Виктория Холт - Исповедь королевы

• Название: Исповедь королевы
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Крон-пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-8317-0161-1

Мария Антуанетта — последняя королева Франции, жена последнего короля Франции Людовика XVI. Ее имя обросло легендами, которые в большинстве своем не соответствуют истинному образу этой женщины, ее жизни.

Виктория Холт написала роман в виде дневника самой Марии Антуанетты. Перед читателем предстает образ любящей жены, заботливой матери четырех детей, которой выпала великая и трагичная судьба.

---

«Могу сказать тебе, что люблю тебя и что у меня есть время только для этого. Не беспокойся обо мне. У меня все хорошо. Я страстно желаю узнать то же самое о тебе. Пиши мне шифром по почте и адресуй письма мсье де Брауну, а во втором конверте — мсье де Гужану. Сообщи, куда мне следует адресовать свои письма, чтобы я могла писать тебе, потому что я не смогу без этого жить. До свидания, самый любимый и любящий из мужчин! Обнимаю тебя от всего сердца…»

То, как с нами обращались, вызывало у меня сильнейшее негодование. Двери моих апартаментов на ночь закрывались на засов, а двери моей комнаты должны были оставаться открытыми. Временами я чувствовала себя безрассудной, временами — смирившейся. Но все же я продолжала переписку с Барнавом.

Наконец появились известия от Акселя. Он хотел приехать в Париж. Перспектива увидеть его приводила меня в восторг, но одновременно и в ужас.

«Это подвергло бы опасности наше счастье, — писала я. — Но ты можешь поверить, что я действительно имею такое намерение, потому что испытываю острейшее желание увидеть тебя».

Я весь день оставалась в своих комнатах, и у меня не было больше желания выходить на улицу. Я проводила время, делая записи.

Дети постоянно находились со мной. Только они давали мне радость и единственный смысл желать продолжения жизни.

Я писала Акселю:

«Они — единственная радость, оставшаяся у меня. Когда мне бывает особенно грустно, я беру моего маленького сына на руки и прижимаю его к сердцу. Это утешает меня».

Национальная Ассамблея подготовила проект конституции и представила его королю для одобрения. Но просить его одобрения было бессмысленным жестом. Ведь король был их пленником. У него не было другой альтернативы, кроме как согласиться.

— Это моральная смерть, — сказала я ему. — Она хуже, чем телесная смерть, которая освобождает нас от наших несчастий.

Он согласился со мной, понимая, что одобрить конституцию значило для него принести в жертву все то, что он отстаивал.

Луи вынудили присутствовать на Ассамблее. Я пошла посмотреть, как он будет произносить речь. Собравшиеся остались сидеть, в то время как он произносил клятву, и это наполнило меня негодованием и печалью.

Когда мы вернулись в Тюильри, он был настолько удручен, что опустился на стул и заплакал. Я обняла его, чтобы утешить, и плакала вместе с ним. Несмотря на то, что теперь я считала, что, если бы он действовал смело и решительно, мы, возможно, избежали бы этого страшного несчастья, я не могла не помнить о его доброте и нежности. Мне пришло в голову, что его добросердечность сама по себе усиливала наши несчастья.

Я писала Мерси:

«Что касается одобрения конституции, то невозможно, чтобы хоть один мыслящий человек не понял, что, как бы мы ни поступили, мы несвободны. Однако очень важно, чтобы мы не давали повода для подозрений этим чудовищам, которые окружают нас. Как бы ни повернулось дело, спасти нас могут только иностранные державы. Мы потеряли армию; мы потеряли деньги. В этом королевстве не существует силы, которая могла бы сдерживать вооруженные народные массы. Даже самих вождей никто не слушает, когда они пытаются заговорить о порядке. Таково то прискорбное положение, в котором, мы очутились. Прибавьте к этому то, что у нас нет ни единого друга, что весь мир предал нас: некоторые — из-за ненависти, другие — из-за слабости и честолюбия. Даже меня саму довели до того, что я испытываю ужас перед теми днями, когда нам дадут хотя бы некоторое подобие свободы. По крайней мере, ввиду того бессилия, на которое нас обрекли, у нас нет причины упрекать самих себя. В этом письме вы найдете всю мою душу…»

Позже я писала:

«Горе прежде всего заставляет человека осознать, что он собой представляет. В жилах моего сына течет моя кровь, и я надеюсь, что наступит день, когда он покажет, что достоит быть внуком Марии Терезии».

В действительности я стыдилась того, что мне пришлось вступить в переговоры с Барнавом. Я была неискусна в этом отношении. У меня не было желания жить иначе, как только честно.

Акселю я писала:

«Было бы благороднее отказаться одобрить конституцию, но отказ был невозможен… Позволь мне уведомить тебя о том, что проект, который был принят, является самым нежелательным из многих. К этому нас вынудили глупости, совершенные эмигрантами. Одобрив его, мы не должны были оставить ни малейших сомнений в том, что это одобрение было, чистосердечным».

Все это делало меня очень несчастной. Я думала о том, что моя матушка не одобрила бы моих действий. Но ведь она никогда не оказывалась в таком положении, в котором я теперь находилась. Она никогда не ехала из Версаля в Париж и из Варенна в Париж в окружении завывающей, кровожадной толпы.

Результаты одобрения королем конституции сказались немедленно. Из Тюильрийского дворца убрали строгую охрану. Больше не было охраны возле моих апартаментов. Мне позволили закрывать дверь моей спальни и спать спокойно.

Мы одобрили революцию, и нас больше не оскорбляли. Когда мы выходили на улицу, я слышала, как люди кричали «Да здравствует король!» и даже, что было самым необычным, «Да здравствует королева!».

Стоял февраль — самый разгар холодной, жестокой зимы. Я была одна в своей спальне на первом этаже, когда услышала чьи-то шаги. Я в ужасе вскочила. Ведь несмотря на то, что отношение к нам изменилось, я никогда не могла быть уверена, не появится ли в действительности одна из тех фигур, которые играли столь значительную роль в моих ночных кошмарах, с окровавленным ножом в руке, чтобы сделать со мной то, чем мне угрожали уже много раз.

Дверь моей комнаты была открыта, и я пристально всматривалась в проем. Я подумала, что сплю. Это было невозможно. Я сразу же узнала его, несмотря на то, что он изменил внешность. Ему никогда не удавалось обмануть меня. В ту минуту я чувствовала только радость — полнейшую, неподдельную радость, чувство, которое, как я думала, я никогда больше не испытаю.

— Аксель! — воскликнула я. — Это невозможно!

Он засмеялся и сказал:

— Разве ты не можешь поверить своим собственным глазам?

— Но прийти сюда…! Ах, это же опасно! Ты должен немедленно уйти!

— Радушный прием, нечего сказать! — со смехом ответил он. Манера, в которой он обнимал меня, свидетельствовала о том, что у него не было намерения покидать меня.

Я могла только льнуть к нему и не думала в тот момент о том, что привело его сюда, как он пробрался ко мне — ни о чем, кроме того, что он был тут.

Я была ошеломлена. Человек не может легко перейти от глубины отчаяния к вершинам счастья, и я сказала ему об этом. Я плакала и смеялась. Мы были вместе и на время отгородились от целого мира печали и ужаса. Такова была сила нашей любви.

Позже я узнала о его фантастических приключениях. Он писал мне: «Я живу только для того, чтобы служить тебе». И он был искренен.

Он добыл фальшивый паспорт, на котором подделал подпись короля Швеции. Предполагалось, что обладатель этого паспорта едет с дипломатическим визитом в Лиссабон. Паспорт был изготовлен для его камердинера, который играл роль господина, имевшего миссию в Лиссабоне, в то время как сам Аксель изображал его слугу. Бумаги не слишком тщательно проверяли, и они без особых трудностей добрались до Парижа. В Париже он остановился у друга, готового рисковать, помогая ему.

— Как только стемнело, — сказал он, — я пришел во дворец. У меня еще остался ключ, и я нашел неохраняемую дверь. И вот я пришел к тебе.

— Ведь они знают, что это ты помог нам бежать. Это же безумие!

Да, это было безумие — божественное безумие! И я не могла не радоваться его приходу.

Аксель оставался со мной всю ночь и весь следующий день. Вечером того дня я попросила Луи прийти в мои апартаменты, сказав ему, что его желает видеть старый друг.

Когда Луи пришел, Аксель с нетерпением рассказал ему о плане, который он задумал для следующего побега.

— Мы должны учиться на ошибках прошлого! На этот раз все должно закончиться успешно! — сказал он.

Луи покачал головой.

— Это невозможно.

— Может быть, следует попытаться? — предложила я.

Но я заметила упрямое выражение на лице моего мужа.

— Мы можем поговорить откровенно, — сказал он. — Меня обвиняют в слабости и нерешительности, но, поскольку еще никто и никогда не был в моем положении, нельзя сказать, как бы они стали действовать на моем месте. Я упустил подходящий момент для того, чтобы уехать. Этот момент наступил еще раньше, чем мы попытались бежать. Вот тогда-то и надо было действовать. С тех пор я так и не нашел другого такого момента. Все покинули меня.

— Но только не граф де Ферсен! — напомнила я ему.

Он грустно улыбнулся.

— Это правда. И я никогда не забуду о том, что вы сделали для нас. Друг мой, вокруг дворца расположилась Национальная гвардия. Это будет безнадежная затея, и поскольку положение еще ухудшилось из-за нашей первой попытки, то новая попытка лишь еще больше осложнит его.