А. Минаева - «Много писать мне мешали бои…»: фронтовые записи 1941-1945 годов

• Название: «Много писать мне мешали бои…»: фронтовые записи 1941-1945 годов
• Автор: А. Минаева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-98379-053-6

Серия «Народный архив» посвящена «неофициальным» письменным источникам, отражающим особенности повседневной жизни и обиходной культуры жителей Обь-Иртышского Севера в XX в. В рамках серии предполагаются издания памятников бытовой письменности; своды материалов по социальным и профессиональным группам, по локальной истории, истории семей и родов и т. д. Сборник «„Много писать мне мешали бои…“: фронтовые записи 1941–1945 годов», посвященный шестидесятилетию победы в Великой Отечественной войне, открывает яркий и разнообразный мир бытовой письменности военного времени.

---

<паренька – зачеркн> и героя приветили

за победу не зря

И привольно и радостно

он провел свой денек

И хорошую девушку

_______________________________________

полюбил паренек

Поздно вечером встретились На крылечке они Говорит она милому «Ты меня извини»

Написала по глупости Но попрежнему я Очень сильно люблю тебя И на веки твоя Отвечает ей с гордостью Молодой паренек Между нами все кончено И погас огонек Ты любовь мою верную Променяла на ложь Ковыляй понемножечку Как-нибудь проживешь за победу не зря И привольно и радостно он провел свой денек И хорошую девушку полюбил паренек

Если в переделке «Спят курганы темные» неверность девушки была обусловлена (хоть отчасти) «быстрокрылым» временем, метаморфозами, происходящими с человеком и его чувствами, то в наших вариантах переделок «Огонька» мотив измены оказывается экспозицией сюжета.

Переделки иронически опровергают возвышенную символику Исаковского («И пока за туманами / Видеть мог паренек, / На окошке на девичьем / Все горел огонек»): «Не успел на окошечке / Промелькнуть огонек»; «Неуспел за туманами / скрыться наш паренек». В вариантах песни «уж другой паренек» может вообще не появляться50. В наших текстах появившийся на том же самом «крылечке» («пароге») новый и весьма «эффектный» избранник («С золотыми погонами», «В Повседневных погончиках», «С папиросой в зубах», «с попироской в зубах», «счастливой улыбкою на веселых устах», «с хорошей улыбкою») подготавливает и отчасти (по крайней мере, контекстуально) оправдывает то испытание любви, ту проверку чувств (своего рода «жестокий эксперимент»), которую предпринимает герой песни.

Песня моделирует более чем актуальную для войны жизненную коллизию: может ли сохраниться любовь, если возлюбленный вернется с фронта калекой? Невзирая на то, есть ли в вариантах песни образ «другого паренька» (то есть собственно мотив реальной измены), песня в целом дает однозначный ответ: калеку любимая ждать не будет. Формула «ковыляй потихонечку» («ковыляй понемножечку»), по сути дела, символически репрезентирующая этот песенный сюжет, впоследствии перешла в речевой обиход в качестве цитаты. «Ключевой» эпизод сюжета – возвращение паренька целым и невредимым в «свой родной городок», встреча с бывшей любимой и «с гордостью» произнесенный отказ-посрамление:

Ты любовь мою верную

Променяла на ложь

Ковыляй понемножечку

Как-нибудь проживешь

(блокнот Короля).

Примечательно, что в варианте из блокнота Чурбанова мотив встречи с любимой девушкой отсутствует, зато повествование не останавливается на осуждении девушки и прощании с бывшей любовью. Героя «приветили» «все родные друзья», он не оставлен один на один с бывшей любимой. Он «привольно и радостно <…> провел свой денек», и находит новую – надежную и верную – любовь: «И хорошую девушку / полюбил паренек».

Песня «Ковыляй потихонечку…» была необычайно популярна на фронте, приобретя множество версий и вариантов, как устных, так и письменных. История письма мнимого калеки перешла и в прозаическое бытование Так, Л.H. Пушкареву удалось зафиксировать на фронте три рассказа, основанных на данной сюжетной схеме51.

Существовали и другие (песенные и поэтические) отклики на «Огонек» М. Исаковского, в которых отсутствовал и мотив измены, и ситуация испытания любви фиктивным письмом. Открытость поэтической модели «Огонька» Исаковского вела к возможности продолжить песню, и такие «продолжения» существовали:

Стихли залпы последние,

И легла тишина,

За Берлином победою

Завершилась война.

Возвращался с позиции

Молодой паренек,

Помню девушку милую,

Золотой огонек.

Шел дорогой знакомою,

И шагалось легко,

Зная, что девушка милая

Ожидает его.

Поздно к дому заветному

Подходил в темноте,

Засветился приветливо

Огонек в том окне.

Нежно девушка встретила

Молодого бойца,

Обнимала любимого

На ступеньках крыльца.

Были веселы, радостны

Под счастливой звездой

И любимая девушка,

И боец молодой52.

