Арнхильд Лаувенг - Завтра я всегда бывала львом

• Название: Завтра я всегда бывала львом
• Автор: Арнхильд Лаувенг
• Издательство: ИД «Бахрах-М»
• Жанр: Медицина
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94648-078-9

Арнхильд Лаувенг родилась в 1972 году. Кандидат психологических наук, практикующий клинический психолог. В семнадцатилетнем возрасте была направлена в психиатрическую лечебницу с диагнозом шизофрения. Последующие десять лет ее жизни — череда добровольных и принудительных госпитализаций. Последний раз она была госпитализирована в возрасте 26 лет. Арнхильд полностью победила шизофрению и сегодня имеет возможность говорить о болезни и как профессиональный психолог и как бывший пациент. Она погружает нас в мир голосов и галлюцинаций, где ее преследует армия крыс, а волки с горящими желтыми глазами оскаливают слюнявые пасти. Она раскрывает внутреннюю логику и смысл ошибочных восприятий и симптомов. В этой книге хроника ее борьбы с болезнью.

Пациентка Арнхильд рассказывает о своем опыте, о попытках врачей найти с ней контакт и о своих переживаниях, о поддержке близких, вопреки всему не терявших надежды. Психолог Арнхильд анализирует методы, к которым прибегали врачи, и объясняет их успех или неудачу. Уникальный опыт излечившегося человека, описание болезни «изнутри» представляет огромный интерес для психиатров, психологов, больных людей и их родственников, для самого широкого читателя. Художественная манера изложения, проникновенность, с которой написана книга, делает чтение захватывающим. Это потрясающая история победы, в которую мало кто верил.

---

Арнхильд Лаувенг ЗАВТРА Я ВСЕГДА БЫВАЛА ЛЬВОМ

Посвящается маме и Китти

***

Раньше я проживала свои дни овцой.
Каждый день пастухи собирали все отделение, чтобы вывести стадо на прогулку.
И сердито, как собаки, обычно лаяли на тех, кто отстал и не хотел выходить.
Иногда, подгоняемая ими, я подавала голос и тихо блеяла, бредя в общей толпе по коридорам,
Но никто не спрашивал меня, в чем дело…
Кто будет слушать, что там бубнят сумасшедшие!
Раньше я проживала свои дни овцой.
Собрав всех в одно стадо, нас гнали по дорожкам вокруг больницы,
Медленное стадо из непохожих друг на друга индивидов, которых никто не хотел различать.
Потому что мы превратились в стадо,
И всем стадом нам полагалось ходить на прогулку,
И всем стадом — возвращаться в дом.
Раньше я проживала свои дни овцой.
Пастухи подстригали мне отросшую гриву и ногти,
Чтобы я лучше сливалась со стадом.
И я брела в толпе аккуратно подстриженных ослов, медведей, белок и крокодилов.
И всматривалась в то, чего никто не хотел замечать.
Потому что я проживала свои дни овцой,
Между тем как все мое существо рвалось на охоту в саванну.
И я послушно шла, куда гнали меня пастухи, с выгона в хлев, из хлева на выгон,
Шла туда, где, по их мнению, полагалось находиться овце,
Я же знала, что это неправильно,
И знала, что все это — не навсегда.
Ибо Я проживала свои дни овцой.
Но все время была завтрашним львом.

Вступление

Я пишу эту книгу по той причине, что в прошлом я была больна шизофренией. Звучит это так же невероятно, как если бы я написала, что «была в прошлом больна СПИДом» или «в прошлом была больна диабетом». Ведь «бывший шизофреник» — это нечто такое, во что просто трудно поверить. Эта роль нигде не предусмотрена. В случае с шизофренией люди согласны признать возможность ошибочного диагноза. Возможна шизофрения, протекающая без соответствующей симптоматики, подавляемой медикаментозным лечением, возможно также, чтобы больной шизофренией человек приспособился к своим симптомам или чтобы у него в настоящий момент наступил период временного улучшения. Все это вполне допустимые альтернативы, но ни одна из них не относится к моему случаю. У меня была шизофрения. Я знаю, каково это было. Я знаю, как выглядел для меня окружающий мир, как я его воспринимала, что я думала, как вела себя под влиянием болезни. У меня тоже бывали «временные улучшения». Я знаю, как я их воспринимала. И я знаю, как обстоит дело сейчас. Это совсем иное дело. Сейчас я здорова. И следует признать, что это тоже возможно.

Трудно сказать, как долго продолжалась моя болезнь, потому что постепенное сползание в нее заняло несколько лет, и чтобы выкарабкаться из нее, тоже потребовался не один год. Сначала я несколько лет страдала суицидальными мыслями и искаженным восприятием ощущений, прежде чем окружающие стали догадываться, что у меня начинается шизофрения. А потом здоровье, душевное равновесие и здравое понимание вернулись ко мне задолго до того, как система поверила в мое выздоровление. Болезнь и здоровье — это процессы, которые проходят разные стадии, их нельзя отнести к определенному моменту.

Мое заболевание началось лет в 14–15, а в 17 лет я была впервые госпитализирована. Затем в течение нескольких лет меня на разные периоды то госпитализировали, то снова выписывали на более или менее продолжительные сроки. Самый короткий период госпитализации составлял всего несколько дней или недель, проведенных в отделении строгого надзора, другие растягивались на несколько месяцев, а самые продолжительные составили год или два в открытых или закрытых отделениях, куда я ложилась добровольно или попадала по принудительному направлению. В целом я провела в лечебницах шесть или семь лет. В последний раз я была госпитализирована в двадцатишестилетнем возрасте, но тогда я уже была на верном пути к полному выздоровлению, хотя, возможно, кроме меня самой, никому из большинства окружающих это и не было еще очевидно.

Я отнюдь не считаю, будто моя история — это не только моя история. Она вовсе не обязательно справедлива для всех остальных. Однако это все же не та история, которая обычно преподносится всем, кому поставлен диагноз шизофрении, и потому мне показалось важным поделиться ею с другими. Когда я была больна, мне предлагали только одну историю. Мне говорили, что я больна, что эта болезнь — врожденная, что она останется при мне на всю жизнь, и поэтому единственное, что я могу сделать — это научиться с ней жить. Такая история мне не понравилась. Такая история не придавала мне ни мужества, ни сил, ни надежды, тогда как мне больше всего были нужны как раз мужество, сила и надежда. От этой истории мне лучше не становилось. К тому же в моем случае эта история не отражала действительности. Однако это была единственная история, которую мне предложили.

Выздоровев, я выучилась на психолога. Благодаря полученному образованию я поняла, что, даже если не говорить о моей частной истории, есть множество других историй, которые можно предложить людям с диагнозом «шизофрения», и людям, которые живут и работают рядом с таким больными. Поэтому я прибавлю к этим историям немного своих. Эти истории не всем подойдут. Жизнь очень велика и сложна, для нее нельзя найти единого решения. Легко найти решение математического примера, действительность же не поддается расчету. Поэтому ни одна из моих историй не содержит единственной, великой, общезначимой истины. Но все истории — правдивы.

ИСТОРИИ ПРО ПОМРАЧЕНИЕ

Туман и драконы, железо и кровь

Начиналось все постепенно и тихо, почти незаметно. Как будто в ясный солнечный день медленно наползала туманная дымка. Сначала солнце заслоняет прозрачная пелена тумана, она понемногу сгущается, но солнце еще продолжает светить, и только когда солнце скрылось, в воздухе повеяло холодом, а птицы перестали петь, ты неожиданно замечаешь, что происходит вокруг. Но тут оказывается, что все окутано туманом, солнце исчезло, и все ориентиры на глазах исчезают из вида. Ты понимаешь, что уже не успеешь найти дорогу домой, потому что всюду стоит густой туман, в котором не видно ни зги. И тут тобой овладевает страх. Потому что ты не можешь понять, что произошло и почему так случилось, и как долго это продлится, но видишь, что ты осталась одна, что ты заблудилась и боишься, что уже никогда не найдешь дороги домой.

Я не знаю ни когда, ни как это началось, но помню, что страх появился у меня, когда я училась в средней школе. Страшного было еще не так уж и много, и страх был не слишком велик, но я уже почувствовала что-то неладное. Я всегда была тихой, воспитанной, старательной девочкой, ни с кем особенно не водилась, любила в одиночестве помечтать. У меня было несколько подружек. С одной девочкой, моей лучшей подругой, мы были очень близки, но большой компании у меня никогда не было. В младших классах дети меня невзлюбили и не принимали в свою компанию. Неприязнь классных товарищей не переходила в грубые выходки, она проявлялась тихо, в тех повседневных мелочах, которые незаметно убивают твою веру в себя: с тобой просто никто не дружит, никто не приглашает разделить общее веселье, тебя всегда оставляют одну, словно так и надо.

В средних классах мне отчасти тоже пришлось испытать нечто в этом роде. То у меня вдруг в волосах оказывалась жевательная резинка, то компания школьников уходила, стоило мне только войти в помещение, другие отодвигались от меня или громко смеялись надо мной. Коллективные задания, которые нужно было выполнять, работая в группе, были для меня кошмаром, и переменки я часто простаивала в одиночестве. Это началось давно и продолжалось долгое время, но постепенно я начала замечать, что все чаще остаюсь одна и что мое внешнее одиночество начинает проникать мне в душу. Что-то такое случилось в моей жизни, после чего мое одиночество изменилось: теперь я была одинока не только потому, что не с кем было общаться, а потому что общению мешал поднявшийся туман, и одиночество стало частью меня самой.

В школе я продолжала получать хорошие отметки. Я встречалась с лучшей подружкой, ходила в кино, подрабатывала бэби-ситтером1, рисовала, занималась живописью и слушала музыку. Я улыбалась, строила планы на будущее. Но при этом я стала чаще гулять по вечерам, долго бродила, погруженная в мысли обо всем и ни о чем, иногда уходя далеко от дома, и порой почти начисто забывала, где же в это время бродила. Я часто думала о смерти, в разгар лета залезала на гору с трамплином и воображала себе, как бы я полетела с вершины и приземлилась бы в другом месте, где-нибудь там, откуда уже не возвращаются обратно. Кажется, чуть ли не в каждом сочинении, которое приходилось писать в средней школе, за исключением разве что конкретных фактографических заданий, я кого-нибудь убивала. Впрочем, даже задания на конкретную тему получались у меня очень мрачными. Я стала еще молчаливее и много слушала музыку. Я много читала, зачастую очень тоскливые и тяжелые книги, наверное, слишком тяжелые для четырнадцатилетней девочки. «Лужайка для отбеливания холстов» и «Птицы» Терье Весоса2, Кафка и Достоевский. Я стала страшно взрослой и страшно ребячливой, и сама не могла понять, кто же я на самом деле. В девятом классе я попросила себе в подарок на рождество учебник латинского языка и пупса. Мои мысли все больше и больше запутывались, я увлеклась писанием дневника и много копалась в себе.