарить по близлежащим кустам, машинально, не до конца осознавая, что делает. Ползала на карачках вокруг, проверяя в темноте на ощупь местность — света Луны для таких поисков было явно недостаточно. И руки затронули нечто рыхлое. Только сейчас она осознала, какой нестерпимо жуткий «духман» тут стоит, он перекрывает стойкий аромат разбитой о скалы сильным течением рыбы. Проползая поглубже в травяные заросли, присмотрелась, это вовсе не рыжекудрая Алена, это кто-то тонкий, белесо-русый, в теннисной юбке Оли Карауловой, которая пропала несколько дней назад… И тут все же потеряв бдительность, она заорала на всю долину.

Глава 1. Заезд

Тремя неделями ранее…

Жизнь для меня начинается снова только с этого дня, я иду по границе реальности. Предыдущая жизнь закончилась прошлым сезоном в «Тайге», потом были десять месяцев последующего года в тумане и забытье, и только это возвращение в пионерский лагерь выдергивает из бесполезного сна. Сделать шаг в эту еще не тронутую мною жизнь после тяжелого осточертевшего весеннего ожидания, из календарного лета в лето прогретое — всё это требует особого осознания. Сейчас я его сделаю, этот шаг, и с этого мгновения ничего не получится изменить, все пойдет так, по этой колее, обозначенной этим моим шагом, и ничего потом не исправить — в «Тайгу» я больше не вернусь. Но я вся в «Тайге»: мои мечты, планы, мое сердце, моя развернутая душа. И как все будет, когда эта пионерская жизнь закончится? Кто я, когда не «пионерка»?

Вот и стою на этой границе, не ступив на булыжную городскую площадь, обустроенную «сталинским ампиром», с мелковатым памятником Ленину по центру, засиженном голубями с их всесущими следами, сделавшими черную славу пролетарского вождя белесой, утраченной. Старые трамвайчики треньканьем за спиной усиливают ретроградное впечатление, забрасывая мое сознание куда-нибудь в 1954 год. Те, кто ненавидел Сталина, уже привык дышать свободно. Амнистии объявлены повсеместно. Тот, кто его «иконизировал», понял, что жить можно и без «вождя». Тогда родилась моя мама. Так же валил пух с тополей как снежная метель посреди лета, тренькали трамваи, стояли памятник Ленину и Дом Пионеров, только деда моего уже не было, он так и не увидел свою дочь. Дед пропал в тайге в тот же год, бесследно, безвременно, превратив всю последующую жизнь моей бабушки в серость и пустоту. Сейчас год 1989, моей мамы нет, нет уже нигде, а все остальное здесь — стоит, жарится в первых предутренних лучах, узаконивая вечность в безвременных повседневных процессах, только тополя все выше и их семя все плодовитее.

Хлопковые кучки валятся сверху варевом, заволакивая, притупляя реальность, показывая мне, что все это еще не то, не добралась я до сути и места истины, до сибирской безоглядной тайги. Вот там, где воздух елово-зеленый — все вылупится, станет четким, очерченным, осознанным, все мои чувства пробьются с аскетичной ясностью, и в первые мгновения мне станет от этого больно, колюче, морозно до лихорадки. Всегда так, въезжая в таежные просторы, я чувствую внутренний озноб. И уже через пару-тройку часов как мы минуем город, прилежащие проселки, засеянные поля и заедем в оголтелую, неоправданную, непоправимую могучесть тайги, я встрепенусь как от тока. Помню всем телом, как это происходит, как меня всегда прошибает насквозь в такие моменты, и как бывалый наркоман я жду прихода измененного состояния сознания, только зависит оно не от химии в теле, а от места, где это тело находится. И такое состояние будет со мной все время, пока я в тайге.

Стою на остановке, все еще в каком-то дурковатом трепете нахожусь от предстоящего, от начала моего последнего в жизни пионерского сезона, подпираю сумку ногами, реально боюсь сделать шаг, и моя зажатость уже не знает предела, мне прямо пинок под зад требуется, чтобы я наконец двинулась. Неужели я такой инфантильной и останусь, и как я тогда выживу «в большом мире», если кроме бабушки у меня никого нет? Получается, что никакие обстоятельства и доводы разума не меняют меня: если я «бревно проглотила», то так и стою столбом! Тополиные ватки залепились мне на губы, сворачиваю их вместе с розовой помадой долой, а мне так хотелось казаться старше себя самой, красивее. Шестнадцать исполнилось, а я все равно младше всех в нашем отряде, друзья меня переросли на пару лет, и не догнать мне их никак. Вот челку Наташка мне срезала накануне: выправила ножницами из длинноверевочной косы несколько белесых, выцветающих солнцем прядей, они теперь вместе с пухом лезут мне в рот, запархиваются ветром, а я отплевываюсь. Джинсы-левайсы тоже Наташка мне организовала и за советские деньги, а не за барахолочные пенсиононеподъемные, она возможностями своего местожительства для такого дела воспользовалась, чтобы мне помочь из пионерки превратится в девицу, способную наконец-то крутить романы. Да, вот так, «учитанные тихушницы», одной из которых я официально являюсь, тоже хотят целоваться по ночам, а не выполнять пионерские задания. В этом сезоне я намерена быть очень безответственной и сильно влюбленной! Поэтому я и боюсь сделать неправильный шаг, не с той ноги. А как понять, какая нога правильная, чтобы я могла провести весь сезон с парнем, а не с художественной кистью в руках?