Трудно сказать, насколько широко бытовали такие тексты. Судя по всему, наибольший массовый успех выпал на долю самого «Огонька» Исаковского и переделке про мнимого калеку. Л.H. Пушкарев, наблюдавший за бытованием песенной традиции на фронте, говорит о равной распространенности и самого «Огонька», и «Ковыляй потихонечку», и «продолжений»: «И вот что показательно: бытование подобного рода вариантов [речь идет о песнях с мотивом измены – А.М., О.Н.] никак не повлияло на популярность песни „Огонек“ и тех продолжений и ответов на нее, которые воспевали верность постоянство и взаимную любовь. Бытовали и те и другие отклики на „Огонек“, равно как и сама песня продолжала оставаться одной из самых популярных среди молодежи в послевоенные годы»53. Скорее всего вслед за переделкой «Огонька», а возможно, и параллельно с ней возникла песня, основанная на той же сюжетной схеме, но разработанная в ритмико-интонационной (в частности, с использованием трехстопного анапеста) и жанровой традиции жестокого романса:

Этот случай совсем был недавно,

В Ленинграде вот в эту войну.

Лейтенант с Украинского фронта

Пишет письма жене молодой:

«Я сейчас уж больной и калека,

Нету рук, нету ног у меня.

Они честно служили для фронта,

Для защиты родимой страны.

Нас за это страна наградила,

И приветливо встретила мать.

Неужель ты меня позабыла,

А калеку не выйдешь встречать».

Вот письмо от жены получаю,

Написала она как-то мне:

«Ты приедешь домой, как колода,

Только будешь в постели лежать,

А мне всего еще лишь тридцать три года,

Ты не сможешь со мной танцевать».

А внизу, смотрю, что-то другое,

Это почерк совсем был другой,

Это почерк был родной дочурки,

И зовет она папу домой:

«Милый папочка, мамы не слушай,

Приезжай поскорее домой.

Буду встрече с тобой очень рада,

Буду знать, что мой папа живой».

Вот уж поезд к вокзалу подходит

И тревожный гудок подает.

Лейтенант из вагона выходит

И спокойно он к дочке идет.

«Милой папочка, что же такое?

Руки целы и ноги целы,

Орден Ленина гордо сияет,

Расположен на левой груди».

«Обожди, все, дочурка, узнаешь.

Эта мама – совсем нам чужая,

Так не будем о ней вспоминать».

Этот случай совсем был недавно,

В Ленинграде вот в эту войну.

Лейтенант с Украинского фронта

Разводился с женой молодой54.

В романсовой версии история мнимого калеки практически во всех вариантах предстает без мотива измены; новый избранник не фигурирует даже в ответном письме жены, и «жестокий эксперимент» испытания любви представлен в чистом виде. В соответствии с жанровыми особенностями жестокого романса история подается как реальный случай, правда, по-разному локализованный в вариантах и обладающий разной атрибутикой55: «Этот случай совсем был недавно» – самый распространенный зачин, по которому, собственно, и узнается песня. Ср. с «Это было совсем недалеко» (№ 7). Временные и пространственные характеристики могут быть разными: «В Сталинграде той прошлой зимой» (№ 4); «В Ленинграде, вот этой войной» (№ 5) и т. п. Герой песни по-разному идентифицируется, но почти всегда он является офицером: «Лейтенант Украинского фронта» (№ 7); «капитан» (№ 4) и письмо жене чаще всего пишет «после жаркого боя» (№ 4, 5). В отличие от переделок «Огонька», где увечья парня обычно изображаются (с вариациями) как «Оторвало мне ноженьку / Обожгло мне лицо» (блокнот Короля); офицер в рассматриваемом романсе описывает себя как полного калеку, мало того, и называет себя именно так: «Дорогая жена, я – калека: / Нету правой руки, не ту ног» (№ 4); «Дорогая жена, я калека, / Нету рук, нету ног у меня» (№ 6) и т. д. В переделках «Огонька» ответ девушки всегда содержит формулу «любви больше нет» и мотив встречи с «другим»: «И подруга ответила / Что любви больше нет / Я с другим повстречалася / вот тебе мой ответ» (блокнот Чурбанова) – даже сюжет не подразумевает изображения этого «другого». Романс моделирует жизненную коллизию в чистом виде: можно ли любить калеку? В некоторых вариантах жена может говорить о письме мужа, которое стало причиной ее «вольного» поведения: «Милый муж, я письмо получила, / Но не знаю, чего отвечать. / Оно сильно меня огорчило, / И от горя я стала гулять» (№ 4). Мотива «гулянья» с горя может и не быть, зато всегда в вариантах сформулирована главная причина огорчений жены:

Мне еще двадцать пятый годочек,

Я умею гулять, танцевать,

Ну а ты же приедешь калекой,

Только будешь в постели лежать (№ 4).

Как правило, здесь появляется топика «веселой» молодой жизни. Интересно, что варианты дают большое разнообразие формулировок, отсылающих вообще к фольклорному тезаурусу описаний «жизненного веселья»: «Ты не сможешь со мной танцевать»56; «Я умею гулять, танцевать» (№ 4); «Мне бы только гулять, танцевать» (№ 5); «В силах я танцевать и играть» (№ 6); «И мне нужно гулять танцевать» (№ 7). В отличие от переделок «Огонька», где увечье – причина того, что девушка разлюбила (неважно, в письме или наяву) «паренька» (хотя ее «неверное» поведение может этому и предшествовать), в романсе сталкиваются две концепции любви: любовь – «веселье» и любовь – «забота». Второй тип любви воплощен в «каракулях» «любимой дочурки». Кульминацией сюжета, собственно, и является тот момент, когда офицер читает сентиментально-трогательные обещания дочери: