Розмари Черчилл - Дочь Генриха VIII

• Название: Дочь Генриха VIII
• Автор: Розмари Черчилл
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00001-2

У российского читателя всегда был велик интерес к истории, историческим событиям и личностям. Издательство «КРОН-ПРЕСС» решило внести свою лепту и порадовать любителей истории публикацией ранее не переводившихся на русский язык исторических романов, объединив их в серию «Кровь королей».

Роман американской писательницы Розмари Черчилл знакомит нас с судьбой дочери английского короля Генриха VIII от его брака с Екатериной Арагонской. Впоследствии она становится королевой Англии Марией Тюдор — одной из самых одиозных фигур в английской истории, известной под именем Марии Кровавой.

---

За этим последовало молчание. Анна и сама была ошеломлена значительностью своего предложения. Таковых не делала до нее ни одна из королев Англии. Но и ни одной другой королеве не приходилось прибегать к любому оружию, которое только могла придумать ее изворотливость, чтобы прорубить себе путь через непроходимые дебри, изобиловавшие опасностью.

Мария заговорила, и ее холодный как лед голос вмиг похоронил все ложные надежды:

— Я считаю женой короля свою мать. И я не отказалась бы вернуться ко двору как принцесса Мария, законная наследница моего отца.

На какое-то время Анна онемела, не веря своим собственным ушам. Эта пигалица, эта плутовка смеет диктовать свои условия! Значит, все прошедшие годы надо зачеркнуть и вернуть ей и ее матери былую славу. А она, как какая-нибудь наложница, должна, видимо, кануть в Лету вместе со своим якобы незаконнорожденным ребенком. Наглость, чистейшей воды нахальство! Никогда еще Анне не хотелось так броситься на своего противника, рвать его зубами и ногтями. Никогда не приходилось ей так сдерживать свой в общем-то достаточно спокойный нрав. Но вести себя сейчас, как вульгарная торговка, значило бы только добавить последние капли к и без того переполнявшему ее чувству униженности. Лишь легкий румянец на ее высоких скулах выдал бушевавшие внутри чувства, и нужно было быть очень внимательным наблюдателем, чтобы заметить, что за безжизненной маской скрываются с трудом сдерживаемые слезы. Ответ ее являл собой высший пример показного безразличия:

— Вы сделали свой выбор, но боюсь, что вы пожалеете об этом. Мне, впрочем, все равно. Я приехала сюда сегодня преисполненная милосердия и доброй воли, надеясь, что смогу помочь вам. Пройдет не так много времени, и у меня будет сын… — Она высоко подняла подбородок, пока глаза Марии скользили по ее точеной фигуре. — И тогда ваше нынешнее и так приниженное положение сойдет вовсе на нет. Я предупреждаю вас, король все равно подчинит вас своей воле, а запоздалые сожаления о вашем сопротивлении не изменят ни на йоту его решения. Но пусть все это падет на вашу голову. — С каким-то тайным всплеском сумасшедшего юмора она отметила про себя, что поговорка «последнее слово всегда должно оставаться за сильным» оказалась правильной.

— Вы позволите мне удалиться, мадам? — На губах Марии играла улыбка жестокого превосходства молодости, от которой натянутые нервы Анны вконец сдали.

— О да, убирайся с моих глаз раз и навсегда. — Взмахнув атласными юбками, она повернулась на высоких каблуках и отошла к окну, демонстрируя своей спиной полное безразличие. Мария тихо выскользнула из комнаты. Анна приложила горящую щеку к стеклу, ожидая, пока утихнет бушующий в ней шторм, чтобы уступить место полному безразличию. Ну что же, хитрая уловка брата оказалась бесполезной. Будет даже интересно посмотреть, как он будет выглядеть, когда она расскажет ему о провале его плана, — если не учитывать, что самой ей сейчас смеяться совсем не хотелось. Как же глупы они оба были, если могли вообразить, что девятнадцатилетняя приверженность чему-то может быть легко обменена на какую-то сверкающую пустышку! На секунду она устало подумала о том, каково это жить в шкуре Марии, быть такой уверенной в своей правоте, быть закованной в броню высокой нравственности, чтобы ноги ощущали под собой твердую почву. Не в пример ей, неуверенно, отчаянно бредущей по болоту неизвестности. О, если бы ее отважная похвальба имела какое-то подобие правды, если бы в ее теле зрел эмбрион сына, пусть от кого угодно. Пришла неожиданная реакция, и долго сдерживаемые слезы хлынули по ее дрожащим щекам, разбиваясь крупными каплями по подоконнику, на котором она сидела. Сейчас Анна испытала то чувство полного опустошения и одиночества, которое так было знакомо Марии в течение уже стольких лет.

Близился конец года, катясь к Рождеству. Но дух праздника в этом году более чем когда-нибудь отсутствовал в замке Кимболтон, где постепенно расставалось с жизнью измученное тело Екатерины. Она теперь вообще не вставала с постели, иногда впадая в беспамятство, неизменно уносясь мечтами в детство, где видела себя маленькой девочкой при испанском дворе, окруженной семьей, вечно юной. Хрупкая, но уверенная в себе мать, красивый, гуляющий на стороне отец, ее единственный брат, столь прелестный в младенчестве, но так и не достигший зрелости. Вокруг нее были ее сестры, уже тогда окруженные призраком сумасшествия и преждевременной смерти.

Но даже более живо, чем эти любимые образы, на нее накатывали запахи миртов, померанцев и апельсинов, аромат тысяч цветов, звон дворцовых фонтанов и свет обжигающего солнца. Было невероятно тяжело очнуться от всех этих запахов и цветов и очутиться в грубой реальности продуваемого сквозняками негостеприимного замка, окруженного затхлыми болотами и топями, над которым вечно стонет никогда не затихающий ветер.

В начале января Екатерина почувствовала себя немного легче после визита Чапуиза, этого преданного друга, которого ей не разрешали видеть так долго.

— У меня накопилось так много того, что мне надо сказать вам, и так мало времени, чтобы сделать это, — возвестила она ему, когда он сел на краешек ее постели.

— Вашему величеству не пристало говорить подобные вещи. — Как и любой нормальный человек, Чапуиз не принимал явных проявлений болезни или смерти и торопился принести ей свое успокоение: — Ваше недомогание скоро пройдет. Во всем виновата погода, я уверен в этом. Эта ни на что не похожая английская зима. Вы и я, мадам, появились на свет в гораздо более цивилизованном климате. — Он с дрожью посмотрел на то, что открывалось его взгляду через узенькое окошко, где низкое серое небо обещало снег, и с тоской подумал о том, когда же он наконец сможет вернуться в свои теплые края.

Но Екатерину было не так-то просто провести. Она в отрицательном жесте подняла свои теперь оплетенные голубыми венами, некогда такие красивые руки, сейчас скрюченные ревматизмом, и позволила им упасть на покрывало.

— Я знаю, что вы говорите от чистого сердца, но давайте не будем обманывать друг друга. Я верила, что мне хватит сил, чтобы еще раз увидеть вас и поделиться с вами своими тревожными мыслями. — Вид у нее был жалкий. — Мое смертное ложе часто навещают призраки тех, кто из-за меня подвергся страшным казням после непереносимых мук. Мои дорогие друзья, епископ Фишер и Томас Мор. Эти храбрые картезианские монахи. Мои столь же храбрые юные духовники. Их осуждающие лица, кажется, окружают меня. Но они всегда живы в моей памяти. Только я ответственна за их судьбу.

Она вздрогнула от рыданий, и Чапуиз, боясь, что она захлебнется в слезах, воскресил все свои познания в латыни, вдруг всплывшие в его памяти, и, присовокупив к этому искусство дипломата, постигнутое за многие годы, проведенные в чужих странах, попытался облегчить ее страдания.

— Ваше величество, вы ставите себя на место Господа Бога, — ласково пожурил он ее. — Вы не можете отвечать за всех живущих в этом мире. Они сами строят свою судьбу. И наши друзья сами избрали свой путь на эшафот. Они пошли навстречу судьбе по собственной воле. И они были бы очень недовольны, если бы подумали, что к этому их хотя бы слегка подтолкнули вы. Они приняли свою муку с открытым сердцем. Они были подвигнуты к ней не вами, и помните, все они имели возможность избежать этого пути, пока было время. Так надо ли обвинять себя в том, что они сами не захотели сделать этого?

— И все же, если бы я была с самого начала не такой непреклонной, если бы согласилась на расторжение брака, если бы ушла в монастырь или тихо жила в каком-нибудь замке, не было бы разрыва с Римом и нужды в этих страданиях за веру.

Если бы, если бы, если бы! Если бы остался в живых хоть один из сыновей Екатерины; если бы Мария родилась мальчиком; если бы сэр Томас Болейн не лег в одну прекрасную ночь в постель со своей женой и не зачал бы Анну; если бы Анна вышла замуж еще в молодые годы; если бы она не танцевала перед королем в Гринвичском дворце; если бы она не так долго не допускала его к себе…

— Мадам, используя бесконечные «если бы», можно добраться до истоков времен. Но что вы могли делать еще, кроме как поступать по воле Господа, как вы ее понимаете? Для вас было невозможным отказаться от своего брака, чтобы только сохранить мир и спокойствие. Другие могут идти на компромисс, но не вы. — Он немного помолчал и закончил: — И у вас нет дара предвидения. В начале вы не могли предусмотреть конца.

Екатерина кивнула, с лица сошло выражение напряжения. Через мгновение она высказала следующее предположение:

— Я искренне верю, что король не зашел бы так далеко, если бы тогда, девять лет назад, смог предвидеть будущее.

— Я в этом просто уверен, — согласился с ней Чапуиз и смело продолжил: — Ну и кроме всего прочего, о чем он должен сожалеть, какое счастье принесла ему эта его любовница?