Борис Горин-Горяйнов - Федор Волков

• Название: Федор Волков
• Автор: Борис Горин-Горяйнов
• Издательство: Ярославское книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1956

Роман-хроника посвящен жизни и творчеству Федора Григорьевича Волкова (1729–1763), русского актера и театрального деятеля, создателя первого постоянного русского театра.

---

Многие старцы плакали. Прослезился неоднократно и преосвященный. Он несколько раз в течение действа привставал со своего седалища, пугаясь воя нечистых.

Дьякон просверлил пальцем дырочку в холщевой скале и в свободное от мехов время наблюдал за смотрителями, так как самого действа ему все равно было не видно.

Когда архиерей трусил нечистых, дьякон злорадно бормотал:

— Ага! Спужался, греховодник старый! Пожди, вот ужо они тебя…

Представление длилось не менее двух часов. Кончилось оно чинно, исподволь, без сутолоки и недоразумений. Просто сцена опустела, музыка замерла, свет притемнился. Как будто ничего и не было.

Все сидели в молчании и не хотели верить, что все уже кончилось. Не хотелось уходить. А може еще что будет?

О. Иринарх, пошептавшись с архиереем, обратился к смотрителям:

— Конец, и богу слава. Плескать в ладоши разрешается.

Комедийная хоромина задрожала от дружных хлопков. Многие, вероятно, проделывали это впервые в жизни.

— Идите с миром, православные, — выпроваживал архимандрит смотрителей, — боле не будет ничего, до другого раза.

Смотрители начали выходить из хоромины. Звонари с соборной колокольни, увидав высыпавшую толпу, решили, что сейчас появится преосвященный, и радостно затрезвонили во все. Однако архиерей и не думал трогаться с места. Собравшаяся вокруг него и воеводы группа местной знати обсуждала событие.

— Ай-ай-ай!.. Колико жалостно и колико назидательно… — говорил преосвященный, сокрушенно покачивая головой. — Весьма достохвально, отец архимандрит… Прими благословение мое…

О. Иринарх, счастливый, облобызал руку пастыря.

— Полезное дело и того… дело полезное… и того… весьма полезное, — с трудом преодолевая одышку, пыхтел толстый воевода.

— Нарочито искусно слажено все действо, без погрешения противу правил декламаторских, — хвалил и помещик Майков.

О. Иринарх признался, что успеху комедии содействовали не одни питомцы академии, а также и некое число «вольных робят» или бывших питомцев, как, например, купеческий сын Федор Волков и другие.

— По маломощности и слабости академии, еще не окрепшей, — добавил он в свое оправдание.

И архиерей и воевода были несколько удивлены таким сообщением.

— Понеже ко отправлению действ комедийных особые таланты потребны, коими от бога не все семинаристы наделены, ко прискорбию, — вздыхал о. Иринарх.

— Вот на! — вырвалось у архиерея. — Како же обретошася таланты отныне у людей с воли, лишенных света просвещения?

— Произволением божиим, владыко, полагаю, — разъяснял архимандрит. — Ко всему оному, робята сии имеют нарочитую приверженность к лицедейству. Паки и опыт некакий, сноровку, приобретенную от допрежь бывых комедийных отправлений в сарае волковском… Також и в покоях купца Григория Серова, сродственника их.

— Того… удивления достойно, — сопел воевода. — Как? Дети купецкие и того? Кто еще там? Народ простой? Малограмотный и того… темный?… Заслуживает отмеченным быти…

— Не во всем точно, глубокочтимейший Михайло Андреич, — заговорил спешно о. Иринарх. — Братья Волковы не лишены света просвещения. Они, кажись, все посещали нашу академию своекоштными. Старший, Федор, окромя того, проходил славную Московскую Заиконоспасскую академию, довершал науку в Санкт-Петербурге, отменно маракует по-латыни и немецкому, обладает нарочитыми знаниями и талантами. Двое или трое из его работников понаторели вокруг братьев. Також в дело с пользою употребляемы быть могут. Иконников, бывый семинарист, за отсутствием духовной дьяческой ваканции, ноне иконописным делом займается, сидельцем состоит в иконной лавке дяди своего, вам известного. Також и по першпективному письму добре маракует. Сие сооружение в живописной части — дело рук его. Шумской, что Вельзевула отправлял, книгочей и искусник по волосяной части, ибо по рукомеслу есть брадобрей.

— Да сколько ж оных ненашенских персон у тебя, архимандрит? — спросил преосвященный.

— Да персон до семи будет, владыко. Половина с с залищком из оных могут почитаться нашинскими, по сопричастности их к академии нашей.

— Тогда допустимо… невозбранно, архимандрит, — согласился архиерей.

Федор Волков, дожидавшийся за своим прикрытием, когда уйдут собеседники, хотел незаметно проскользнуть сторонкой. О. Иринарх перехватил его и под руку подвел к начальствующим особам.

— Вот оный Федор Григорьевич Волков. Рука моя правая в день нонешний. Своими талантами мусикийными и иными отменно содействовал благолепию комедии отправленной.

Начальство благосклонно познакомилось с молодым купцом. Его подробно расспрашивали о Петербурге, о тамошних комедийных делах, о его намерениях в будущем.

Федор признался, что имеет нарочитое пристроение к театру и намерен дело сие не оставлять.

Помещик Майков отвел его в сторону, познакомил с дочерьми и племянницей. Пригласил Федора навестить в своей усадьбе.

— Дабы побеседовать без помехи о предметах, равно интересующих нас обоих, — многозначительно подчеркнул помещик.

Федор дал слово заглянуть на досуге. Григорий Серов ждал Федора у выхода. Пошли домой вместе.

— Что ж, Федор Григорьевич, компанию комедиантскую потребно сколачивать? — обратился купец к Федору полувопросом.

— За компанией дело не станет, — отвечал Федор. — С пристанищем для компании потруднее будет. Сарай что ли свой приспособить пока что?..

— Сарай и у меня, почитай, без надобности стоит, просторнее твоего. К зиме можно в покои ко мне перебраться. В зале перегородку сломаю. Для избранных смотрителей довольно места найдется.

— То-то и есть, что не об избранных должны быть наши думки, — заметил Волков. — Шире потребно взглянуть на дело, как на общее, на всейное…

— А приспело ли время сему?

— Подтолкнуть невозбранно время оное, дабы не мешкало зря, — улыбнулся Федор.

Условились свидеться вечерком и потолковать пообстоятельнее.

Всейная комедийная хоромина

Колесо завертелось. Со свойственной ему горячностью Федор Волков принялся за организацию «всейной комедийной хоромины», как он называл будущий театр. Свой большой сарай вычистил и привел в порядок. Соорудили временную сценку для проб, где неотложно приступили к разучиванию «Хорева», которым уже все бредили. По сговору с Григорием Серовым, самую хоромину решили оборудовать в его кожевенном каменном сарае. Так как и этот сарай был недостаточно вместителен, к тому же низок, Серов решил пробить стенку и пристроить к сараю особое легкое помещение для сцены — повыше.

Оба сарая стояли на задворках и были разделены узким, грязным переулком. В этот переулок, прямо на волю, спускали отработанные заводские «воды», сваливали всякий мусор, издававший сильное зловоние.

Возникла настоятельная необходимость привести этот переулок в порядок. Для стока вод выкопали узкие канавки, лужи засыпали кожевенной стружкой и песком, перекинули через канавки пешеходные мостики. В заборах прорезали одну против другой две широкие калитки, соединившие дворы Волковых и Серова. Расстояние между сараями было не шире четырех-пяти шагов.

Пока оборудовался театр, волковская компания не дремала. «Хорев» господина Сумарокова был вызубрен назубок. Ребятам не терпелось, они торопили с назначением для открытия хоромины, сами все, без исключения, участвовали в оборудовании «своего собственного» театра. Ежедневно и даже еженощно на постройке можно было видеть копошащихся охочих комедиантов. Они носили доски, убирали мусор, заравнивали ухабины, таскали песок и засыпали им неприглядные углы и закоулки. Остановка была за сценой, готовой только вчерне, да за декорациями, изготовлявшимися собственноручно Федором Волковым и Иваном Иконниковым. В этом деле им мало кто мог помочь, а сами они были завалены работой по горло. Сцена, даже как она выглядела сейчас, голая и щелястая, приводила ребят в восторг, — было где развернуться…

Первое представление «Хорева» было закрытым и состоялось утром в будничный день. Все происходило так, как если бы сарай был переполнен смотрителями. Много места было отведено музыкальной части.

Первоначально Федор думал рассадить обученных им гусляров и волынщиков, под началом Григория Волкова, на виду у смотрителей, впереди занавеса, как он это наблюдал в итальянской опере. Но затем он решил сделать так, чтобы музыка доносилась невидимо и чтобы появление ее всякий раз было чем-то жизненно оправдано: или это играют гусляры в предполагаемых смежных покоях, или гусляры и дудочники будто бы проходят мимо, тоже невидимые. Во втором случае музыка должна была сначала доноситься тихо, постепенно нарастать и затем так же постепенно сходить на нет, теряясь вдали. Два раза гусляры вместе с дудочниками, одетые каликами-перехожими, открывали начало действия, расположившись на сцене. Спустя некоторое время, не переставая играть, они удалялись в глубину театра и скрывались из поля зрения. В этих случаях музыканты действовали купно с хором, особо обученным. Подпевали также и сами. Помимо этого, хор действовал и самостоятельно, очень тихо, где-то вдали. У Волкова была вполне определенная мысль — сообщить мало жизненной и мало действенной, по его мнению, трагедии недостающую ей оживленность, внести какие-то черты народного быта, движения и этим ослабить сугубо декламаторский характер представления.